Отправлено: 20.03.17 16:47. Заголовок: Волею судьбы (без комментариев).

"Волею судьбы".

Vitael
автор

Ona_Svetlana (Светлячок)
бета

Основные персонажи:Атенаис де Монтеспан, Анжелика, Жоффрей де Пейрак, Людовик XIV.
Пэйринг:Атенаис/Пейрак/Анжелика
Рейтинг:R
Жанры:Романтика, Драма, Психология, Философия, AU, Исторические эпохи, Любовь/Ненависть
Размер:планируется Макси
Описание:Граф с молодой женой прибывает в Париж после визита в Отель веселой науки короля Людовика XIV...
Посвящение:Девочкам с форума http://angeliquemarquise.forum24.ru, которые помогали бесценными советами и замечательными идеями.
Эпиграф: Люди и сами отлично умеют творить зло, без какого бы то ни было вмешательства дьявола.
Джоанн Харрис "Персики для месье кюре".

В тексте использованы цитаты из романов А. и С. Голон.

 Отправлено: 09.04.17 20:23. Заголовок: Глава 16. Анжелика. ..

Глава 16. Анжелика. Отель Ботрейи (продолжение).

Когда карета маркиза де Монтеспана подъехала к дому графа де Пейрака, Анжелика на мгновение застыла, а сердце ее пропустило несколько ударов: девушке вдруг показалось, что она уже видела эти ворота из светлого дуба, освещенные солнцем… Только когда и где, она никак не могла вспомнить. Словно грезя наяву, Анжелика представляла себя обладательницей подобного особняка с роскошными воротами, подъездом для карет, конюшнями, кухнями и помещениями для прислуги. Ей хотелось, чтобы позади дома был сад, украшенный апельсиновыми деревьями, цветником и уютными, увитыми розами беседками...

Дом, который Анжелика увидела за оградой, казалось, был построен совсем недавно. Строгий фасад с очень высокими окнами, неокрашенные светлые стены, балконы из кованого железа, четкий рисунок черепичной крыши с закругленными чердачными окнами — все это отвечало моде последних лет. Лепной гербовый щит над воротами на секунду привлек ее внимание, но рассмотреть его поподробнее она не успела - карета уже катила по подъездной дорожке к дому.

Соблюдая крайнюю осторожность, Анжелика помогла маркизу извлечь из экипажа поминутно чертыхающегося графа де Лозена, после чего с замиранием сердца поднялась по мраморным ступеням крыльца. Каждая деталь этого светлого дома, наполненного гармонией, приводила ее в восторг. Плавные линии кованых решеток балконов и перил, напоминающие изгибы виноградных лоз, резные золоченые деревянные фризы, обрамляющие массивы мрамора, широкие оконные проемы, застекленные прозрачными, а не цветными стеклами... Повсюду были статуи и бюсты, каменные животные и птицы, олицетворяющие добрых духов счастливого домашнего очага.

- Настоящий рай, - прошептала Анжелика, в душе удивляясь, что это архитектурное чудо принадлежит графу де Пейраку. Она была готова увидеть все, что угодно: мрачный особняк в готическом стиле с узкими бойницами окон и непременной башней алхимика, возвышающейся над фасадом; величественный дворец, роскошно украшенный под стать богатству своего хозяина, к которому золото и серебро текли буквально рекой... Но светлый и словно наполненный солнцем дом, гостеприимно распахивающий свои двери для каждого, кто пожелает посетить его - такого Анжелика не могла себе даже и представить.

Слуга, видимо хорошо знавший господина де Лозена, тотчас провел их в гостиную, а сам поднялся наверх, чтобы доложить хозяину о неожиданных гостях. Анжелика украдкой огляделась по сторонам. Комната была обита голубым атласом, расшитым золотом, а в глубине находился камин с двумя каменными львами по бокам, на фронтоне которого девушка разглядела уже знакомый герб. Решетка из кованого железа с причудливым рисунком отделяла гостиную от ведущей в парк длинной галереи.

- Великолепный дом, - озвучила мысли Анжелики Ортанс и провела рукой по каминной полке, словно желая убедиться, что вся эта красота, окружавшая их, - настоящая и не исчезнет при первом же прикосновении.

Господин де Монтеспан произнес вполголоса:

- Действительно, мадам, вы правы. Даже в королевском дворце я не видел ничего подобного.

- Вы бывали при дворе? - оживилась Ортанс и со значением посмотрела на сестру.

- И не раз, - улыбнулся молодой человек. - Его величество весьма благосклонно относится к моей скромной персоне...

Возможно, он продолжал бы и дальше рассказывать о жизни при дворе и о положении, которое он там занимает, желая произвести благоприятное впечатление на дам, но в этот момент, прерывая его на полуслове, в комнату вошла высокая черноволосая женщина, одетая как горничная. Анжелика поразилась, насколько она похожа на их с Ортанс кормилицу, Фантину Лозье, словно приходилась ей родной дочерью. Слегка поморщившись при виде того, как кровь несчастного Лозена, мешком висящего на плече маркиза, тяжелыми каплями падает на дорогой ковер, женщина распорядилась уложить раненого на диван. Затем она обратилась к Анжелике, которая с озабоченным видом склонилась над ним, прислушиваясь к едва уловимому дыханию:

- Я схожу за водой на кухню, а вы будьте так любезны, придержите пока повязку на ране, мадемуазель.

Девушка послушно кивнула и присела около Лозена. Он уже не стонал, глаза его были закрыты, и Анжелика с беспокойством отметила мертвенную бледность, разливающуюся по его лицу.

- Мессир, возможно, нужно вызвать лекаря? - взволнованно обратилась она к маркизу, стоявшему неподалеку. - Господин де Лозен потерял много крови, необходимо потуже перетянуть рану, чтобы остановить кровотечение, а затем аккуратно ее промыть, иначе, боюсь, она может загноиться.

Мужчина одобрительно кивнул.

- Вас обучали врачеванию в монастыре?

- Да, - поспешно ответила Анжелика, а перед ее глазами промелькнула пещера Мелюзины с темными углами, заполненными сундуками, ивовыми корзинами, камышовой мебелью и множеством валявшихся на земле горшков, глиняных кувшинов и флаконов. Ей даже почудилось, что она чувствует острый запах лекарств, приготовленных в котелках, и развешанных по стенам пещеры трав.

- Давайте дождемся хозяина дома, мадемуазель, - мягко улыбнулся маркиз де Монтеспан, тронутый искренним волнением девушки и желающий успокоить ее. - Но не думаю, что Пегилен настолько серьезно ранен, чтобы звать к нему врача.

- Как вам будет угодно, сударь, - кивнула Анжелика и снова склонилась к раненому.

Служанка вернулась с ворохом бинтов и тазом, наполненным горячей водой.

- Вы не упадете в обморок при виде крови? - спросила она Анжелику, опускаясь на ковер около дивана, на котором лежал мужчина.

Вместо ответа девушка осторожно положила голову Пегилена себе на колени и аккуратно стерла платочком испарину, выступившую у него на висках. Женщина одобрительно кивнула и занялась обработкой раны, а Анжелика что-то тихонько начала шептать, наклонившись почти к самому лицу графа де Лозена, баюкая его, словно маленького ребенка. Он еле слышно постанывал сквозь стиснутые зубы, но в целом вел себя весьма достойно, стойко перенося боль, как и подобает настоящему мужчине.

Внезапно он открыл глаза и прошептал:

- Я вижу ангела, сияющего и прекрасного... Я уже на небесах?

Анжелика улыбнулась.

- Нет, месье, вы в доме у вашего друга. Вас привез сюда после дуэли в Тюильри господин де Монтеспан.

- Ах да, чертов маркиз ранил меня... Но ваши чудесные ручки вернули меня к жизни. Признайтесь, раз вы не ангел, значит, вы фея? - темные глаза Пегилена заискрились весельем. - Говорят, что поцелуй феи исцеляет любые недуги, - произнес он задумчиво и неожиданно для всех обеими руками обхватил склоненное к нему лицо Анжелики и прижался губами к ее губам.

- Дьявол! - воскликнул опешивший от такой наглости господин де Монтеспан. - Разве недостаточно продырявить твое бедро, чтобы помешать тебе бегать за юбками?! Как жестоко я ошибся, что помешал упечь тебя в Бастилию!

Лозен счастливо расхохотался, а от дверей внезапно раздался такой знакомый и пробирающий Анжелику до мурашек голос графа де Пейрака:

- Вижу, друг мой, вы уже пришли в себя, раз у вас хватило сил сорвать поцелуй с уст нашей обворожительной гостьи. Мадемуазель де Сансе, рад приветствовать вас в моем доме, - он пересек комнату и склонился к руке девушки, которая в полной растерянности продолжала сидеть на диване, держа на коленях голову Пегилена. А тот, конечно же, не торопился покидать столь восхитительное прибежище.

Затем граф со всей возможной учтивостью поприветствовал Ортанс, присевшую перед ним в почтительном реверансе, и слегка склонил голову в ответ на поклон маркиза де Монтеспана, который, казалось, оробел, впервые увидев Великого лангедокского хромого.

- Марго, ты закончила? - обратился граф де Пейрак к служанке, которая уже собирала окрававленную марлю с безнадежно испорченного ковра и бросала ее в таз.

- Да, ваша светлость.

- Хорошо. Тогда помоги мне усадить мессира де Лозена поудобнее, а то, боюсь, он слишком злоупотребляет любезностью мадемуазель де Сансе.

Как только Лозена приподняли и обложили со всех сторон подушками, Анжелика поспешно встала с дивана и отошла к окну. Щеки ее пылали. Она старалась не смотреть ни на кого, особенно на графа де Пейрака, чей насмешливый взгляд она чувствовала даже затылком. Господи, что он подумал о ней? Может быть решил, что она крайне легкомысленна, раз позволила его другу целовать себя на глазах у всех присутствующих? Ну почему она вечно выставляет себя перед ним в глупом свете!

К ней вполголоса обратился маркиз де Монтеспан:

- Я приношу извинения от лица своего друга, мадемуазель. Он был не в себе, когда позволил себе так неуважительно обойтись с вами.

- Я понимаю, - пробормотала Анжелика, бросая быстрый взгляд на графа, вольготно расположившегося в кресле у камина и с удовольствием наблюдавшего за разворачивающейся перед ним в высшей степени интересной сценой.

Девушка, видевшая его до этого только на приемах и только в роскошных нарядах, была удивлена простотой его домашнего одеяния - черные бархатные штаны и очень короткий камзол из той же материи, открывавший в талии и на рукавах батистовую рубашку. Волосы мужчины, обычно тщательно уложенные, теперь были небрежно откинуты назад, что придавало ему озорной и почти мальчишеский вид. Анжелика в очередной раз спросила себя, какой же из образов, что граф де Пейрак менял с непринужденностью, словно театральные маски, настоящий: увлеченного ученого, талантливого певца, завсегдатая светских салонов, заботливого друга или язвительного и непримиримого спорщика? У нее голова шла кругом от событий сегодняшнего дня, и она чувствовала, что теряет свою обычную живость и непосредственность под гипнотическим взглядом сеньора из Тулузы, личность которого продолжала оставаться для нее загадкой.

Она снова взглянула на маркиза и, увидев искреннюю заботу, написанную на его лице, слегка улыбнулась:

- Право, мессир, вам не за что извиняться. Вы тут совершенно не при чем. А господин де Лозен... Думаю, он уже сожалеет о своем поступке...

Пегилен, прислушивающийся к их разговору, возмущенно воскликнул:

- Я ни о чем не сожалею! И готов хоть сейчас снова сразиться с вами, маркиз, если наградой мне будет прикосновение столь прекрасных губ.

- Тише, месье де Лозен, - с нотками иронии в голосе произнес граф де Пейрак. - Иначе уже мне придется вызвать вас на дуэль и вступиться за честь мадемуазель де Сансе, коль скоро она находится под моей крышей и под моей защитой.

Лозен заметно сник.

- Думаю, я еще недостаточно оправился от ран, чтобы сражаться с первой шпагой Лангедока, - таким жалостливым голосом произнес он, что все, кто был в комнате, даже Ортанс, до этого не проронившая ни слова, заулыбались. - Позвольте мне принести вам самые искренние извинения, мадемуазель. Если хотите, то я могу даже встать на колени, только бы вымолить ваше прощение, - и он сделал попытку сползти с дивана.

Анжелика сделала протестующий жест рукой, останавливая его.

- Вы прощены, господин де Лозен, - она уже догадалась, что он неисправимый насмешник и комедиант.

- Ну, что я говорил? Она ангел! - Пегилен молитвенно сложил руки на груди и возвел глаза к небу.

Девушка рассмеялась нежным и мелодичным смехом, настолько комично он выглядел, и снова поймала на себе изучающий взгляд графа де Пейрака, в котором - и на этот раз она была в этом уверена - читался неподдельный интерес к ней. Анжелику словно окатило горячей волной, она смущенно опустила глаза и мысленно взмолилась, чтобы он наконец перестал смотреть на нее так, иначе она совсем потеряет самообладание.

Девушка слышала, как граф поднялся с кресла и обратился к присутствующим:

- Коль скоро все разрешилось самым благоприятным для всех образом, то я предлагаю вам отобедать у меня, господа и, конечно же, очаровательные дамы, - он одарил ослепительной улыбкой Анжелику и Ортанс, и вопросительно взглянул на маркиза: - Мессир...

Молодой человек спохватился и наконец-то представился:

- Луи Анри де Пардайан де Гондрен, маркиз де Монтеспан.

- Граф де Пейрак де Моренс д'Ирристрю, - проговорил хозяин дома, и от звука его имени у Анжелики снова побежали мурашки по телу. Господи, да что это с ней? Она не узнавала саму себя...

Граф тем временем продолжал:

- Теперь, господа, давайте пройдем в столовую. А вы, Пегилен, - обратился он к раненому, приподнявшемуся было на подушках, - располагайтесь поудобнее, я распоряжусь, чтобы вам принесли еду сюда. И, если пожелаете, я могу послать за лекарем. Хотя, как мне кажется, поцелуй зеленоглазой феи Мелюзины уже исцелил вас, - с этими словами он подошел к Анжелике и протянул ей руку: - Позвольте проводить вас, сударыня.

- Да, господин граф, - она бросила смущенный взгляд на Монтеспана, которому ничего больше не оставалось, как предложить свою руку Ортанс. Та раскраснелась от удовольствия и с достоинством оперлась на локоть маркиза.

От дивана раздался смешок.

- Ну, раз вы оба обзавелись дамами, а я остался с носом, то пришлите мне хотя бы служанку посимпатичнее.

- Я пришлю к тебе твоего лакея, распутник, - пригрозил ему Монтеспан. - Наверно, он так и валяется до сих пор в моей карете!

Лозен поднял руки вверх в знак того, что сдается на милость победителя, и обе пары покинули комнату.

Выйдя из гостиной, они направились в столовую. Несмотря на хромоту, граф двигался достаточно уверенно, и постепенно Анжелика и думать забыла об этом его недостатке. Гораздо сильнее ее волновало его близкое присутствие, тепло его руки, державшей ее, запах табака, смешанный с ароматом фиалок, который буквально пьянил девушку. Она украдкой разглядывала его лицо, которое было обращено к ней своей необезображенной стороной, и снова ловила себя на мысли, как тогда, в салоне у Нинон, что граф, несомненно, красив. Точнее, поправила она себя, был бы красив, если бы не эти ужасные шрамы... Кто нанес их ему? Какая тайна скрыта в его прошлом? Что там, за этой непроницаемой броней, сотканной из иронии и насмешек?

Словно прочитав ее мысли, граф обернулся к Анжелике и улыбнулся:

- Вы хотите о чем-то спросить меня, мадемуазель де Сансе?

- Нет, я просто... Просто... Любуюсь вашим домом, мессир де Пейрак.

- Я рад, что он вам нравится. Это одно из лучших творений господина Мансара*, который, несомненно, превзошел самого себя, создавая его. И конечно же, для меня большая честь принимать вас в нем, сударыня.

Проходя мимо лестницы, ведущей на второй этаж, Анжелика подняла голову, чтобы полюбоваться великолепной отделкой особняка и картинами, развешанными по стенам, как вдруг натолкнулась на внимательный взгляд синих глаз невероятно красивой незнакомки. Оглядев Анжелику с головы до ног, она улыбнулась краешком рта и стала неспешно спускаться вниз, шурша по ступеням шлейфом платья из бледно-розовой тафты. Анжелика невольно замедлила шаг, засмотревшись на нее, и граф, все еще державший девушку за руку, проговорил:

- Позвольте представить вам, господа, мою супругу, графиню де Пейрак.

__________________

* Франсуа Мансар - французский архитектор, считается не только крупнейшим мастером элегантного и сдержанного французского барокко, но и зачинателем традиций классицизма во Франции.

В своих работах Мансар стремился придать объёмно-пространственной композиции здания предельную чёткость и лаконичность, не поступаясь при этом свойственным французской традиции богатым пластическим решением фасадов. Практически во всех проектах он использовал традиционную для Франции крутую крышу с изломом, создававшую возможность устройства под стропилами обитаемых помещений, которая стала зваться Мансаровой (отсюда и термин "мансарда"). Будучи прекрасно знаком с новейшими достижениями итальянского барокко, архитектор предпочитал придерживаться регулярной планировки. Не случайно в его замыслах черпали вдохновение многие мастера французского классицизма.

Для творческой манеры Мансара было характерно беспредельное стремление к совершенству. Зачастую случалось, что он полностью сносил уже возведённое сооружение и начинал заново. По этой причине воплощение его проектов обходилось в баснословные суммы. Даже среди высшей французской аристократии услуги Мансара были доступны лишь немногим избранным.

 Отправлено: 16.04.17 02:10. Заголовок: Глава 17. Атенаис. О..

Глава 17. Атенаис. Обед.

Франсуаза замерла на вершине лестницы, рассматривая, как две пары движутся по направлению к столовой. Надо же, а ей даже не соизволили передать, что к обеду будут гости, и Марго куда-то запропастилась... Молодая графиня изо всех сил сжала перила лестницы тонкими пальцами - в этом доме ее никто не уважает, словно она пустое место! А тон всему задает ее муж, который после всей этой неприятной истории с Контарини едва кивал ей при случайных встречах, а их редкие совместные обеды и завтраки проходили в гнетущем молчании, которое не смели нарушить даже слуги. Франсуаза поморщилась, как от зубной боли, вспоминая, какой непростительный промах она совершила несколько дней назад, но исправлять что-то было уже поздно...

Вдруг дама, которая шла рука об руку с Жоффреем, подняла голову вверх, и их с Франсуазой взгляды встретились. Девушка, возрастом едва ли старше хозяйки дома, весьма миленькая, в скромном платье из темно-бордового сукна, которое больше подошло бы камеристке из богатого дома, чем дворянке, с наивным восторгом оглядывалась по сторонам, словно впервые видела подобное великолепие, что, скорее всего, так и было. Губы Франсуазы тронула чуть заметная улыбка - каким ветром, интересно, к ним занесло этого серого воробышка?

Граф, почувствовав, что его дама замедлила шаг, тоже остановился. Проследив за взглядом девушки и увидев жену, он равнодушным тоном, словно речь шла о постороннем человеке, проговорил:

- Моя супруга, графиня де Пейрак.

Франсуаза испытала секундную вспышку раздражения, но, тут же подавив ее, стала неторопливо спускаться по лестнице, и по мере того, как она приближалась к гостям, ее охватывало волнение - в спутнике второй дамы она узнала маркиза де Монтеспана, который совсем недавно заигрывал с ней у Мадлен де Скюдери, а потом посмел проникнуть в ее карету, чтобы признаться в своих чувствах... Он, по-видимому, тоже узнал ее, потому что на миг изменился в лице.

Графиня подошла к молодому человеку и царственным жестом протянула ему руку для поцелуя, к которой он поспешно склонился:

- Маркиз де Монтеспан, к вашим услугам, мадам, - этим официальным приветствием он, должно быть, хотел дать понять окружающим, что они с Франсуазой ранее никогда не встречались, и женщина посчитала это решение вполне разумным, но где-то в глубине души она была раздасадована сдержанностью столь пылкого некогда поклонника...

Вдруг раздался удивленный голос спутницы маркиза:

- Мадемуазель де Тонне-Шарант?

Франсуаза перевела на нее не менее удивленный взгляд и воскликнула:

- Мадемуазель де Сансе?

- Сейчас меня зовут мадам Фалло де Сансе, я несколько лет назад вышла замуж, - с достоинством ответила Ортанс. - А это моя сестра Анжелика де Сансе де Монтелу, - она сделала жест рукой в сторону девушки, стоявшей рядом с графом, и та присела в почтительном реверансе перед графиней.

- Мы учились вместе в монастыре урсулинок в Пуатье, - объяснила Франсуаза в ответ на вопросительный взгляд мужа. - Какая неожиданная встреча! - продолжала она с наигранным восторгом и, подхватив Ортанс под руку, увлекла ее в столовую. Маркиз де Монтеспан, все еще пребывающий в глубокой растерянности, последовал следом за ними.

Франсуаза краем глаза заметила, что муж задержался с мадемуазель де Сансе около лестницы, что-то вполголоса говоря ей, и почувствовала легкий укол ревности. Он смотрел на девушку с так хорошо ей знакомой полуулыбкой, которая делала его взгляд мягче, а лицо выразительнее. Молодой женщине даже показалось, что она слышит ласкающие интонации в его голосе, которых она сама удостаивалась разве что в самом начале их отношений. Он пытается очаровать эту девицу, вне всяких сомнений! И делает это назло ей, Франсуазе! Что ж, она вполне может ответить ему тем же...

Зайдя в столовую, графиня громко проговорила, обращаясь к Ортанс:

- Садитесь здесь, дорогая, мне не терпится узнать, как вы устроились в Париже! - и указала на стул слева от себя. - А вы, маркиз, - она перевела взгляд на Монтеспана, - садитесь сюда, - и кивнула на самое почетное место за столом - справа от хозяйки дома.

- Это большая честь для меня, мадам, - молодой человек отвесил Франсуазе низкий поклон и направился к своему стулу, предупредительно отодвинутому слугой. По его напряженной спине женщина догадалась, что сейчас он гадает, не вызовет ли самоуправство супруги недовольство графа де Пейрака, но ослушаться ее распоряжения не посмел.

На пороге столовой появился сам граф, галантно пропуская вперед свою спутницу, и, оценив расположение гостей, проговорил:

- Мадемуазель де Сансе, не согласитесь ли вы быть моей соседкой за столом? - он бросил насмешливый взгляд на Франсуазу, мгновенно раскусив ее замысел, и усадил девушку на противоположном от супруги конце стола рядом с собой.

Молодая графиня вспыхнула.

- Может быть, сударь, вашей гостье, - она намеренно подчеркнула слово "вашей", обращаясь к мужу, - будет привычнее находиться в обществе своей сестры?

- Не беспокойтесь, моя дорогая, думаю, я найду, чем развлечь юную мадемуазель, - он словно невзначай коснулся рукой запястья девушки, и Франсуаза вздрогнула, как от удара.

Немного нервно она обернулась к дворецкому и дала ему знак о начале обеда. Лакеи обносили гостей: куропатки в горшочках, филе утки под гранатовым соусом, перепелки на сковороде, форель, крольчата, всевозможные салаты, рубец ягненка, паштет из гусиной печенки... Казалось, переменам блюд не будет конца, но граф всегда настаивал, чтобы на столе царило разнообразие, удовлетворяя свое пристрастие к гурманству.

Краем уха слушая Ортанс, рассказывающую ей о своем муже-прокуроре, Франсуаза рассеянно кивала ей, изображая живейшее внимание, после чего с любезной улыбкой оборачивалась к маркизу де Монтеспану, который перессказывал очаровательной хозяйке и ее подруге по пансиону последние светские новости. Но взгляд молодой графини то и дело обращался на другой конец стола, где расположился ее муж с мадемуазель де Сансе. Сначала Франсуаза возликовала, когда та обнаружила свое неумение пользоваться вилкой, но графа, казалось, это нисколько не смутило, и он сделал едва заметный знак слуге принести девушке ложку. Потом он собственноручно стал ухаживать за баронессой, подкладывая ей кусочки разных блюд, вполголоса объясняя, из чего они приготовлены и с каким вином сочетаются. Девушка, поначалу державшаяся излишне прямо, понемногу расслабилась, и вот уже до Франсуазы донесся ее звонкий смех, резанувший женщину, словно ножом по сердцу.

- Господин де Монтеспан, - намеренно громко произнесла графиня и одарила мужчину ослепительной улыбкой. - Ваше остроумие и галантные манеры просто покорили меня! Нечасто в Париже можно встретить столь любезного молодого человека.

Монтеспан бросил быстрый взгляд на хозяина дома, но тот, полностью поглощенный беседой с мадемуазель де Сансе, даже не повернул головы в сторону жены.

Франсуаза тем временем продолжала:

- У нас в Тулузе принято скрашивать время обеда музыкой и стихами, маркиз, - она оперлась подбородком на изящно переплетенные пальцы рук. - Мой муж считает, что в столице, увы, нравы не настолько утонченные, и что сонеты и мадригалы, которыми восхищаются в светских гостиных, не стоят и одной канцоны средневековых трубадуров.

- У вас другое мнение по этому поводу, мадам? - граф де Пейрак наконец-то отвлекся от разговора с девушкой и устремил на супругу пронзительный взгляд своих темных глаз.

Франсуаза довольно улыбнулась - ей наконец-то удалось обратить на себя внимание мужа, чересчур увлеченного общением с молодой баронессой. Да, он всегда был галантен с дамами, но в этот раз графиня почувствовала, что между Жоффреем и его гостьей происходит нечто необычное, словно их связывала какая-то незримая нить. И осознание того, что он даже не скрывает своих симпатий к другой женщине, демонстративно ухаживая за ней прямо на глазах у собственной супруги, выводило Франсуазу из себя, и все, чего она сейчас желала, это как можно сильнее уязвить его.

- Несомненно, месье, и вы прекрасно осведомлены об этом, - она слегка наклонила голову и в упор посмотрела на мужа.

Их взгляды скрестились, словно клинки, и на мгновение за столом повисло гнетущее молчание, которое первым нарушил граф де Пейрак:

- Увы, дорогая, вы слишком мало жили в Аквитании, чтобы оценить по достоинству красоту и изящество южной культуры, - он развел руками и насмешливо улыбнулся, но глаза его потемнели от едва сдерживаемого гнева.

Молодая женщина, не обращая никакого внимания на то, что в любой момент может разразиться буря, парировала:

- Я прожила там достаточно, чтобы заметить, с каким пренебрежением и насмешкой так называемые южане относятся к жителям остальной Франции.

- Может быть, они столь непримиримы потому, что несколько веков назад наглые захватчики с Севера разграбили наш край и до основания разрушили цивилизацию трубадуров, - в голосе Жоффрея зазвенел металл.

Франсуаза демонстративно поморщилась.

- Это было четыре века назад, месье. А вы говорите так, словно еще вчера во дворе вашего замка пылали костры, зажженные рукой Симона де Монфора*...

По мере того, как она говорила, граф де Пейрак выпрямлялся в своем кресле, непроизвольным жестом сжимая в руке накрахмаленную салфетку, и Франсуазе даже показалось, что еще мгновение - и он вскочит из-за стола и разразится гневной тирадой в ее адрес, утратив свою обычную невозмутимость. Но нет: пожар в его глазах утих так же быстро, как и разгорелся, лицо, застывшее секунду назад напряженной маской, расслабилось, и он адресовал супруге одну из самых обаятельных своих улыбок.

- Мадам, вы бесконечно правы. Ни костров, ни рек крови, ни стонов убитых и раненых - слава Всевышнему, вам посчастливилось ничего этого не увидеть своими глазами. Аквитания предстала перед вами цветущим садом, Тулуза приняла вас, как королеву, и не вина южан, что вы пренебрегли их гостеприимством, предпочтя истинным ценностям мишуру ложных. Но, господа, - любезно обратился он к гостям, - эта тема не совсем подходит для дружеского обеда, посему я предлагаю забыть о ней, словно о дурном сне.

И граф заговорил о винах. Подав едва уловимый знак виночерпию, он распорядился наполнить бокалы присутствующих баньюльсом**.

- Это вино из Руссильона, господа, согрейте его в ладонях, чтобы высвободить восхитительный букет, что сокрыт в этом божественном напитке, - Пейрак отсалютовал собравшимся бокалом в форме широкого и сильно закругленного кубка, который слуга уже успел наполнить. - Неповторимый аромат! Вы чувствуете нотки ежевики, мадемуазель де Сансе?

И тут случилось то, что невероятно подняло настроение Франсуазе. Девушка, видимо, взволнованная ссорой между супругами, которая только что развернулась перед ее глазами, неловко приняла бокал, протянутый ей слугой, и опрокинула его содержимое на свое платье. Франсуаза едва не рассмеялась, так приятно ей было замешательство баронессы, но тут же поспешила изобразить на лице сочувственное выражение и произнесла:

- Ах, как неловко! Мне безумно жаль, мадемуазель де Сансе, что ваше платье испорчено. Наши слуги недостаточно вышколены...

Девушка в это время пыталась оттереть салфеткой винное пятно и, казалось, была готова провалиться сквозь землю от смущения. Неожиданно для всех ей на помощь пришел граф де Пейрак, чем вызвал глухое раздражение супруги, которая ожидала, что после подобного конфуза обе сестры незамедлительно покинут Ботрейи.

- Госпожа графиня, вы не могли бы оказать небольшую услугу нашей милой гостье? - он с ободряющей улыбкой посмотрел на донельзя расстроенную этим инцидентом девушку. - Не будете ли вы столь любезны, дорогая, чтобы помочь ей привести в порядок свое платье и продолжить обед? Как гостеприимные хозяева, мы не можем позволить, чтобы подобная неприятность омрачила впечатление мадемуазель де Сансе от визита к нам, не так ли?

- Полностью с вами согласна, господин граф, - Франсуаза натянуто улыбнулась мужу и встала со стула. - Мадемуазель де Сансе, прошу вас, следуйте за мной.

- Не стоит беспокоиться, мадам де Пейрак, - опустив голову, едва слышно проговорила девушка, но графиня прервала ее нетерпеливым жестом.

- Идемте же, право, не стоит смущаться.

Девушка, все еще комкая в руках пропитанную вином салфетку, которой она только что оттирала безнадежно испорченное платье, молча поднялась со своего места и, не глядя ни на кого, поспешила вслед за хозяйкой дома.

У себя в покоях Франсуаза первым делом оглядела баронессу с головы до ног и, покачав головой, проговорила:

- Боюсь, мадемуазель де Сансе, что вернуть вашему туалету прежний вид уже не удастся... Но я попытаюсь помочь вам, - с этими словами она распахнула дверцы гардероба и устремила задумчивый взгляд на теснившиеся в шкафу роскошные наряды, которых у нее было невероятное количество на все случаи жизни. Молодая графиня могла с уверенностью утверждать, что редко какое платье удостаивалось чести быть надетым ею дважды, но она, как супруга самого богатого вельможи Лангедока, могла себе это позволить.

Не поворачивая головы в сторону стоявшей в нескольких шагах от нее девушки, Франсуаза проговорила:

- Как давно вы приехали в Париж, мадемуазель?

- Около месяца назад, - отозвалась баронесса, украдкой оглядываясь по сторонам.

Женщина усмехнулась - всего месяц в Париже, а уже успела свести знакомство с ее мужем, и не просто свести, но и вызвать в нем искренний интерес. Бойкая особа! А потом Франсуазе в голову пришла еще одна мысль: каким образом с сестрами де Сансе связан маркиз де Монтеспан? Неужели он приехал вместе с ними? Светский щеголь и жена прокурора со своей сестрой из провинции - что может быть между ними общего? Не мог же он всерьёз увлечься девушкой, которая даже не умеет вести себя за столом! Или может? Никогда не поймешь, что у этих мужчин в голове! Похоже, что любая смазливая мордашка напрочь отбивает у них умение мыслить...

Франсуаза бросила на кровать несколько туалетов, которые заказал для нее муж, и которые ей отчаянно не нравились. Вот и прекрасный повод избавиться от них, злорадно подумала молодая женщина, а заодно и показать супругу, насколько мало она дорожит его подарками.

- Выбирайте любое, мадемуазель де Сансе, - надменно проговорила она, словно подчеркивая, какая социальная пропасть разделяет графиню де Пейрак и небогатую провинциальную баронессу, которой за счастье будет носить обноски с ее плеча. - Эти платья были заказаны моим мужем к началу прошлого сезона, и теперь у меня нет никакой возможности надевать их, - Франсуаза притворно вздохнула. - Вы меня очень обяжете, мадемуазель, если примете одно из них в подарок. Ума не приложу, куда девать эти туалеты...

Девушка скользнула взглядом по разложенным на кровати платьям, и в глазах ее мелькнуло недоумение: неужели хозяйка дома и вправду считает, что эти роскошные наряды ни на что не годятся?

- Я позову свою служанку, - тем временем продолжала графиня. - Она поможет вам переодеться. И в самом скором времени вы сможете спуститься в столовую в подобающем этому дому виде. Думаю, в ваших краях мало кто может похвастаться подобными туалетами, не так ли? Мода в провинции всегда отстает от столичной лет на десять.

Баронесса, еще секунду назад завороженно разглядывавшая переливающийся шелк и тяжелый бархат, облако кружев и обилие лент, что были так любезно предоставлены ей на выбор Франсуазой, вдруг выпрямилась и, гордо вздернув подбородок, твердо произнесла:

- Благодарю вас, мадам, но думаю, что мне не стоит злоупотреблять вашей щедростью.

Молодая женщина фыркнула.

- Помилуйте, о какой щедрости вы толкуете? Эти платья мне без надобности, и я с удовольствием отдам их вам, чтобы компенсировать вашу... потерю, - она кончиками пальцев коснулась скромного туалета мадемуазель де Сансе и иронично вздернула бровь.

Глаза девушки потемнели от рвущегося наружу негодования, но, тем не менее, когда она заговорила, ее голос был ровным, а тон - спокойным:

- Моя потеря столь ничтожна, что не стоит ни вашего внимания, ни вашей безграничной доброты. Думаю, подобные туалеты с радостью примут в подарок ваши камеристки, мне они ни к чему. С вашего позволения, ваша светлость, - с этими словами она слегка кивнула графине и, круто развернувшись на каблуках, вышла из комнаты.

Франсуаза опустилась на кровать и покачала головой. А эта провинциалочка не так проста, как кажется. И с ней надо держать ухо востро...

____________________

*Симон IV де Монфор - военный лидер крестового похода против альбигойцев. Его военные акции отличались немалой жестокостью и не меньшей эффективностью; благодаря этому он заслужил как жгучую ненависть окситанцев, так и великое почтение в крестоносном войске. В 1213 году разбил войска Педро II Арагонского и Раймунда VI в битве при Мюре, после чего от папы Иннокентия III получил в лен владения Раймунда VI. В качестве графа Тулузского пытался активно заниматься законодательной деятельностью, но любви у подданных так и не снискал; при первой же возможности тулузцы восстали против Монфора и снова подчинились прежнему графу. Убит выстрелом из камнемёта при осаде Тулузы.

**Баньюльс — крепленое или десертное вино из винограда, выращенного на старых виноградниках, разбитых на склонах Пиренеев в Руссильоне (Северная Каталония). Выдерживается в дубовых бочках около восьми лет.

 Отправлено: 24.04.17 07:48. Заголовок: Глава 18. Жоффрей. К..

Глава 18. Жоффрей. Колдовство.

Жоффрей после ухода жены и мадемуазель де Сансе лениво откинулся на стуле и обратился к господину де Монтеспану, сидевшему, как на иголках, на протяжении всего обеда:

- Как я понимаю, вы затеяли дуэль с моим другом мессиром де Лозеном из-за прекрасных глаз сестры мадам Фалло де Сансе? - он послал вскинувшей на него возмущенный взгляд Ортанс заговорщицкую улыбку. - Что ж, ради такой очаровательной девушки можно нарушить строжайший запрет на дуэли, и, будь я на вашем месте, поступил бы точно так же, маркиз.

- Пегилен недавно отзывался о вас, мессир де Пейрак, как о первой шпаге Лангедока, - почтительно склонил голову Монтеспан. - И полагаю, что мало кто осмелился бы оскорбить мадемуазель де Сансе, находись она под вашей защитой.

Пейрак отсалютовал ему бокалом.

- Думаю, что ваше мастерство не уступает моему, раз вам удалось ранить этого пройдоху!

Маркиз позволил себе улыбнуться.

- Благодарю вас, господин де Пейрак, но скорее всего мне просто повезло...

Вдруг Жоффрей услышал дробный стук каблучков, доносившийся с парадной лестницы. Он почему-то сразу подумал, что между дамами наверху произошел какой-то конфликт: ни одна, ни вторая не отличались покладистым характером, а, учитывая то, что Франсуаза не всегда сдерживалась в выражениях и умела весьма зло острить, она могла вольно или невольно нанести оскорбление гордости молодой баронессы.

Понаблюдав за девушкой некоторое время, граф проникся к ней глубокой симпатией: она была немногословна, обладала живым и острым умом, а главное - была искренна. Все эмоции можно было с легкостью прочесть в ее постоянно меняющихся необычного цвета глазах и изгибе соблазнительных губ... Красота девушки была совершенна и в минуты задумчивости, и в минуты волнения. В ее манерах, жестах читались природный шарм и изысканность. И хотя внешне она казалась сдержанной, но внутри нее пылал какой-то необычный огонь, который притягивал графа, словно магнит.

Пейрак встал из-за стола.

- Позвольте мне оставить вас на пару минут, господа.

Выйдя в прихожую, он заметил полуоткрытую входную дверь. Неужели Франсуаза была настолько нелюбезна, что их гостья просто-напросто сбежала? На улице он тотчас заметил фигурку девушки, стоявшую у основания крыльца и обхватившую себя руками за плечи. Жоффрей вернулся в дом, отдал краткое распоряжение слуге и уже через несколько минут спускался вниз с накидкой баронессы де Сансе в руках. Подойдя к ней, граф тихо проговорил:

- Вижу, вы решили подышать свежим воздухом, мадемуазель, - он осторожно накинул на плечи девушке ее плащ.

Она, не оборачиваясь, проговорила:

- Благодарю вас, мессир де Пейрак.

- Не хотите ли вернуться к столу? - он попытался заглянуть ей в лицо, но она отвернулась и отрицательно покачала головой.

Пейрак продолжал настаивать:

- Прошу вас, окажите мне любезность, мадемуазель де Сансе, - в глазах графа вспыхнули веселые искорки. - И не только мне, но и моему повару, который приготовил самый роскошный во Франции десерт, узнав, что за обедом будет присутствовать гостья, впервые переступившая порог моего дома. Он поклялся, что утопится в Сене, если вы его не отведаете.

Баронесса бросила на него быстрый взгляд и натянуто улыбнулась:

- Вам не стоит так надолго оставлять своих гостей, сударь, я... - запнулась она и снова отвернулась, - я скоро подойду.

Жоффрей нахмурился - что же, черт возьми, произошло там, наверху? Он осторожно взял девушку за руку.

- Мне так жаль, что мадам де Пейрак ничем не смогла вам помочь...

Графу показалось, что плечи девушки вздрогнули.

- Госпожа де Пейрак была крайне любезна, - проговорила она, плотнее запахиваясь в свою накидку. - Мне просто стало... нехорошо... от духоты... - она тщательно подбирала слова, но Жоффрей видел, что еще секунда - и слезы брызнут у нее из глаз.

- Действительно, - согласно кивнул он, - в доме невыносимо жарко.

Одна слезинка все же скользнула по ее щеке, и граф, повинуясь непреодолимому желанию, стер ее едва уловимым движением пальцев, ласково коснувшись рукой лица девушки. Она вскинула на него свои невероятные изумрудные глаза и на мгновение застыла, словно не веря в то, что он осмелился на подобную вольность, а потом робко улыбнулась, и, как тогда, в салоне у Скаррона, ее лицо словно озарилось внутренним светом...

- Так что же, - в третий раз повторил свою просьбу Пейрак, улыбнувшись ей в ответ, - вы согласны вернуться в столовую и продолжить обед? Думаю, вы не пожалеете, - уверенно произнес он и с удовольствием отметил интерес, мелькнувший в глазах его собеседницы.

- Вы любите апельсины, сударыня? - и, отвечая на ее вопросительный взгляд, продолжил: - За домом растут апельсиновые деревья, и, благодаря усилиям моих садовников, они цветут круглый год. Держу пари, мой повар украсит этими дивными цветами свои сладкие творения, и вы непременно должны их попробовать.

- Цветущие апельсиновые деревья? - с недоверием и любопытством переспросила девушка.

- Вы можете сами убедиться в этом, мадемуазель де Сансе, - он отвесил ей шутливый поклон и, словно в подтверждение своих слов, приложил руку к сердцу.

- В это время года? - она все еще не могла поверить ему. - Так не бывает... Или это какое-то колдовство? - по ее губам скользнула лукавая улыбка.

- Вы же больше не верите в то, что я колдун, - чуть понизив голос, вкрадчиво проговорил он, наклонившись к ней.

- Вы каждый раз заставляете меня сомневаться в этом, господин де Пейрак, - выпалила девушка и, спохватившись, что сболтнула лишнего, потупила взгляд и залилась румянцем.

Жоффрей с волнением смотрел на нее, ощущая, как гулко стучит в груди сердце, а кровь буквально закипает в жилах. Она была очаровательна даже сейчас, с чуть припухшими от слез глазами и слегка покрасневшим кончиком носа. Неожиданно для себя граф вдруг понял, что ему хочется оградить девушку от всего, что могло бы расстроить ее, обидеть или оскорбить, взять в ладони этот удивительный цветок, чтобы никакой ветер не посмел коснуться его нежных лепестков.

Пейрак сжал руки в кулаки и отвел их за спину, иначе он мог не совладать с собой и заключить эту обворожительную зеленоглазую фею в свои объятия прямо здесь, на подъездной дорожке дома, наплевав на все правила приличий и любопытных слуг...

На пороге особняка появилась сестра баронессы. Увидев, что та о чем-то беседует с хозяином дома, она поджала губы и спустилась к ним.

- Боюсь, ваша светлость, нам уже пора уезжать, - мадам Фалло де Сансе бросила на девушку суровый взгляд.

- Я прикажу заложить карету, - проговорил Пейрак твердым тоном, пресекающим любые возражения, и вернулся в дом, чтобы отдать необходимые распоряжения.

Зайдя в столовую, он застал там только де Монтеспана и с неудовольствием отметил, что Франсуаза, несмотря на светские приличия, решила не возвращаться к гостям.

- Увы, маркиз, дамы нас покидают, - проговорил граф в ответ на его вопросительный взгляд.

- Я должен отвезти их домой, - Монтеспан начал поспешно подниматься из-за стола, но Жоффрей остановил его взмахом руки.

- Я уже приказал приготовить экипаж, - сказал он. - А вы, если пожелаете, можете составить мне компанию в гостиной после их отъезда. Доброе вино и захватывающие рассказы нашего друга Пегилена около жарко натопленного камина - что может быть лучше осенним вечером в Париже?

Маркиз улыбнулся.

- Я с удовольствием принимаю ваше приглашение, граф.

- Карета подана, - в столовую заглянул лакей.

- Что ж, тогда осталось только сказать нашим гостьям "счастливого пути", - Жоффрей сделал приглашающий жест в сторону дверей, и мужчины вышли на улицу.

Мадемуазель де Сансе о чем-то вполголоса разговаривала с сестрой, стоя возле распахнутой дверцы кареты, и украдкой поглядывала на двери дома. Когда на пороге появились граф де Пейрак и господин де Монтеспан, она смущённо улыбнулась им, а ее сестра тут же замолчала, присев в реверансе.

Маркиз сбежал по ступенькам вниз и склонился к руке баронессы.

- Как жаль, что вы так рано покидаете нас, - он сжал ее пальцы, и Жоффрей словил себя на мысли, что ему это неприятно. - Мы увидимся завтра, как уговаривались?

- Несомненно, господин де Монтеспан, - сладким голоском пропела Ортанс, а девушка осторожно высвободила свою ладонь и несмело взглянула на графа, стоящего чуть в стороне от них.

- Благодарю вас, ваша светлость, за ваше гостеприимство, - она присела в реверансе.

Пейрак слегка кивнул ей.

- Прощайте, мадемуазель де Сансе, - ровным тоном проговорил он, не делая попытки поцеловать ей руку или помочь сесть в карету. Тем более, что увлеченный девушкой сверх всякой меры маркиз уже поддерживал ее под локоть и даже успел шепнуть что-то на ушко, отчего она смешалась, и ее очаровательное личико стало еще прекраснее. Жоффрей отвел глаза в сторону, чтобы не видеть этой сцены, и лишь желваки заходили на его внешне бесстрастном лице.

Когда карета скрылась за воротами отеля, Монтеспан восторженно проговорил:

- Никогда не встречал никого красивее!

Жоффрей промолчал. Маркиз бросил на него быстрый взгляд и поспешно добавил:

- Конечно, не считая восхитительной мадам де Пейрак.

Граф усмехнулся.

- Не могу не согласиться с вами, маркиз, - проговорил он. - Не желаете ли вернуться в дом?

В гостиной их поджидал уже отобедавший Пегилен, о чем говорили пустые тарелки на подносе, стоявшем на придвинутом к дивану столе, и более чем наполовину опустошенная бутылка вина.

- Пардайан, Пейрак, - проговорил он заплетающимся языком и чуть не свалился с дивана, желая подняться им навстречу.

- Отдыхайте, друг мой, - Жоффрей опустился в кресло у камина и сделал знак слуге принести себе и Монтеспану вина. - Итак, мне не терпится узнать, как вас угораздило затеять дуэль в Тюильри.

Мужчины переглянулись, и Лозен, глубоко вздохнув, проговорил:

- Да, в сущности, все началось из-за глупого недоразумения...

Маркиз воскликнул:

- Хорошенькое недоразумение! Вашим слугам не помешало бы поучиться хорошим манерам, как, впрочем, и их хозяину! Вести себя с мадемуазель де Сансе так развязно - просто верх неприличия!

Пегилен скорчил гримасу.

- Вы слишком серьезны, Пардайян. Что наша жизнь, как не череда развлечений, розыгрышей и ухаживаний за хорошенькими девушками? Признайтесь, вы бы и сами не отказались поцеловать эту скромницу, да духа не хватило!

Монтеспан со стуком поставил бокал на стол.

- Если бы вы уже не были ранены, Лозен, то я сейчас с удовольствием снова проучил бы вас.

- К вашим услугам, маркиз, - весело ответил Пегилен, впрочем, не двигаясь с места. - Думаю, Пейрак не будет против, если мы с вами немного разомнемся.

- Несомненно, - граф широко улыбнулся. - Мой сад к вашим услугам. Позвать вашего слугу, Лозен, чтобы он дотащил вас до места дуэли?

- Не стоит, - поспешно отозвался Пегилен, откидываясь на подушки. - Бедняга еще не пришел в себя после того, как молодчики Монтеспана отделали его, как Бог черепаху.

- Надо было свернуть ему шею, - проворчал Монтеспан, поднося к губам бокал с вином.

- Как вы кровожадны, маркиз, - скорбно покачал головой Лозен. - А ведь Господь учит нас быть милосердными...

- Обещаю, что на ваших похоронах я буду рыдать, - маркиз усмехнулся. - И закажу самую роскошную заупокойную службу в память о нашей с вами дружбе.

- Я бы предпочел, чтоб над моим гробом рыдала мадемуазель де Сансе, тогда я непременно воскресну, чтобы снова сорвать поцелуй с ее прекрасных губ. Клянусь честью, господа, - восхищенно прицокнул языком Пегилен, - эта девушка мастерица целоваться. Думаю, что вся ее скромность - это хорошо разыгранное кокетство.

- Оставьте ваши предположения при себе, господин де Лозен, - резче, чем следовало, проговорил Жоффрей. - Маркиз прав, вы переходите всякие границы в своем цинизме.

Пегилен изумленно посмотрел на него, а потом залился безудержным смехом.

- Вижу, что и на вас подействовали чары мадемуазель де Сансе!

- Уважение к даме, Лозен, - наставительно проговорил Пейрак, - независимо от того, красива она или нет, молода или стара, должно присутствовать в вашем поведении и в ваших словах. Вы совсем позабыли то, чему вас учили в Отеле веселой науки, - закончил он укоризненно.

- Увы, граф, королевский двор с его развращенными нравами и дамами, которые отдаются так же легко, как шлюхи в борделе, не способствуют ни уважению, ни галантности по отношению к ним, - ухмыльнулся Пегилен.

- Тогда, может быть, если уж судьба посылает вам на вашем жизненном пути встречу с кем-то необычным, чьи принципы и поведение могут вызвать лишь восхищение, не стоит все опошлять и пытаться искать изъяны в совершенстве? - со значением сказал Жоффрей, перед мысленным взором которого с невероятной четкостью вдруг предстало лицо молодой баронессы, обращенное к нему, ее прямой и открытый взгляд и такая искренняя, светлая улыбка... Удивительно, но сейчас он действительно верил в то, что говорил, хотя обычно все восторженные слова и пылкие признания были для него не более чем светской и ни к чему не обязывающей игрой.

Лозен замахал на него руками.

- Это колдовство, Пейрак! Говорят же, что зеленоглазые женщины обычно ведьмы!

- Или феи, - граф улыбнулся. - Как Мелюзина из пуатевенских легенд.

- Ведьмы или феи - какая разница! Они женщины, а значит, созданы нам на погибель, - закатил глаза Пегилен и одним глотком осушил бокал вина, которым до этого яростно жестикулировал, отчего капли летели во все стороны, пачкая обивку дивана и подушки. - Возможно, господа, я не слишком учтив и галантен с дамами, и мои манеры далеки от совершенства, но, черт возьми, ни одна из них еще не жаловалась на мое умение доставлять им удовольствие, - Лозен подмигнул Пейраку и Монтеспану, а на губах его заиграла насмешливая улыбка. - В сущности, именно этого они от нас и ждут. А все эти опущенные вниз глазки и поджатые губки - не более, чем маскарад.

Маркиз вскочил с кресла.

- Я больше не потерплю ваших возмутительных рассуждений, Пегилен, вы просто несносны! Мадемуазель де Сансе не заслуживает ни вашего сарказма, ни грязных намеков. И благодарите Бога, что вы сейчас ранены, иначе поплатились бы за свой длинный язык! Господин де Пейрак, - он слегка кивнул хозяину дома, - очень рад знакомству с вами, сударь, позвольте откланяться, - и с этими словами Монтеспан удалился.

Жоффрей проводил его задумчивым взглядом. Какая горячность, какой пыл! Граф усмехнулся краешком рта, отчего его лицо приобрело ироничное выражение. Несомненно, золотоволосая красавица покорила сердце маркиза, как, впрочем, и всех присутствующих в этой комнате мужчин, не исключая легкомысленного Лозена, который безрезультатно пытался скрыть это за пренебрежительными фразами в ее адрес.

- Бьюсь об заклад, Пейрак, что и месяца не пройдет, как наш доверчивый маркиз посватается к этой очаровательной малышке, - весело проговорил Пегилен. - Что ж, остается ему только посочувствовать... Брак разрушает любовь, как говаривал наш добрый друг Андре Шамплен*. Выпьем же за него! - и Лозен допил остатки вина, которые до этого вытряс из опустошенной бутылки. - По-моему, мне надо поспать, - выдавил он из себя через несколько секунд и качнул головой. - Мне кажется, что у меня все плывет перед глазами.

Граф, полностью погруженный в свои мысли, рассеянно кивнул ему. Какая злая гримаса Судьбы! Он, который познал множество женщин и уже успел основательно пресытиться ими, который относился к любви, как к чему-то несерьезному, всегда ставя во главу угла чувственные удовольствия, встретил ту, которая оказалась способной перевернуть его представления о женщинах именно сейчас, когда он был несвободен и ничего не мог предложить ей. Разум твердил ему, что осквернить чистоту и свежесть этой необычной и ни на кого не похожей девушки будет настоящим кощунством, но эмоции, которые до этого дня графу всегда удавалось держать под контролем, бушевали в нем с невероятной силой. Самым правильным в данной ситуации было забыть о девушке, словно они никогда не встречались, и граф, неимоверным усилием воли подчинив наконец свои желания разуму, твердо пообещал себе именно так и поступить. Но прежде он должен был исполнить долг хозяина дома, гостья которого покинула его кров в расстроенных чувствах. Жоффрей понимал, что этим он просто желает еще раз напомнить очаровательной баронессе о своей персоне, но не мог отказать себе в удовольствии доставить ей радость, пусть даже он и не увидит улыбки на ее лице, когда ей передадут его прощальный подарок...

- Я распоряжусь, чтобы вам приготовили комнаты, Пегилен, - обратился он к другу, придя к логической точке в своих размышлениях. - Можете оставаться здесь столько, сколько пожелаете.

- Премного благодарен, граф, - Лозен склонил голову в легком поклоне. - Думаю, что Монтеспан уже вышвырнул моего слугу из своей кареты, и парень вполне оправился, чтобы приступить к своим обязанностям.

- Я пришлю его к вам, - кивнул Жоффрей и покинул гостиную.

___________

*Андре Шамплен - автор средневекового латинского трактата о куртуазной любви. Куртуазная любовь, воспеваемая им, это любовь внебрачная, ибо только в ней может проявиться рыцарское вежество; любовь супружеская и любовь чувственная, доступные всем, независимо от сословия и культуры, в трактате не рассматриваются.

 Отправлено: 30.04.17 01:32. Заголовок: Глава 19. Анжелика. ..

Глава 19. Анжелика. Сомнения.

Анжелика по дороге домой краем уха слушала восторги сестры по поводу их визита в Ботрейи, восхищенные отзывы об убранстве дома, красоте хозяйки, изысканности обеда...

- Как же повезло Франсуазе! - восклицала Ортанс. - Такой роскошный дом, такие драгоценности... Правда, ее муж производит довольно странное впечатление... И имел наглость волочиться за тобой у Нинон! Да и его поведение за столом было просто возмутительным. Но, думаю, у Франсуазы хватает ума не обращать внимания на его странности...

- Сколько можно твердить, что он не волочился за мной, и сейчас был просто учтив, не более, - устало проговорила Анжелика. - А вот мадам де Пейрак, напротив, не вызвала у меня симпатии. Она ужасно надменна.

Ортанс усмехнулась.

- Франсуаза из Мортемаров, а спесь у них в крови. Но для тебя это весьма полезное знакомство, поэтому я очень надеюсь, что она скоро забудет вашу размолвку и твоё недостойное поведение, - со значением посмотрела на сестру мадам Фалло.

- Но я... - начала было Анжелика, вспоминая заносчивую графиню и то, как едва сдержалась, чтобы не высказать этой зазнайке все, что она о ней думает.

- Анжелика, я знаю твой несносный характер! - твердо прервала ее сестра, а затем наставительно продолжила: - Если граф и графиня де Пейрак окажут тебе протекцию, это сразу поднимет твои шансы на удачную партию... Но не стоит забывать и о господине де Монтеспане. Не думаю, что он богат, но титул маркизы будет тебе как нельзя кстати. Только, ради Бога, не испорти все, побольше молчи и не позволяй ему лишнего...

- Как же мне все надоело! - вдруг взорвалась Анжелика. - Улыбнись этому, кивни тому, опусти глаза, прикуси язык, поклонись, повернись... Я словно отцовский мул на продажу - не хватает только ленточек на шее и в хвосте!

- К сожалению, мы не настолько богаты, чтобы украшать тебя дорогой сбруей, сестра, - поджала губы Ортанс. - Мы истратили последние деньги, чтобы тебя приодеть, но ты была настолько неуклюжей, что в первый же день испортила новое платье. Интересно, что подумала о тебе Франсуаза?

- Уверена, что ничего хорошего, - отозвалась Анжелика. - Но меня не интересует ее мнение...

- А чье мнение тебя интересует? Ее мужа? - сестра вдруг наклонилась к ней и цепко схватила за руку. - Учти, если ты опозоришь нас, то вся семья отвернется от тебя.

- Что ты такое говоришь?! - воскликнула Анжелика. - Разве я давала хоть какой-то повод для подобных гнусных предположений?

- И не один, - кивнула Ортанс, и ее глаза нехорошо сузились. - Сначала в салоне у Нинон, где, вероятно, надолго запомнили твое в высшей степени неблагоразумное поведение, потом у Скаррона, где только у моей безголовой сестры хватило ума согласиться участвовать в богопротивном опыте графа де Пейрака, - она истово перекрестилась. - Ну и наконец этот возмутительный обед - ты что, совсем потеряла стыд? Сесть рядом с женатым мужчиной и кокетничать с ним на глазах у его жены! Неудивительно, что Франсуаза вела себя неучтиво, я бы и вовсе выставила тебя из дома!

- Неужели я могла отказать господину де Пейраку в его просьбе? - от возмущения Анжелика даже повысила голос, не заботясь о том, что ее может услышать кучер графа.

- Что-то я не припомню, чтобы ты раньше проявляла такую покорность и послушание! - перебила ее Ортанс. - Не иначе, этот тулузский хромой околдовал тебя.

- Что за глупости, - округлила глаза Анжелика, но голос ее предательски дрогнул. - Ты же сама прекрасно понимаешь, что все слухи, которые ходят вокруг его имени - просто глупые домыслы невежественных людей.

- Боже! - наигранно всплеснула руками Ортанс. - С каких пор ты стала разбираться в подобных вещах? Мне кажется, еще совсем недавно ты говорила, что слишком глупа, чтобы уразуметь, о чем толкуют все эти профессора в Драгоценном дворце!

- Его светлость умеет быть... убедительным, - тихо проговорила Анжелика и отвела в сторону глаза.

- Ты просто слишком неопытна, - снисходительно произнесла Ортанс. - Подобному человеку, как граф де Пейрак, ничего не стоит заморочить тебе голову. Я же постараюсь как можно ближе сойтись с Франсуазой - она, в силу своего высокого положения, может быть очень полезной. И на твоем месте я постаралась бы сделать то же самое. Этим ты убьешь сразу двух зайцев - утихомиришь ее гнев, который вызвала своим глупым и неосторожным поведением в Ботрейи, и дашь понять ее мужу, что не намерена поощрять его ухаживания.

- Это отвратительно, Ортанс! - с негодованием произнесла Анжелика. - Я никогда не поступлю так - мне неприятна одна мысль об общении с мадам де Пейрак.

- Как знаешь, - махнула рукой сестра. - Тогда просто пообещай мне, что не будешь принимать никаких знаков внимания от ее супруга.

- Обещаю, - процедила сквозь зубы Анжелика и обожгла сестру негодующим взглядом своих вмиг потемневших глаз.

Но Ортанс не так-то легко было обескуражить.

- Помни, я буду следить за тобой, Анжелика, и не дам наделать глупостей. Выйдешь замуж - можешь вести себя, как тебе заблагорассудится, но под крышей моего дома не место распутнице.

Девушка фыркнула.

- Спасибо, дорогая сестра, я всегда знала, что могу на тебя положиться. Твоя забота обо мне поистине безгранична!

Вернувшись домой, она тотчас поднялась в свою комнату и в изнеможении упала на кровать. Весь этот сумасшедший день пронёсся перед ее глазами, заставляя вновь переживать ту полноту чувств, что ей довелось испытать. Прогулка по Тюильри, дуэль между маркизом де Монтеспаном и господином де Лозеном, величественный Ботрейи, ослепительная и невыносимо высокомерная мадам де Пейрак, и, наконец, сам господин де Пейрак, ее муж... Анжелике почему-то и в голову не могло прийти, что граф женат, хотя в этом не было ничего удивительного. Но он был так свободен в общении, так независим, что невозможно было представить себе кого-то рядом с ним. Даже его жена, обладающая, несомненно, всеми достоинствами, высоко ценимыми в свете, казалась бесконечно далекой ему, словно их и не связывали священные узы брака. Анжелика вспомнила, как граф подчеркнуто-холодно представил супругу гостям, не протянул руку, чтобы помочь ей спуститься с лестницы, и предпочел остаться в прихожей с ней, Анжеликой, дабы рассказать своей гостье подробнее об убранстве дома, а не сопроводить мадам де Пейрак к столу.

Анжелика подперла голову руками и устремила мечтательный взгляд в окно, за которым уже сгущались сумерки. С каким воодушевлением граф рассказывал ей о долгих спорах, которые вел с архитектором, предлагавшим ему более традиционную планировку дома, и о том, как настоял на том, чтобы парадная лестница разделялась на два закругленных крыла, соединенных сверху галереей, что придало величественному холлу легкость и добавило пространства. Высокий потолок его украшала роспись, выполненная столь искусно, что казалось, будто бескрайнее синее небо с тщательно прорисованными облаками и фигурами древнегреческих божеств раскинулось над Анжеликой и графом де Пейраком подобно огромному шатру. В центре композиции находилась, как объяснил ей хозяин дома, вечно юная богиня любви Афродита, что родилась из морской пены и в сиянии своей несравненной красоты ступила на песчаный берег острова Кипр, где Оры* в золотых диадемах увенчали её золотым венцом, украсили золотым ожерельем и серьгами. С волнением Анжелика разглядела в склоненном к ней лице богини свои черты, словно она посмотрелась в зеркало, и сердце ее учащенно забилось. Девушка бросила быстрый взгляд на своего спутника, и он, как будто прочитав ее мысли, понимающе улыбнулся ей...

Дав Анжелике в полной мере налюбоваться окружающим ее великолепием, граф увлек девушку за собой в столовую, где их ожидали пышно сервированный стол, благоухающие букеты живых цветов, расставленные в вазах на белоснежной скатерти, столовые приборы из вермели, многочисленные и разнообразные блюда, разносимые бесшумно скользящими по мозаичному полу слугами. На секунду застыв на пороге, Анжелика вдруг услышала неожиданное предложение графа стать его соседкой по столу, что вызвало у нее одновременно и растерянность, и радость - ей хотелось продолжить это столь приятное для нее общение: ведь, кто знает, когда им доведется увидеться вновь...

Несмотря на всю галантность, которую проявлял по отношению к ней граф де Пейрак, Анжелика постоянно чувствовала обращенный на себя взгляд его жены, которая, казалось, с пристальным вниманием следит за каждым ее движением и словно ждет от нее какого-нибудь промаха. Это ужасно нервировало девушку, и когда она проявила свою невежественность в знании столового этикета, не сумев воспользоваться вилкой, Анжелика с досадой отметила в направленных на нее холодных, ярко-синих глазах мадам де Пейрак нотки презрения. Ей на помощь пришел хозяин дома, распорядившись принести гостье ложку, а после начал рассказывать девушке о кушаниях, что были поданы к обеду, и настаивал, чтобы она попробовала каждое из них. Некоторые Анжелика видела впервые, но по достоинству оценила их вкус и то, с каким тщанием и вниманием к деталям они были оформлены.

- Поистине, ваш повар - настоящий волшебник, мессир, - проговорила Анжелика, обращаясь к графу, после того, как отведала утку под гранатовым соусом. - Вкус этого блюда так необычен...

- Я обязательно передам ему ваши слова, сударыня, - с легким поклоном ответил Пейрак. - Несомненно, он будет на седьмом небе от счастья, узнав о том, как вы высоко оценили его старания.

Она снова склонилась над тарелкой, а граф, немного помолчав, произнес:

- Я еще раз хочу поблагодарить вас, мадемуазель де Сансе, за то, что вы помогли мне провести эксперимент в салоне у господина Скаррона. Думаю, если бы не ваша отзывчивость, мой оппонент выиграл бы спор.

- Как это возможно, мессир де Пейрак? - она вскинула на него удивленые глаза. - Ваши рассуждения и глубокие познания должны были убедить гостей в вашей правоте.

- Если бы вы не продемонстрировали всем присутствующим тогда столь наглядно свойства воздуха и не доказали на конкретном примере, что он - отнюдь не пустота, то, боюсь, месье Форжерон с присущим ему пылом обратил бы симпатии общества в свою сторону. Увы, - граф картинно развел руками, - нет смысла говорить о пустоте с теми, у кого она в голове.

Анжелика, услышав эти слова, невольно рассмеялась, и тут же снова почувствовала на себе негодующий взгляд мадам де Пейрак. Графиня, видимо, желая переключить внимание мужа на себя, начала разговор о южной культуре, причем повела его в таком оскорбительном для графа ключе, что девушка, сидевшая рядом с ним, с беспокойством отметила, каким гневом вспыхнули черные глаза хозяина дома, и как его рука судорожно сжала салфетку, лежавшую перед ним на столе. Казалось, ссора, стремительно набиравшая обороты, должна была закончиться грандиозным скандалом, но граф де Пейрак, бросив быстрый взгляд на обращенное к нему лицо Анжелики и, вероятно, прочитав на нем сильнейшее волнение, внезапно перевел тему разговора, тем самым усмирив бушующие за столом страсти. Однако, несмотря на это, девушка все равно чувствовала витающую в воздухе напряженность, и, когда слуга подал ей наполненный доверху бокал рубиново-красного густого вина, она слишком резко протянула руку, чтобы принять его, и опрокинула содержимое себе на платье.

Это была катастрофа. Механическим движением, словно заводная кукла, она взяла со стола салфетку и попыталась оттереть быстро расползающееся по юбке пятно, но с отчаянием понимала, что уже ничего нельзя поправить. Анжелика не смела поднять глаза, и только щеки ее горели предательским огнем, выдавая растерянность и замешательство девушки. Она слышала, что граф что-то говорит, но не могла уловить смысла его слов. И только тогда, когда госпожа де Пейрак величественно встала со своего места и предложила ей следовать за ней, Анжелика осознала, что хозяева желают, чтобы она поднялась наверх и привела себя в порядок, но от внезапно нахлынувшей дурноты не могла сдвинуться с места. Ей понадобилось немалое усилие, чтобы подняться из-за стола, и под сочувствующими взглядами графа де Пейрака и маркиза де Монтеспана, и возмущенного - Ортанс покинуть столовую.

Наверху она пережила еще одно унижение, которое переполнило чашу ее терпения. Мадам де Пейрак так явно указала ей ее место, так изысканно посмеялась над ней, что Анжелика, ответив ей достаточно резко, поспешила как можно скорее покинуть и ее комнату, и этот роскошный отель. Стоя на ступенях особняка, она отчетливо осознала, что ей нет места среди этих людей - таких богатых, таких надменных, для которых она просто глупая провинциалка, не умеющая себя вести. А затем ее пронзила еще одна мысль, которая была ужаснее предыдущей: а что, если все внимание графа де Пейрака к ней, вся его учтивость не более чем игра, целью которой было вызвать недовольство его жены? Как же она ошибалась, думая, что супруги бесконечно далеки друг от друга! Напротив, они были настолько близки, что сделали ее частью своей интриги, разыграв, как пешку, и безжалостно смахнув с доски, когда партия была окончена... Ее начал бить озноб, Анжелика обхватила себя руками за плечи и сбежала по ступенькам крыльца вниз, на подъездную дорожку. Она дождется Ортанс здесь. Ни за что на свете она не вернется в этот дом, где царит его насмешливый хозяин со своей заносчивой супругой. И пусть думают о ней, что угодно!

За всеми этими переживаниями Анжелика не услышала, как к ней спустился граф де Пейрак. Она почувствовала только, как ей на плечи мягко опускается плащ, и все тело, заледеневшее от осеннего ветра, окутывает блаженным теплом.

- Вижу, вы решили подышать свежим воздухом, мадемуазель, - раздался у нее над ухом голос графа, который с мягкой улыбкой склонился к лицу девушки, тщетно пытаясь поймать ее взгляд.

Зачем он пришел? Чего хотел от нее? Недоверие и обида на графа де Пейрака, порожденные ее недавними размышлениями, внезапно сплелись в душе Анжелики с чувством облегчения. Сама не зная почему, но она вдруг отчетливо ощутила, как ее заполняет спокойствием, заставляя выкинуть из головы все страхи и подозрения, в то время как мужчина просто стоял здесь, рядом с ней... Неужели лишь одно его присутствие способно так повлиять на неё? Боясь показать всю гамму чувств, что отражалась на ее лице, девушка, не оборачиваясь, поблагодарила графа за его любезность, но он не уходил, настойчиво пытаясь убедить ее вернуться к столу. Мало-помалу ему удалось вовлечь ее в разговор, но Анжелика еще не совсем пришла в себя, была слишком взвинчена, и не смогла сдержать слез при воспоминании о пережитом недавно оскорблении. И тут случилось невероятное. Мужчина, увидев одинокую слезинку, катящуюся по ее щеке, протянул руку к лицу девушки и осторожным движением стер ее, будто это было самым естественным жестом на свете. Почувствовав прикосновение его пальцев к своей коже, Анжелика испытала минутное замешательство, а потом безграничное умиротворение, будто именно этого ей и не хватало, чтобы успокоиться. Подняв на него взгляд, девушка утонула в темных глазах, смотрящих на нее с невероятной нежностью и заботой. Как она могла думать о нем, как о бессовестном лжеце, потешающемся над ней? Просто невероятно, как она была глупа! Словна вторя этой мысли, радостная улыбка расцвела на лице Анжелики, и она с волнением увидела, как граф улыбается ей в ответ...

Когда они с сестрой уезжали, девушка с нетерпением ждала графа де Пейрака у кареты, чтобы попрощаться, но пылкий маркиз, о котором Анжелика уже успела позабыть, бросился к ней и склонился к ее руке. Она смущенно посмотрела на графа поверх головы господина де Монтеспана, но тот с равнодушным видом стоял на ступенях крыльца, а лицо его ничего не выражало. Подсаживая ее в карету, маркиз прошептал:

- Я с нетерпением буду ждать нашей завтрашней встречи, мадемуазель. Возможно, вы будете более благосклонны ко мне и подарите хотя бы одну улыбку своему преданному поклоннику.

Анжелика вспыхнула и отстранилась от молодого человека, глаза которого с восхищением смотрели на нее.

- Прощайте, - пробормотала она, опускаясь на скамью в экипаже и откидываясь на спинку сиденья. Какое счастье, что этот день наконец-то закончился!

Перебирая воспоминания одно за другим в памяти, Анжелика не заметила, как наступила ночь. Ее никто не беспокоил - не звал к ужину, не отвлекал разговорами, даже не подходил к двери, и девушка вдруг почувствовала себя чужой в доме сестры, чужой в этом лицемерном светском обществе, чужой в этом душном городе... Поднявшись с кровати, она зажгла свечу на туалетном столике и с грустью осмотрела залитое вином платье. В чем она завтра пойдет в Тюильри? С внезапным ожесточением Анжелика подумала, что если уж господин де Монтеспан так увлечен ею, то вполне удовлетвориться созерцанием того туалета, что она привезла из Пуату. Помнится, в салоне Нинон де Ланкло, где она появилась в нем впервые, она не заметила ни неодобрительных взглядов, ни откровенных насмешек в свой адрес. Значит, и маркиз не будет смотреть на нее косо. А если и будет, то тем лучше - она наконец-то избавится от его навязчивого внимания.

Раздевшись и устроившись под одеялом, Анжелика свернулась клубочком, пытаясь согреться, и закрыла глаза. Слезы набухали на ее ресницах и стекали по щекам, отчего подушка вскоре намокла, но девушка не обращала на это никакого внимания. Теперь она могла плакать, не таясь, изгоняя из себя остатки переживаний, сомнений, смутных желаний и чаяний. Она была одинока, ее сердце отчаянно стремилось разделить жар другого сердца, губы жаждали поцелуев, а тело - тепла... На один краткий миг она почувствовала на своей щеке прикосновение ласковых пальцев, которое было настолько реальным, что девушка подскочила на постели и широко раскрыла глаза, желая увидеть, кто мог проникнуть в ее спальню, но вокруг была лишь темнота...
_____________

*О́ры - богини времён года в древнегреческой мифологии, ведали порядком в природе. Дочери Зевса и Фемиды (либо дочери Гелиоса и Селены). Стражи Олимпа, то открывающие, то закрывающие его облачные ворота. Их называют привратницами неба.

 Отправлено: 07.05.17 13:24. Заголовок: Глава 20. Франсуаза...

Глава 20. Франсуаза. Контарини.

Наблюдая из окна за отъезжающим экипажем, увозящим из Ботрейи обеих сестер, Франсуаза была несколько раздражена тем, с каким пылом прощался с этой несносной Анжеликой де Сансе маркиз де Монтеспан. Как хорошо, сказала женщина себе, что она оказалась достаточно благоразумной, чтобы не поощрять его ухаживаний, и залепила нахалу пощечину после того, как он осмелился проникнуть в ее карету и поцеловать против ее воли. Франсуаза криво улыбнулась: ну и растерянный же у него был вид, когда она приказала кучеру остановиться и ледяным тоном велела маркизу выйти вон и никогда больше не показываться ей на глаза. Но в глубине души она тогда была довольна его настойчивостью и напором. Сейчас же они казались ей отвратительными и более приставшими какому-нибудь развязному мушкетеру, а не придворному. "Что ж, они будут прекрасной парой, - с долей ехидства подумала графиня о маркизе де Монтеспане и мадемуазель де Сансе, - светский волокита и неотесанная деревенщина!"

Молодая женщина поискала глазами мужа и увидела, что он, небрежно кивнув присевшей в реверансе баронессе, оперся на перила крыльца и устремил взгляд куда-то в сторону, словно ему не было никакого дела до их незванной гости. Губы Франсуазы тронула легкая улыбка - вероятно, его поведение за столом было всего лишь игрой, и он использовал эту глупышку, чтобы позлить её. Это было приятным открытием - значит, Жоффрей все же не так равнодушен к ней, как пытается показать, и их отношения еще можно наладить.

Франсуаза отошла от окна и опустилась на пуфик перед туалетным столиком. Придирчиво оглядев свои безупречно уложенные волосы, идеально правильные черты лица, тонкий стан и высокую грудь, подчеркнутую соблазнительным декольте, она с досадой подумала, отчего муж пренебрегает ею. Неужели его совсем не волнуют ее молодость и красота? Казалось бы, после того, как он расстался с герцогиней де Мерекур, его внимание снова должно было обратиться на супругу, но череда ошибок с ее стороны еще больше отдалила их друг от друга. Возможно, она просто не понимала его? Франсуаза вспомнила, как сама оттолкнула мужа, когда он сделал попытку к примирению, как потом безуспешно пыталась вернуть его расположение, но Жоффрей словно выстроил вокруг себя непроницаемую стену, и все ее старания оказывались тщетными. А еще эта в крайней степени неприятная история с Фабрицио Контарини...

Каждый раз, вспоминая о ней, женщина испытывала двойственные чувства - с одной стороны, она считала, что была права, пытаясь защитить репутацию своей семьи, а с другой понимала, что нанесла величайшее оскорбление своему мужу. Снова и снова перед ее глазами вставала одна и та же сцена: искаженное гневом лицо Жоффрея, приближенное к ее, и те ужасные слова, что он говорил ей. Впервые она видела его в такой ярости и впервые поняла, что его внешняя холодность и невозмутимость - лишь маска, за которой он ловко скрывает истинные чувства, и что на этот раз ей действительно удалось глубоко задеть его.

А началось все с того, что, вернувшись из театра после скандального спектакля Мольера, Франсуаза узнала от дворецкого о том, что графа де Пейрака дожидается господин Контарини*, и что за хозяином дома уже послали Куасси-Ба.

- Куда его проводили? - рассеянно поинтересовалась она, сбрасывая на руки лакею свою накидку.

- В гостиную, ваша светлость, - почтительно ответил дворецкий.

- Ему принесли вина и каких-нибудь закусок? - осведомилась она и, услышав заверения, что гостю было оказано должное гостеприимство, хотела было подняться к себе, но вдруг вспомнила, что Фабрицио как-то навещал их с мужем в Тулузе, и произвел тогда на нее приятное впечатление. Он говорил с большой изысканностью и заставлял ее смеяться, с юмором рассказывая истории из своей полной приключений жизни. Франсуаза с удивлением узнала, что он венецианец, хоть и говорил по-французски без акцента, так как оставил свой родной город в ранней юности. Покинув Венецию, он отправился в Монпелье, чтобы обучаться в старинном французском университете, и по счастливой случайности встретил там Жоффрея де Пейрака, такого же студента. После их разлучили жизненные обстоятельства, но они сохранили дружеские отношения, и уже не в первый раз Контарини гостил в Отеле Веселой Науки. Кроме того, Франсуазе стало известно, что он ученый, но вникать в суть его исследований она не считала нужным - её вполне удовлетворяло светское и ни к чему не обязывающее общение с ним.

Решив, что вполне может развлечь мужчину беседой, пока не вернется муж, да и - что греха таить - показать Жоффрею, как она любезна и обходительна с его гостями несмотря ни на какие разногласия между ними, Франсуаза прошла в гостиную, где ей навстречу поднялся Фабрицио, и она была поражена лихорадочному блеску его глаз, ужасающей худобе и неопрятности в одежде.

- Приветствую вас, мадам де Пейрак, - он попытался поклониться ей, но как-то неловко качнулся и рухнул в кресло.

- Что с вами? - она застыла на пороге, настороженно наблюдая за ним. Он болен, ранен? Франсуаза уже пожалела, что решила скрасить ему время ожидания графа, но уйти теперь было бы неучтиво.

Опустившись в кресло напротив, она, скрывая волнение, спокойно произнесла:

- Чем обязаны вашему визиту, месье?

- Я сбежал... За мной по пятам идут посланцы Святой инквизиции, - прошептал Фабрицио. - И на этот раз мне не удастся скрыться от них... Я уже несколько дней не ел и не спал, мне нужно было добраться до Жоффрея... Он сумеет мне помочь...

Франсуаза поднесла руку ко рту. Инквизиция, матерь Божья! Она помнила о яростных стычках графа с архиепископом Тулузским, и муж часто со смехом говорил, что тот мечтает сжечь его на Саленской площади как колдуна.

- За что вас разыскивают? - голос молодой женщины дрогнул.

- За мои научные труды... Пейрак предупреждал меня... - голос Контарини срывался, он с трудом дышал, на лбу у него блестели капельки пота. - Я сам во всем виноват, мне не следовало...

Молодая женщина встала и подошла к подносу, на котором стояло угощение, принесенное слугой. Фабрицио к нему даже не притронулся: видимо, пребывая в состоянии паники, он не замечал ничего вокруг. Налив в бокал вина, она протянула его мужчине:

- Выпейте, вам станет легче.

Венецианец дрожащей рукой поднес к губам фужер и сделал несколько жадных глотков. Щеки его немного порозовели.

- Премного благодарен, мадам, - он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Франсуаза кусала губы. Оставлять его здесь было бы несусветной глупостью, но она знала, что Жоффрей непременно так и поступит. Ну почему с ним так сложно?! "Нужно избавиться от этого опасного гостя до того, как муж приедет домой", - наконец решила она и легонько потрясла мужчину за плечо. Он поднял на нее измученные глаза.

- Господин Контарини, - начала Франсуаза, тщательно подбирая слова, - к моему великому сожалению, вы не можете остаться здесь.

- Но Жоффрей... - обескураженно начал было Фабрицио, но графиня сделала протестующий жест рукой, заставив его замочать.

- Послушайте, - проговорила она, склоняясь к его лицу. - Вы же понимаете, какой опасности подвергаете наш дом! Я дам вам денег, лошадь, одежду, прикажу собрать провизию... - она схватила его за руку. - Прошу вас, уезжайте!

Лицо Контарини исказилось мукой.

- Вы обрекаете меня на смерть...

- А вы нас - на огромные неприятности! - парировала она, выпрямляясь. - О чем вы думали, придя сюда?

- О дружеской помощи... - опустил глаза учёный.

- Несомненно, вы замечательный друг, месье, если совершенно не заботитесь о будущем мессира де Пейрака и его семьи! - раздраженно проговорила Франсуаза и нервно заходила по комнате. - Вы же прекрасно знаете о его сложных отношениях с архиепископом Тулузским. Что будет, если ему станет известно о вашем визите?

- Вы правы, вы абсолютно правы, мадам, - безжизненым голосом проговорил Фабрицио и встал с кресла. - Я сейчас же уйду...

- Подождите, я распоряжусь насчет лошади и еды... Думаю, у кого-нибудь из слуг найдется подходящая одежда для вас, не стоит вам привлекать к себе внимание дорогими костюмами. И деньги... Я сию же минуту принесу их вам, они у меня в комнате...

Отдав необходимые распоряжения дворецкому, Франсуаза поспешно взбежала по ступеням лестницы к себе, подлетела к туалетному столику и откинула крышку ларца, где у нее хранились драгоценности. Сбоку лежал небольшой мешочек, в котором была мелочь для пожертвований. Схватив его, женщина устремилась вниз, молясь только о том, чтобы Контарини успел покинуть Ботрейи до возвращения графа де Пейрака. Но Судьбе было угодно, чтобы муж вошел именно в тот момент, когда она уже прощалась с венецианцем.

- Фабрицио, друг мой! - прямо с порога воскликнул Жоффрей и, быстро подойдя к Контарини, опустил руку ему на плечо. - Что случилось? На тебе лица нет!

- Я уже ухожу, - проговорил тот, отводя глаза в сторону.

Франсуазе показалось, что муж на мгновение растерялся, и она поспешила вмешаться:

- Господин Контарини очень торопится: у него осталось совсем мало времени, чтобы покинуть Париж.

Фабрицио согласно кивнул.

- Что случилось, черт побери? - проговорил граф, переводя взгляд с супруги на друга.

- Мне срочно нужно уехать, Жоффрей, - ответил Контарини. - Госпожа де Пейрак была настолько любезна, что собрала все, что мне может понадобится в пути. Я рад, что успел повидаться с тобой, - и, немного помедлив, добавил еле слышно: - Возможно, это последняя наша встреча...

- Ты попал в беду? - сдвинул брови Жоффрей.

- Да, но я не хочу впутывать тебя в это. У вас и так достаточно неприятностей...

- У нас? - недоуменно переспросил граф и непонимающе посмотрел на друга. - О чем ты?

- Мне лучше уйти, прощай! - и с этими словами мужчина направился к дверям.

- Фабрицио, подожди! Мне может кто-нибудь объяснить, что здесь происходит? - граф, сделав шаг вперед, заступил ему дорогу.

- Если он так спешит, не стоит его задерживать, Жоффрей, - попыталась убедить мужа Франсуаза.

- Позвольте, сударыня, мне самому решать, как вести себя с моим другом в моем собственном доме, - холодно проговорил он. - Итак, я требую объяснений.

- Инквизиция отдала приказ о моем аресте, - устало проговорил Контарини, сдаваясь перед напором графа де Пейрака. - Мне удалось бежать, но ее посланники преследуют меня, они дышат мне в спину... Я проделал длинный путь из Авиньона в Париж, чтобы увидеться с тобой, но теперь понимаю, что это был поступок безумца...

- Ты правильно сделал, что приехал ко мне! - пылко заверил его Жоффрей. - Я спрячу тебя и сделаю все, что в моих силах, чтобы обеспечить безопасность. Не беспокойся, тебе незачем уезжать на ночь глядя.

- Я не хочу навлекать несчастья на твой дом и твою семью, - твёрдо сказал Фабрицио и бросил быстрый взгляд на Франсуазу. Та еле заметно кивнула, словно благодаря гостя за понимание.

Лицо Пейрака застыло, подобно каменной маске. Он очень тихо, выделяя каждое слово, проговорил, обращаясь к Контарини:

- Я сейчас распоряжусь насчет того, чтобы тебе приготовили комнаты. После того, как я кое-что улажу, я поднимусь к тебе, и мы поговорим. Альфонсо!

Проследив, чтобы все было исполнено в точности, как он приказал, и, дождавшись, когда Фабрицио вслед за слугой поднимется на второй этаж, он обернулся к жене.

- Думаю, мне тоже необходимо отдохнуть, - сказала она, избегая смотреть на графа.

- Позвольте мне проводить вас, сударыня, - проговорил он тоном, не предвещающим ничего хорошего.

- Не стоит, господин де Пейрак, я слишком устала, - ответила женщина, делая несколько быстрых шагов вверх по лестнице.

- Я настаиваю, мадам, - его рука сжала ее локоть, и она вскрикнула от неожиданной боли.

В полном молчании они дошли до покоев Франсуазы, где муж, аккуратно прикрыв за ними дверь, наконец дал волю своему гневу.

- Как вы посмели решать что-то за моей спиной? - он навис над ней, и глаза его в это момент были поистине дьявольскими - черными, как сама ночь, а где-то в их глубине разгорался огонь Преисподней.

Франсуаза отшатнулась, но он грубо рванул ее к себе.

- Отвечайте! Кто дал вам право распоряжаться судьбой близкого мне человека?

- Я ваша жена и беспокоилась о вас! - выкрикнула молодая женщина, тщетно пытаясь освободиться из его железной хватки.

- Вы беспокоились только о себе! - он оттолкнул ее и с силой ударил рукой по туалетному столику, отчего зеркало, украшавшее его, жалобно зазвенело, а некоторые предметы попадали на пол. - О том, что скажут в свете, если история с Фабрицио выйдет наружу, или о том, что нас могут перестать принимать, опасаясь последствий, и вам негде будет хвастаться вашими нарядами и драгоценностями, - язвительно закончил он, окидывая жену уничижительным взглядом.

Франсуаза задохнулась от возмущения.

- А вас, значит, все это не интересует? - запальчиво проговорила она. - И вы готовы загубить свою и так отнюдь не безупречную репутацию связью с этим еретиком?

- Только вы, при вашей узости мышления и отсутствии какого-либо представления о науке, можете назвать знаменитого ученого еретиком, - в глазах графа читалось презрение. - Вы и в Тулузе проявили себя во всей красе, когда весьма неучтиво обошлись с господином Бернулли**.

- С этим угрюмым реформистом? - сморщила носик Франсуаза, припоминая мужчину лет сорока в пыльной потертой одежде, который как-то навещал Жоффрея в Отеле Весёлой науки. - Он нагнал на меня скуку своими рассуждениями... Я вообще не могу понять, что может быть между вами общего.

- Даже и не сомневаюсь в этом, - холодно перебил ее граф. - Это выше вашего понимания. Вам известно лишь корыстолюбие и тщеславие!

Графиня медленно осела на пуфик и посмотрела на мужа снизу вверх, словно маленький провинившийся ребенок.

- Вы несправедливы ко мне, Жоффрей, - жалобно произнесла Франсуаза дрожащим голосом, и глаза ее наполнились слезами.

Пейрак, давно изучивший хитрые уловки супруги, не обратил на ее искусное притворство ни малейшего внимания.

- Думаю, сударыня, бесполезно говорить о том, что ваше поведение возмутительно, вы все равно останетесь при своем мнении. Я просто напрасно трачу свое время, - с этими словами он развернулся и вышел.

Утром Франсуаза узнала, что Контарини уехал, и вздохнула с облегчением, но наладить хоть какой-то контакт с мужем ей так и не удалось. Он не удоставивал ее даже словом, будто она была пустым местом. И только сегодня, видя, как он назло ей очаровывает свою гостью, Франсуаза поняла, что не совсем безразлична ему, раз он пытается вызвать в ней ревность. Ей даже стало немного стыдно за то, как она обошлась с этой, в сущности, безобидной девушкой, вся вина которой состояла лишь в том, что граф избрал ее орудием своей мести. Возможно, она даже черкнет пару любезных строк Ортанс, чтобы немного сгладить впечатление от своей несдержанности. Но это после. Сейчас ей нужно попытаться поговорить с Жоффреем.

Спустившись в прихожую, она услышала голос мужа, доносившийся из гостиной:

- Я распоряжусь, чтобы вам приготовили комнаты, Пегилен. Можете оставаться здесь столько, сколько пожелаете.

И почти сразу же распахнулась дверь, в проеме которой возник силуэт графа де Пейрака.

Увидев жену, он равнодушно кивнул ей и направился к лестнице.

- Мессир, я хотела бы поговорить с вами, - окликнула она его.

- Я слушаю вас, мадам, - он чуть обернулся и вопросительно взглянул на нее. - О чем вы хотели со мной поговорить? О вашей возмутительной выходке за обедом? Или, возможно, о том, что вы забыли свои обязанности хозяйки дома? Или о том, наконец, как вы поступили с несчастным Фабрицио?

- О, Жоффрей, - Франсуаза приняла самый покаянный вид, на который только была способна. - Не будьте таким жестоким! Ваша холодность и несправедливые упреки глубоко задевают меня, возможно оттого я и веду себя иногда не совсем... благоразумно.

- Хорошо, оставим это, - устало проговорил Пейрак. - Что вы хотели мне сказать?

Графиня тут же оживилась.

- Помните, мы обсуждали с вами прием, который я хотела устроить в Ботрейи?

Он иронично усмехнулся.

- Несомненно, сударыня. Продолжайте.

- Можно ли мне назначить дату и разослать приглашения? - Франсуаза потупила взор и постаралась изобразить крайнюю степень смущения.

- Вы вольны распоряжаться в этом доме, как вам заблагорассудится, - граф подошел к жене и приподнял пальцем вверх ее подбородок, чтобы заглянуть в глаза. - И вам ни к чему демонстрировать мне свое показное послушание.

- Я намерена отныне слушаться вас во всем, - прошептала она, распахивая глаза как можно шире.

Он с некоторой долей сомнения покачал головой и вздохнул.

- Вы словно избалованное дитя, Франсуаза. Вам кажется, что достаточно нескольких фраз, чтобы все, что вы натворили, было забыто.

- Я клянусь, что подобного больше не повторится, - поспешно произнесла молодая женщина и мягким движением коснулась его груди.

Граф убрал руку от ее лица и отстранился.

- Назначайте любой день, мадам, и можете не ограничивать себя в расходах.

Глаза Франсуазы победно вспыхнули, а на губах расцвела улыбка. Он больше не сердился на нее - ни за историю с Контарини, ни за сегодняшнюю эстападу за обедом, какое облегчение! Она уже мысленно представляла, какой наряд закажет себе для предстоящего торжества, когда заметила, что муж некоторое время смотрит на нее каким-то странным взглядом, словно решая для себя что-то.

- Жоффрей? - вопросительно произнесла молодая женщина, и сердце ее забилось чуть быстрее. А что, если сейчас он наконец-то забудет о разделяющих их разногласиях и сделает шаг ей навстречу?

- Это все, о чем вы хотели поговорить со мной, сударыня? - ответил граф де Пейрак вопросом на вопрос, а тон его, холодный и снисходительный, совершенно не располагал к примирению. - Что ж, я так и предполагал... Позвольте откланяться, - произнес он и стал подниматься по лестнице.

Франсуаза проводила его взглядом. Конечно, их разговор закончился не совсем так, как она рассчитывала, но главная цель была достигнута - ей позволили устроить прием по своему вкусу и заверили, что не будут стеснять в тратах. Ну что ж, пока и это можно считать победой...

Окрыленная, она поднялась к себе в комнату, где тут же приступила к составлению списка гостей, которым следовало разослать приглашения. Все сливки парижского общества, все мало-мальски известные и имеющие влияние персоны вошли в него. О, этот прием должен был стать поистине грандиозным, чтобы после о нем судачил весь Париж, и она, мадам де Пейрак, несомненно, должна была стать его королевой! В порыве беспричинной радости и сладостного предвкушения праздника Франсуаза решила послать приглашение и мадам Фалло де Сансе с сестрой, чтобы показать, что она желает навсегда забыть о том злосчастном обеде и возникшем между ними недопонимании. Кроме того, пригласив этих деревенщин, она тем самым продемонстрирует своему мужу, что готова идти на уступки и проявить некоторую покорность. Ну и, конечно же, это даст ей возможность посмеяться над скромными туалетами сестер и их дурными манерами со своими утонченными приятельницами... "Да, прием сулит много развлечений," - с довольной улыбкой подумала Франсуаза и кликнула Марго, чтобы отдать распоряжения насчет предстоящего праздника.

____________
*Семья Контарини была одной из двенадцати благороднейших семей Венеции, среди её представителей значится восемь дожей Венецианской республики, четыре патриарха Венеции, 44 прокуратора Сан-Марко, а также другие известные личности.

**Иоганн Бернулли — швейцарский математик, механик, врач и филолог-классицист, самый знаменитый представитель семейства Бернулли, младший брат Якоба Бернулли, отец Даниила Бернулли, одного из создателей кинетической теории газов, гидродинамики и математической физики.

 Отправлено: 15.05.17 12:53. Заголовок: Глава 21. Жоффрей. Л..

Глава 21. Жоффрей. Лувр.

На следующее утро после неожиданного визита в Ботрейи сестер де Сансе граф де Пейрак отправился в Лувр, где ему предстояло уладить одно очень важное дело. Во дворце размещались многочисленные учреждения: Королевская библиотека, Королевская академия наук, Французская академия, Королевские академии живописи и архитектуры, Королевская академия надписей и медалей, Королевская типография. Нижний этаж Большой галереи Лувра занимали Монетный двор и мастерские. Там же находились квартиры придворных, священников, художников и ремесленников короля, которые со своими семьями и слугами составляли разномастное население королевской резиденции. И во всей этой поистине вавилонской сутолоке графу предстояло отыскать мэтра Валантэна Конрара, секретаря Французской академии.*

Миновав Зал древностей и библиотеку, Жоффрей поднялся на второй этаж и неспешно двинулся по коридору, изредка останавливаясь, чтобы полюбоваться картинами, в изобилии развешанными по стенам. Он никуда не торопился: вряд ли достопочтенным академическим мужам придет в голову мысль покинуть гостеприимные стены Лувра до вечера, а мэтр Конрар, по слухам, и вовсе частенько ночевал здесь, увлеченный своими научными изысканиями. Его поистине фантастическая работоспособность и преданность идеям Академии уже давно стала притчей во языцех.

Мимо де Пейрака то и дело сновали расфранченные щеголи и скромно одетые клерки, которые, мельком взглянув на высокую фигуру графа, элегантно опирающегося на массивную трость из светлого дерева с золотым набалдашником и облаченного в красный муаровый плащ, расшитый большими бриллиантовыми цветами, тут же низко склонялись перед ним, интуитивно угадывая знатного вельможу. Под воротником бархатного камзола мужчины виднелась цепь из золотых пластинок, усыпанных алмазами, какие стали носить при Людовике XIII выдающиеся военачальники, на драгоценной перевязи висела шпага, чей золотой массивный эфес был украшен россыпью мелких бриллиантов, а на рукояти, переходящей в навершие, сверкала голова льва, державшего в широко распахнутой пасти огромный рубин. Несомненно, Жоффрей имел вид величественный, и тем, кто был случайным свидетелем его визита в Лувр, оставалось только гадать, кто этот роскошно одетый незнакомец с поистине королевской статью.

Наконец граф де Пейрак увидел в людском водовороте знакомое лицо и негромко воскликнул, улыбнувшись:

- Сеньор де Сент-Аман!**

Кудрявый крупный мужчина, уже в летах, но все еще сохраняющий свежий цвет лица и задорные искорки в темных, хитро прищуренных глазах, направился к нему навстречу и радостно затарахтел:

- Мессир де Пейрак! Какая неожиданная встреча! Что, позвольте осведомиться, заставило вас покинуть ваш сладостный край трубадуров и прекрасных дам и осчастливить своим приездом столицу? Помнится, вы не особо-то жаловали Париж и то сборище варваров, что наводняет его, делая, по вашим словам, пребывание в нем невыносимым.

- Я рад, сеньор де Сент-Аман, что вы по-прежнему блещете остроумием, - граф де Пейрак, нисколько не обиженный дерзкими речами старого знакомого, приветливо взглянул на него. - Думаю, только благодаря вам и нашему доброму другу Скаррону Париж можно находить более-менее сносным.

Сент-Аман расплылся в улыбке. Этот авантюрный господин, неутомимый путешественник, поэт и солдат, держащий в руках с неизменным изяществом как перо, так и шпагу, бонвиван, любитель вина и хорошей еды вызывал у тулузского вельможи живую симпатию, и когда он однажды гостил в Отеле Веселой науки, граф оказал ему самый радушный прием. Жоффрей отдавал должное поэтическому таланту ироничного сеньора, искрометному и живому, сильно недооцененному его напыщенными литературными собратьями, считающими отчасти грубую и едко-сатирическую поэзию Сент-Амана недостойной сего высокого звания. Пейрак же был убежден, что он обладает особым чутьём повседневного, и, как острый наблюдатель, весьма приуспел в описаниях, которые зачастую отличались силой и отчётливостью офорта. Подмечая все, что могло показаться незначительным в поведении людей, Сент-Аман после рисовал невероятно точные в своей гротескности портреты, язвительные и донельзя правдивые. Несомненно, этим он наживал себе множество врагов, но одновременно и невероятное количество поклонников, в числе которых был и граф де Пейрак.

- Итак, ваша светлость, дозволено ли мне будет узнать, какие неотложные дела заставили вас сегодня посетить Лувр? - собеседник графа отвесил ему преувеличенно почтительный поклон и устремил на Пейрака взгляд, полный неподдельного интереса.

- Несомненно, мой друг. Я разыскиваю мэтра Конрара...

- Можете не продолжать! Я немедленно отведу вас к нему! - воскликнул Сент-Аман и воздел руки вверх в жесте, выражающем крайнюю степень восторга. - И не только отведу, но и лично прослежу, чтобы старый книжный червь принял вас, как должно, и удовлетворил все ваши просьбы. Я, знаете ли, каким-то невероятным образом получил место "бессмертного"*** в Академии, не в последнюю очередь, - он понизил голос, - при непосредственной протекции герцога де Реца, родного брата нашего несносного архиепископа Парижского****.

Жоффрей понимающе улыбнулся.

- Что ж, это весьма неожиданная и приятная новость. Значит, вы именно тот, кто мне нужен.

- А как же мэтр Конрар? - с наигранным сожалением осведомился сеньор де Сент-Аман. - Я что же, не увижу, как он испуганно роняет очки и, уморительно щурясь, суетливо начинает перебирать на своем столе пыльные фолианты, увидев столь значительную персону, как вы, у себя в кабинете?

- Несомненно, я не лишу ни вас, ни себя этого эпического зрелища! - воскликнул граф де Пейрак и весело расхохотался. - Вы оба можете быть мне крайне полезны.

- Тогда не будем медлить, мессир, следуйте за мной! - и мужчины направились к мэтру Конрару, продолжая свою весьма занимательную беседу.

Встреча с бессменным секретарем Французской академии прошла именно так, как и предсказывал Сент-Аман. Старик отчаянно нервничал, пытаясь одновременно и отвесить графу почтительный поклон, и навести порядок на заваленном бумагами столе, поспешно перекладывая растрепанные кипы книг с места на место. При этом он то и дело ронял свои очки в строгой роговой оправе, а вместе с ними и толстенные тома, которые с глухим стуком ударялись об пол. Видеть его суетливую фигуру было одновременно и смешно, и жалко, а потому Жоффрей, как можно мягче заверив мэтра Конрара, что не стоит так волноваться из-за его визита, скорее дружеского, чем официального, уговорил старика присесть. Но тот и на стуле продолжал нетерпеливо подпрыгивать, поминутно порываясь встать, чтобы наклониться за упавшими книгами, которые тут же пытался впихнуть в стоявший у него за спиной массивный шкаф, но они, не вмещаясь, снова валились на пол...

Наконец Сент-Аман решил положить конец этому спектаклю, подошел к бедняге Валантэну сзади и опустил ладони ему на плечи.

- Ну же, дружище, возьми себя в руки, а то тебя хватит удар прежде, чем мессир де Пейрак поведает, зачем он пришел.

Мэтр Конрар поправил на носу очки, которые подал ему Сент-Аман, сцепил руки в замок на коленях и воззарился на графа с почти молитвенным выражением, словно на небожителя, по неизвестной прихоти решившего вдруг посетить его.

- Итак, господа, - начал де Пейрак, уверившись в том, что его внимательно слушают, - просьба моя может показаться вам необычной, но для провинции, от имени которой я говорю, и для славного города Тулузы, советником парламента которого я являюсь, ваше положительное решение будет поистине бесценным благом.

Немного помолчав, собираясь с мыслями, граф продолжил:

- Наверняка вы слышали о празднике Цветочных игр, который ежегодно проводится в Тулузе и в котором принимают участие поэты со всей Франции. Лучший из них получает, по традиции, главный приз - золотую фиалку. Цветок шиповника из серебра вручается за лучший образчик пастушеской поэзии, ну а ноготки, тоже изготовленные из серебра, - за лучшую плясовую песню. Поэту, получившему первый приз, присваивается титул бакалавра, а обладателю всех трёх призов - титул maestre веселой науки, - губы Жоффрея дрогнули в полуулыбке. - Фестиваль проводится ежегодно, начиная с XIV века. Если позволите, господа, - обратился он к академикам и поудобнее устроился в кресле, - я немного углублюсь в историю. Возникновение праздника связано с именами семи тулузских жителей, которые желали возрождения провансальского языка и искусства куртуазной поэзии, пришедших в то время, увы, в полный упадок. Эти семь лиц обратились ко всем друзьям gai savoir***** с приглашением явиться 1 мая 1324 года в Тулузу для участия в поэтическом состязании, на котором победителю вручался приз вместе с титулом мэтра весёлой науки. Это нововведение так понравилось жителям города, что уже в следующем году из consistori de la gaya sciensa****** образовалось целое общество с канцлером во главе. В конце XV века одна из образованнейших женщин города Тулузы Клеманс Изор, вдохновительница трубадуров, оставила городу весь свой немалый капитал с условием, что он будет израсходован на устройство Цветочных игр и на призы его участникам. И с тех пор каждый год утром 3 мая в церкви ла Дорад проходит месса, во время которой благословляются цветы - призы. Затем они в торжественном шествии с трубачами и гражданами города переносятся в Капитолий, где в зале Знаменитостей их вручают победителям конкурса, поэтам, пишущим на провансальском языке. А одна из трёх наград до сих пор так и называется La Violence de Clémette - "фиалка Клеманс"...

- Чудесная история! - воскликнул Сент-Аман, едва граф закончил. - Право слово, подобное можно услышать только на Юге!

- Да, - поддакнул мэтр Валантен, снова начиная ерзать на стуле. - Чудесная и завораживающая. Но какой помощи вы ждете от Французской академии?

Граф задумчиво повертел в руках свою трость.

- У меня есть друзья в Сорбонне, к которым я первоначально направился со своей просьбой, и они настоятельно посоветовали мне обратиться к вам, так как ваше сообщество было создано с целью сделать французский язык не только элегантным, но и способным трактовать все искусства и науки. И, что особенно важно, Французская академия находится под непосредственным покровительством его величества Людовика Богоданного.

- Несомненно, мессир де Пейрак, все именно так, как вы говорите, - поспешно закивал Конрар.

- Я узнал также, что Академия взяла на себя функцию меценатства и учредила премию за красноречие и лучшее поэтическое произведение, а барон де Монтийон установил премию за благородный поступок*******.

- К чему вы клоните, господин де Пейрак? - без обиняков прямо спросил Сент-Аман.

- К тому, что я желал бы, чтобы обществу, занимающемуся организацией фестиваля, в котором я также имею честь состоять, в силу его огромной как исторической, так и духовной ценности, было присвоено звание академии, - и Жоффрей произнес с воодушевлением, мягко, на окситанский манер: - Acadèmia dels Jòcs Florals... Как вы считаете, господа, это возможно?

Академики потрясенно замолчали.

- Académie des Jeux floraux, вы это имели в виду, не так ли? - осторожно поправил его Конрар на французском, не уверенный, что правильно расслышал слова графа.

Пейрак небрежно махнул рукой.

- Так или эдак - какое это имеет значение, господа? Меня мало волнует, какое название наше общество будет носить в официальных документах. Главное - это прославление аквитанской культуры и провансальского языка, а также приумножение наследия трубадуров.

- Но вы же понимаете, ваша светлость, что наша Академия создана с целью прославления и сохранения именно французского языка? Я не уверен, что Его Величество с одобрением отнесется к вашей просьбе, - дрогнувшим голосом, но тем не менее непреклонно произнес мэтр Валантэн. - Или же, что мне кажется наиболее вероятным, он поставит условием, чтобы произведения, предоставляемые на суд вашей академии, были исключительно на французском.

На лице графа де Пейрака мелькнула досада, но он быстро овладел собой.

- Я думаю, - проговорил он, - что члены совета не будут против, чтобы наравне с аквитанскими поэтами в Цветочных играх участвовали и французские... Но все же изначальной целью праздника флоралий было возрождение исторической значимости провинции Лангедок...

- Лангедок давно уже стал частью французского государства и находится под сенью французской короны, - довольно резко произнес Конрар, вставая со своего места. - О каком возрождении значимости вы говорите? При всем моем уважении к вам, мессир де Пейрак, ваши взгляды в свете недавних событий могут показаться весьма провокационными.

Видя, что дело принимает опасный оборот, в разговор вмешался Сент-Аман.

- Господа, - проговорил он примирительно, - не думаю, что стоит обсуждать столь острые политические вопросы в связи с такой возвышенной материей, как поэзия. Уверен, что граф де Пейрак говорит лишь о духовном возрождении культуры и искусства своего края...

- Но при этом особо подчеркивает, что ведущая роль в Цветочных играх будет отведена поэтам-южанам! - перебил его не в меру разгорячившийся Конрар.

- И это вполне естественно, коль скоро речь идет о празднике нашей провинции! - запальчиво произнес граф, тоже вставая со своего места.

- Вашей провинции! - воскликнул мэтр Валантэн, взмахнув руками, отчего его очки снова упали на пол. - И опять вы говорите так, будто Лангедок - отдельное королевство со своими законами, своим правителем и государственным языком! В то время как у Франции есть только один король и только один официальный язык - французский!

Жоффрей сжал набалдашник своей трости с такой силой, что костяшки его пальцев побелели. Некоторое время он молчал, глядя на этого нелепого старика: растрепанного, раскрасневшегося от негодования, щурившегося из-за отсутствия очков, словно крот, но непоколебимо уверенного в своей правоте. И от решения этого недотепы теперь зависело, быть или не быть Академии флоралий в Тулузе... Какая насмешка!

- Мне жаль, что я отнял у вас время, мэтр Конрар, - проговорил наконец граф спокойным тоном, в глубине которого, тем не менее, легко угадывались стальные нотки. - Позвольте откланяться...

С этими словами кивнув де Сент-Аману, застывшему, как изваяние, за спинкой кресла Конрара, он покинул кабинет секретаря Французской академии.

- Мессир де Пейрак, - окликнул его сзади голос приятеля, едва он сделал несколько шагов по коридору.

- Да? - граф круто обернулся и посмотрел на него с плохо скрываемым раздражением.

- Не принимайте близко к сердцу слова нашего славного мэтра Валантена, - примирительно проговорил Сент-Аман, приближаясь к Пейраку. - Вы должны понимать, что еще живы воспоминания о Фронде, и ваши намеки на возрождение значимости южных провинций по меньшей мере опасны.

- Я говорил лишь о Цветочных играх, поэзии, провансальском языке... Где в моих словах вы усмотрели намек на бунт? - Жоффрей бросил быстрый взгляд на Сент-Амана.

- Вы или недооцениваете силу искусства, граф, или лукавите, - тонко улыбнулся тот, а после добавил нарочито веселым тоном: - Думаю, вам необходимо немного развеяться, мессир де Пейрак, и я предлагаю вам прогулку по садам Тюильри.

- Охотно принимаю ваше предложение, сеньор де Сент-Аман, - Жоффрей через силу улыбнулся и направился к лестнице, ведущей на первый этаж.

Выйдя на улицу, они пересекли небольшую площадь перед фасадом западной части Лувра, миновали квадратный двор, застроенный лачугами, в которых жили ремесленники и художники, и направились к величественному дворцу Тюильри, пристроенному сбоку от Лувра и замыкающему весь ансамбль.

- Я часто гуляю по этому восхитительному парку, - разглагольствовал Сент-Аман, углубляясь в боковую аллею, вдоль которой были посажены каштаны. - Здесь невероятно красиво. Вы только взгляните на эти скульптуры!

Между деревьями на мраморных постаментах были установлены статуи древнегреческих божеств: семь муз, покровительниц искусств, стояли на некотором расстоянии друг от друга, образуя широкий полукруг, горделивый Аполлон надменно взирал на прогуливающихся со своего высокого пьедестала, воинственная Артемида-охотница натягивала лук, а соблазнительная Афродита в притворной скромности опускала свой взор... Граф задержался перед скульптурой, изображающей лежащую на некоем подобии ложа с боковой закругленной спинкой молодую женщину, расслабленно опирающуюся на согнутую в локте руку и устремившую задумчивый взгляд куда-то вдаль, поверх любующихся ею посетителей Тюильри. Бедра изваяния были небрежно прикрыты мраморными складками тонкого покрывала, в остальном же ее фигура была полностью обнажена. На лице каменной девы застыло строгое, если не сказать скорбное выражение, которое и привлекло внимание де Пейрака.

- Это нимфа Эхо, - раздался над ухом Жоффрея голос Сент-Амана. - Она была наказана женой Зевса Герой за болтливость, поскольку отвлекала богиню разговорами, когда громовержец изменял ей, - спутник Пейрака хихикнул. - Гера лишила Эхо дара самостоятельной речи: отныне она могла только повторять слова, произнесенные другими. Это наказание оказалось для нимфы роковым. Влюбившись в прекрасного Нарцисса, она не могла ему в этом признаться. Страдая от безответного чувства, Эхо иссохла, и от нее остался один лишь голос… Видимо поэтому, - насмешливым тоном закончил он, - влюбленные пары назначают здесь свидания в надежде, что безмолвная нимфа сохранит их секрет.

- Весьма предусмотрительно с их стороны, - в тон ему ответил де Пейрак, прекрасно знавший эту историю, но из светской любезности с вниманием выслушавший ее перессказ в интерпретации приятеля. - Любовь - это тайна, -
добавил он, снова устремляя взгляд на задумчивую нимфу, - которую следует всячески оберегать, как говорил мэтр ле Шамплен.

- И я с ним полностью согласен. Ах, вы знаете, я невероятно скучаю по вашему Отелю Веселой Науки, граф! - воскликнул мечтательно Сент-Аман. - Там царит невероятная, фантастическая атмосфера, сотканная из множества нюансов, главным из которым можно назвать свободу...

- Так за чем же дело стало? Двери моего дома всегда открыты для вас! - Жоффрей сделал приглашающей жест рукой, словно приветствовал гостя на пороге своего розового замка.

- И я не премину воспользоваться вашим любезным приглашением, мессир де Пейрак, - радостно потёр руки его спутник. - Надеюсь, я как раз успею приехать в Тулузу к началу следующих Цветочных игр.

Граф усмехнулся, вспомнив недавний разговор с мэтром Конраром, но промолчал.

Каштаны сменились вязами, а те, в свою очередь, липами, и вот в конце аллеи показались тутовые деревья - белые шелковицы, которые, как просветил Пейрака Сент-Аман, были недавно высажены в честь Генриха IV, который, как известно, первым начал развивать производство шелка во Франции.

За деревьями был виден просвет и оттуда неслись громкие выкрики и смех. "Огонь!" - время от времени раздавался попеременно то женский, то мужской голос, и граф догадался, что там играют в жмурки.

- Молодежь сейчас обожает эту несколько легкомысленную игру, - словно прочитав его мысли, скорбно покачал головой его спутник, но глаза его при этом весело сверкнули. - Им бы только поймать в свои объятия какую-нибудь красотку и сорвать с ее губ запретный поцелуй...

Пейрак приподнял бровь и искоса посмотрел на Сент-Амана.

- С каких пор в жмурках следует целоваться? Черт побери, я совсем отстал от моды!

Приятели весело расхохотались.

- Клянусь честью, - продолжал Жоффрей, воодушевляясь. - Вернувшись в Тулузу, я немедленно введу новое правило в эту милую салонную игру, которая прежде была столь невинной.

- Не забудьте, граф, что сначала водящий должен отгадать имя того, кого он поймал, - Сент-Аман назидательно поднял палец. - Целовать всех без разбора было бы непристойно.

- Я полностью полагаюсь на ваши познания, - склонил голову в благодарственном поклоне Пейрак.

Спустя мгновение мужчины вышли на небольшую лужайку, на которой резвились с дюжину молодых людей. У девушки в красной накидке, отороченой мехом лисы, были завязаны глаза, и она, осторожно ступая по уже пожухлой пожелтевшей траве, тщетно пыталась поймать хоть кого-нибудь из игроков. Юные барышни с визгом разбегались перед самым ее носом, а молодые люди, напротив, шутливо отталкивая друг друга, боролись за право оказаться схваченными ею, что только вносило сумятицу в игру. Расставив руки перед собой, она раз за разом ловила воздух и застенчиво улыбалась, обнажая белоснежные, словно жемчужины, ровные зубки, а щеки ее горели ярким румянцем то ли из-за пронизывающего осеннего ветра, то ли из-за азарта игры. На лбу девушки, выбившись из-под широкого капюшона, непокорно трепетал легкий золотистый локон, который она то и дело откидывала назад нетерпеливым движением. Взглянув на неё, могло показаться, что в осеннем поле, вдалеке от людских глаз, резвится озорной эльф, непоседливый и очаровательный... Растерянно поворачиваясь на звуки весёлых голосов, раздающихся с разных сторон, девушка неожиданно направилась прямо на Жоффрея и его спутника.

- Не будем портить игру, мессир, - проговорил Сент-Аман, наклоняясь к графу, который не двигался с места. - Идемте, я покажу вам нечто невероятное - бюст юной красавицы работы Жирардона********! Вы, как тонкий знаток женской красоты, несомненно, сможете оценить его по достоинству. Это поистине шедевр...

Но де Пейрак уже не слушал собеседника. Все его внимание было приковано к девушке, с которой его разделяла всего пара шагов. Услышав голос Сент-Амана, она пошла быстрее, и Жоффрей не успел опомниться, как ее руки легли ему на грудь, а звонкий голос радостно воскликнул:

- Поймала!

Ладони девушки скользнули по плечам графа, для чего ей пришлось приподняться на цыпочки, коснулись густых, тщательно завитых волос. На мгновение она замерла, раздумывая, кто бы это мог быть, и закусила губу - видимо, ей никак не удавалось вспомнить, на кого из играющих похож пойманный ею мужчина. Молодежь, сначала опешившая от случившегося, уже пришла в себя и, окружив девушку и Пейрака плотным кольцом, начала подбадривать ее выкриками:

- Ну же, мадемуазель, кто это?

- Право, я не уверена, - смущенно отвечала та, а вокруг раздавались взрывы смеха.

Жоффрей стоял неподвижно, с мягкой улыбкой разглядывая обращенное к нему прехорошенькое девичье личико, наполовину скрытое светлым газовым шарфом, и думал, что не иначе как сама Судьба привела его сегодня в Тюильри... Почувствовав чей-то пристальный взгляд, он поднял голову и встретился глазами с маркизом де Монтеспаном, который стоял в нескольких шагах от него. Поприветствовав его легким кивком, Пейрак снова устремил взгляд на девушку, руки которой все еще лежали у него на плечах. Сент-Аман, наблюдая за этой в высшей степени забавной сценой, сотрясался от беззвучного смеха.

А веселье тем временем продолжалось.

- Вы совсем не имеете представления, кто это? Какая жалость! - проговорил один из кавалеров и прыснул.

Девушка, раздасадованная насмешками, решительно потянулась к лицу Жоффрея и кончиками пальцев провела по его щекам. От прикосновения ее заледеневших рук он вздрогнул и с трудом подавил в себе желание взять их в ладони и согреть своим дыханием. Внезапно девушка отпрянула от графа, словно ожегшись.

- Мессир де Пейрак, - еле слышно прошептали ее губы, и мадемуазель де Сансе - а это была она - медленным движением сняла с глаз повязку...
___________________

*Один из залов Лувра был отдан Людовиком XIV Французской академии только в 1672 году, а до этого она не располагала собственным помещением, и ее заседания проводились в доме того или другого академика. Данная историческая неточность была умышленно допущена автором для дальнейшего развития сюжета.

**Марк-Антуан Жирар де Сент-Аман (настоящее имя Антуан Жирар), французский поэт. C 1627 года именовал себя «сеньором де Сент-Аман» (sieur de Saint-Amant) безо всяких на то оснований. Один из основателей Французской академии наряду с Буаробером и Фаре. Сент-Аман создал ирокомическую поэму «Смехотворный Рим», которая была сочинена в 1633, циркулировала в рукописях и была издана анонимно в 1643, за что издатель получил три недели тюрьмы. Его перу также принадлежат вакхические и бурлескные стихи: «Обжоры», «Попойка», «Стансы на беременность королевы Польши».

***Французская академия насчитывает 40 членов. Избрание в академию является пожизненным, академиков называют «бессмертными» (фр. les immortels) согласно девизу академии, введённому ещё при Ришельё — «Для бессмертия» (À l’immortalité).

****Его Высокопреосвященство кардинал Жан-Франсуа Поль де Гонди, известен как кардинал де Рец - архиепископ Парижский, выдающийся деятель Фронды, автор знаменитых мемуаров.

*****весёлого искусства или знания (окс.).

******общество веселой науки (окс).

*******Указанные события произошли в 1671 и 1682 годах соответственно, но, как уже указывалось ранее, для развития сюжета автором было сделано историческое допущение.

********Франсуа Жирардон - французский скульптор. Ученик Л. Максьера и Ф. Ангье. В 1648—1650 гг. завершил своё художественное образование в Риме у Бернини. Вернувшись оттуда в 1651 г. в Париж, снискал благорасположение живописца Ш. Лебрена, всесильного в то время в делах французского искусства, в результате чего у него появилось множество заказов, которые он исполнял с большим техническим мастерством и внешней эффектностью, но без глубины выражения, в напыщенном, театральном вкусе, господствовавшем в эпоху Людовика XIV. Первые его работы после возвращения из Италии — в замке Во-ле-Виконт. В 1663—1664 гг. Жирардон выполняет скульптурную часть галереи Аполлона в Лувре. С 1666 г. он много работает в Версале.

 Отправлено: 22.05.17 12:11. Заголовок: Глава 22. Анжелика. ..

Глава 22. Анжелика. Тюильри. Жмурки.

- У тебя же сегодня свидание! Ты что, забыла? - Ортанс, словно вихрь, ворвалась в комнату Анжелики, едва рассвело.

- Господи, к чему так кричать, - простонала девушка и попыталась укрыться от сестры под подушкой.

Ортанс подошла к окну и распахнула ставни, впуская тусклое серое утро в погруженную в полумрак спальню. Потом решительно стянула с Анжелики одеяло.

- Вставай немедленно! - безапелляционным тоном произнесла она, скрещивая руки на груди.

Анжелика подскочила на постели и, обхватив колени руками, недовольно посмотрела на сестру сквозь падающие на лицо растрепанные со сна золотистые пряди волос.

- А если я не хочу никуда идти? - вызывающе спросила она.

- Значит, я потащу тебя силой, - с угрозой в голосе проговорила Ортанс. - Тебе выпала такая удача: наконец-то заинтересовать собой весьма достойного молодого человека, да еще и маркиза впридачу - тут надо быть круглой дурой, чтобы упустить этот шанс!

- Мне он не нравится, - упрямо мотнула головой девушка.

- С чего бы это? - изумилась сестра. - Он молод, красив, обходителен, у него неплохой экипаж, он изысканно одевается... Даже Франсуаза отзывалась о нем вчера за обедом, как о блестящем молодом человеке.

Анжелика поморщилась.

- Это не лучшая рекомендация, знаешь ли, - протянула она. - Вряд ли мне может понравится то же, что и мадам де Пейрак.

- Но вам же обеим нравится этот язвительный тулузский калека, - парировала Ортанс. - Хотя, видит Бог, ума не приложу, почему.

- Что-то незаметно, чтобы она была увлечена своим супругом, - запальчиво проговорила Анжелика. - Иначе не разговаривала бы с ним так дерзко на темы, которые глубоко задевают его, да еще и при посторонних!

- Конечно, ты же понимаешь его, как никто другой! - согласно кивнула головой прокурорша и нехорошо сощурилась. - Только вот женат он не на тебе, и все его состояние, нажитое, вне всяких сомнений, не без помощи дьявола, принадлежит его жене. А ты - всего лишь глупая гусыня, которая не видит дальше своего носа. Ты дождешься, что я отправлю тебя назад в Монтелу. Пусть отец сам с тобой разбирается.

Нехотя Анжелика поднялась с кровати и подошла к кувшину для умывания, который сестра только что собственноручно принесла ей. Откинув волосы назад, она склонилась к оловянному тазу и тщательно умылась. Ортанс в это время раскладывала на кровати ее туалеты, которые доставала из дорожного сундука, вытащенного на середину комнаты, и недовольно бурчала себе под нос:

- И надо же было тебе вчера испортить единственное приличное платье! Эти никуда не годятся, разве что только ты не желаешь пленить одного из клерков моего мужа. Господин де Монтеспан точно будет разочарован...

- Тем лучше, - отрезала Анжелика, подходя к ней. - К чему мне мужчина, которого интересую не я, а мои наряды?

- Если бы нас оценивали не по внешности и изысканности туалетов, а по уму и душевным качествам, то я, дорогая моя сестрица, была бы уже замужем за принцем, а то и королем, - ядовито проговорила Ортанс, бросая на Анжелику многозначительный взгляд. - И настал бы Рай земной, а праведные унаследовали бы землю... Но мир таков, каков он есть, а потому, чтобы выжить в нем и занять достойное место, нужно следовать его правилам. Одевайся, - и она всунула в руки сестре, вопреки ожиданиям, не платье с золотой вышивкой, в котором Анжелика была в салоне у Нинон, а более скромный золотисто-коричневый наряд, сшитый, правда, из очень качественной шерстяной материи - тонкой и гладкой, словно шелк.

- Точно это? - с сомнением проговорила Анжелика, прикладывая его к себе и оборачиваясь к зеркалу.

- Оно будет неплохо гармонировать с твоей накидкой, - отозвалась сестра. - И мы можем украсить верхнюю юбку мехом лисы, который остался после отделки капюшона.

Анжелика молча пожала плечами и стала с помощью Ортанс собираться на прогулку в Тюильри.

***

Сестры еще издали увидели маркиза де Монтеспана, который неторопливо прогуливался по аллее с античными статуями, и на секунду обомлели от удивления. Поистине блистательный костюм маркиза состоял из короткой куртки с рукавами до локтя и бахромой на плечах, отделанной множеством оборок и позументом. Белоснежная сорочка виднелась из-под брасьера*, а ее пышные рукава были перехвачены в нескольких местах лентами. Широкие ренгравы** вдоль пояса и по боковым швам были расшиты рюшами, бантами и кружевом. На плечи был небрежно наброшен короткий плащ, который выглядел бы достаточно скромно на контрасте с остальным нарядом, если бы не алая шелковая подкладка, вспыхивающая всеми оттенками красного при каждом движении молодого человека. За пышным плюмажем было почти не видно полей шляпы, а на ногах красовались белые чулки с кружевными отворотами и туфли с плоским округлым носиком, которые были сейчас на пике моды и назывались "утиным носом". На подъеме этого шедевра обувного искусства был прикреплен узкий атласный бант, а перед венчала шелковая розетка. Во всем этом великолепии едва можно было разглядеть висящую на перевязи шпагу, на эфесе которой небрежно лежала холеная рука маркиза, унизанная перстнями.

- Господи Боже мой, - на одном дыхании выпалила Ортанс, хватая сестру за локоть. - Если он так разоделся ради тебя, Анжелика, то можно с уверенностью утверждать, что господин де Монтеспан влюблен по уши.

Девушка, поначалу тоже опешившая от этого фейерверка перьев, лент и кружев, быстро овладела собой и небрежно произнесла:

- Дедушка сейчас высмеял бы его, как маркиза дю Плесси и нашего кузена Филиппа, когда они были проездом у нас в Монтелу, - говоря это, Анжелика вдруг словила себя на мысли, что абсолютно равнодушно упоминает имя такого ненавистного и вместе с тем еще совсем недавно такого притягательного для нее белокурого красавца с каменным сердцем, что так жестоко обошелся с ней когда-то.

Ортанс фыркнула.

- Несомненно, его мнение в области моды можно считать единственно правильным! Прислушивайся современные щеголи к нему и ему подобным брюзжащим старикам, все ходили бы одетые в черное с головы до ног, в уродливых ботфортах и с мельничными жерновами вокруг шеи. Я лично в восторге от нынешней моды и очень сожалею, что у меня не хватает средств на подобные изумительные вещи...

- Но ведь можно одеваться и не так пышно, но при этом элегантно, - возразила ей Анжелика, и перед ее мысленным взором возник образ графа де Пейрака, который, при всем богатстве отделки своих костюмов, выглядел, тем не менее, невероятно изысканно.

Молодой человек тем временем заметил сестер и поспешил им навстречу. Сняв шляпу, он склонился перед ними в столь низком поклоне, словно приветствовал по меньшей мере принцесс крови. После он коснулся поцелуем руки Анжелики и восторженно воскликнул:

- Я невероятно счастлив, что снова вижу вас, мадемуазель де Сансе. Вы, словно солнце, освещаете и этот пасмурный осенний день, и этот парк, который навевал на меня тоску, пока вы не появились.

Анжелика улыбнулась.

- Как можно скучать в Тюильри? Здесь так чудесно...

- И тем не менее, мадумуазель, - вздохнул маркиз, не выпуская ее руки, - я не мог наслаждаться ни его красотами, ни разнообразными развлечениями, пока не увидел вас...

Перекинувшись с дамами еще несколькими любезными фразами, Монтеспан увлек их за собой в глубину каштановой аллеи, ни на мгновение не переставая говорить. Ортанс, зябко кутаясь в плотную темно-серую накидку, завязанную под подбородком широкой голубой лентой, что немного освежало ее худое и желчное лицо, с вниманием слушала его и время от времени вставляла пару слов, чтобы поддержать беседу. Анжелика же шла молча, погруженная в свои мысли, за что удостоилась нескольких рассерженных взглядов от сестры, которых, впрочем, даже не заметила.

- Этот чудесный парк был разбит по приказу Екатерины Медичи, - разглагольствовал маркиз, желая привлечь внимание своей очаровательной спутницы. - Именно поэтому он и выполнен в итальянском стиле, что, несомненно, немного задевает нас, французов. Но ходят слухи, что его величество король намерен придать ему более утонченный вид.

Ортанс восхищенно ахнула, а Анжелика рассеянно кивнула - по ее мнению, сад и так выглядел безупречно и не нуждался ни в каких переделках.

Вскоре они вышли к огромному бассейну восьмиугольной формы, вдоль которого прогуливались дамы и кавалеры, со многими из которых маркиз учтиво раскланивался.

- Взгляните, а вот и жемчужина Тюильри - статуя прелестной юной девы! - проговорил Монтеспан, слегка театральным жестом указывая на очаровательную женскую головку из белого мрамора, стоящую на высоком постаменте. - Это одна из последних работ Жирардона, его мастерская тут неподалеку, в Лувре. Говорят, ему покровительствует сам Лебрен***, потому он и стал недавно профессором Королевской академии живописи и скульптуры.

Анжелика с интересом стала рассматривать изваяние, изображавшее немного грустную молодую девушку с устремленным вверх взором прекрасных глаз и пышными волосами, уложенными в некое подобие греческой прически. Несомненно, статуя была стилизована под античные образцы, но одновременно соответствовала всем современным стандартам красоты: покатые плечи, лебединая шея, мягкий овал идеально правильного лица... Анжелика никак не могла вспомнить, кого ей напоминает эта мраморная красавица, пока сбоку не раздался голос Ортанс:

- Интересно, кто позировал скульптору? Не удивлюсь, если это была Франсуаза де Пейрак. Поразительное внешнее сходство!

Анжелика невольно поморщилась. Теперь в мягких чертах изваяния ей чудилась надменность, присущая графине, а в изгибе полуоткрытых губ - язвительная насмешка.

- Действительно, я тоже вижу некоторое сходство, - проговорил маркиз де Монтеспан, поспешно отводя глаза от скульптуры.

Девушка с легким удивлением посмотрела на него, недоумевая, с чего вдруг упоминание имени мадам де Пейрак так смутило маркиза, но тут ее отвлек веселый незнакомый голос, воскликнувший:

- Пардайан!

Обернувшись, Анжелика увидела довольно большую компанию молодых людей примерно ее возраста. Юноша, окликнувший маркиза де Монтеспана, тем временем продолжал:

- Мы пришли посмотреть на итальянцев, они сегодня давали представление в Тюильри. А ты, я смотрю, - он бросил быстрый оценивающий взгляд на Анжелику и Ортанс, - явился сюда полюбоваться красотами парка и его восхитительными скульптурами?

Маркиз широко улыбнулся.

- Несомненно. И показать все это великолепие юной мадемуазель, которая совсем недавно приехала в столицу к своей сестре, - и он со всей возможной учтивостью представил мадам Фалло де Сансе и Анжелику своим друзьям.

Молодого человека, заговорившего с ними первым, звали Сен-Тьерри. Господа Бриенн, Кавуа, д'Юмьер, Марти-Буассо, Курсильон и Шемро, которых маркиз представлял дамам одного за другим, склонялись перед ними в галантных поклонах, выдававших в них настоящих знатоков придворного этикета. Они благоухали рисовой пудрой и амброй, их наряды ничуть не уступали роскошью и красотой отделки костюму маркиза де Монтеспана, и Анжелика снова испытала чувство неловкости, как тогда в Плесси, когда кузен Филипп и его друзья посмеялись над ней. Ортанс же, напротив, была на седьмом небе от счастья оттого, что ее представили таким блестящим кавалерам, и вполне светски и остроумно повела беседу с ними, ничуть не смущаясь своего более чем скромного вида. Взяв пример с сестры, Анжелика также постаралась вести себя свободнее, тем более, что приятели маркиза де Монтеспана были явно очарованы ею.

Девушки, которых сопровождали молодые люди, пестрой стайкой окружили сестер и начали наперебой рассказывать им о пьесе, которую только что смотрели, и выражать сожаление, что ни Анжелика, ни Ортанс ее не увидели.

- Это было так забавно! Мы смеялись до упаду! - восклицала мадемуазель де Мейерей, хорошенькая шатенка лет семнадцати.

- Итальянцы дают представления в Пти-Бурбон по понедельникам, вторникам, четвергам и субботам, - с важным видом проговорила Ортанс. - И мы с сестрой непременно сходим посмотреть на них в самое ближайшее время, раз уж сегодня мы пропустили представление здесь, в Тюильри.

- Они делят сцену с труппой Мольера, - живо отозвался Сен-Тьерри. - И, как поговаривают, этот драматург из провинции скоро затмит их своим талантом.

- После того оглушительного провала "Смешных жеманниц"? - фыркнул Шемро, щелчком расправляя кружевные манжеты своей рубашки. - Вряд ли. Вы слышали, что спектакль запретили? Думаю, что скоро Пти-Бурбон перейдет в полное владение итальянцев, а сам мэтр Мольер отбудет туда, откуда прибыл - на грязные постоялые дворы и захолустные деревенские ярмарки.

Ответом ему был веселый смех приятелей.

- Говорят, что сама мадам де Пейрак, эта новая королева жеманниц, хлопотала о том, чтобы запретить представление пьесы. Она была на премьере и своим поистине королевским видом и остроумием вогнала в краску видавших виды актеров с их жалкими попытками посмеяться над представителями высшей аристократии, - продолжал тем временем Шемро, воодушевленный вниманием собравшихся.

- Мадам де Пейрак? - заинтересованно переспросил д'Юмьер. - Впервые слышу это имя... Она красива?

- Невероятно! - Шемро причмокнул губами и возвел глаза к небу. - Богиня, истинная богиня! Она недавно приехала из Тулузы со своим баснословно богатым мужем и теперь только и делает, что повергает парижское общество в восхищение своими нарядами, украшениями и, господа, что совсем уж удивительно, утонченными манерами и острым язычком. Недаром в кругу жеманниц, куда она с восторгом была принята, ее нарекли в честь богини мудрости Афины Паллады - Атенаис...

- Не слишком ли много талантов для провинциальной выскочки? - с некоторой долей ревности осведомилась его спутница, очаровательная блондинка с накладными буклями, имя которой Анжелика не запомнила.

- Ах, моя драгоценная, - Шемро склонился к ее руке и ослепительно улыбнулся. - Вам ни к чему надувать ваши милые губки и так грозно смотреть на меня. Если мои глаза и любуются другими красотками, то сердце мое принадлежит только вам.

- Я вчера имел честь обедать в отеле Ботрейи, который принадлежит супругу мадам де Пейрак, - вмешался в разговор господин де Монтеспан. - И хочу вам сказать, друзья мои, что это был один из лучших обедов в моей жизни. Хозяйка дома действительно так хороша, как о ней говорят, и ее муж - весьма интересный собеседник. А те изысканные блюда, что нам подавали, ароматные вина, вкуснейшие десерты... Клянусь честью, я не видел ничего подобного даже в королевском дворце! Вы согласны со мной, мадемуазель де Сансе? - неожиданно обратился он к Анжелике.

- Да, это был незабываемый обед, - кивнула головой девушка, внутренне содрогаясь от воспоминаний о своем вчерашнем позоре.

- Я слышал, что этот хромой из Тулузы делает золото из воздуха, - продолжал неугомонный Шемро, - и что его величество Людовик был неприятно поражен той роскошью и размахом, с которым он был принят во дворце графа этим летом. Такое богатство не может не вызывать подозрений...

- Вы о проклятом тулузском золоте****? - нахмурился Монтеспан. - Полноте, это всего лишь легенда!

- Говорят, архиепископ Тулузский так не считает...

- Граф де Пейрак - ученый! - неожиданно вмешалась Анжелика, чем привлекла к себе всеобщее внимание. - Я была на руднике, который он взял в аренду у моего отца, и там действительно добывается серебро. Я не могу объяснить всех тонкостей, господа, но уверяю вас, что это никоим образом не связано ни с магией, ни с проклятием.

- А золото? Откуда у него столько золота? - запальчиво проговорил Шемро.

- Возможно, у него есть золотоносный рудник, - сказала Анжелика, уже кляня себя на чем свет стоит за свою несдержанность. Ну что ей стоило промолчать? - Точнее, я почти уверена в этом.

- Так вы знакомы? - с жадным вниманием поинтересовалась мадемуазель де Мейерей.

- Мы встречались несколько раз в свете, - осторожно ответила ей Анжелика.

- Мессир де Пейрак был настолько любезен, что осведомлялся о здоровье нашего отца, барона де Сансе, с которым его связывают самые теплые отношения, - вмешалась в разговор Ортанс, желая пресечь дальнейшие неловкие вопросы. - А рудное дело - это одна из его причуд, говорят, он весьма эксцентричен. И наш отец, конечно же, не мог не оказать своему старинному приятелю услугу, предоставив давно заброшенный рудник в его распоряжение для научных изысканий.

- Да, отец показывал мне паровую машину, которую граф де Пейрак сконструировал сам, - подтвердила Анжелика, послав сестре благодарный взгляд за столь своевременное вмешательство. - Это поистине грандиозное сооружение.

- Как занимательно, мадемуазель де Сансе. Вы не расскажете мне об этом поподробнее? Признаюсь, меня весьма заинтересовала тема добычи золота и серебра. Возможно, я тоже прикажу оборудовать нечто подобное в своем поместье, - д'Юмьер подхватил Анжелику под руку, игнорируя негодующий взгляд маркиза де Монтеспана.

- Право, сударь, я мало что могу вам рассказать, - смущенно проговорила девушка.

- Не лучше ли тебе обратиться непосредственно к графу де Пейраку и не докучать мадемуазель де Сансе своими расспросами? - шагнул к приятелю маркиз.

- Будь уверен, что при личной встрече с ним я не премину выпытать все секреты, что хранит этот ученый колдун, - насмешливо улыбнулся д'Юмьер, наслаждаясь горячностью Монтеспана.

- Смотри, как бы он не проткнул тебя шпагой за такие слова, - отозвался Пардайан. - Я слышал от Пегилена, что, несмотря на свою хромоту, он - лучший фехтовальщик в Лангедоке.

- Поистине, и мадам, и месье де Пейрак наделены слишком многими достоинствами, а в сочетании с баснословным богатством они и вовсе кажутся какими-то легендарными персонажами. Я уже начинаю думать, что слухи, роящиеся вокруг их имен, сильно преувеличены, - Шемро обвил рукой талию своей блондинки и продолжил: - я вижу, что наши дамы заскучали. Да и не только они. Эти разговоры о рудниках и проклятии на кого угодно нагонят скуку. Я предлагаю поиграть в жмурки, чтобы немного развеяться.

- Очаровательно, какая замечательная идея! - раздалось со всех сторон.

- Я знаю отличную лужайку тут неподалеку, там нам никто не помешает, - воскликнул Шемро, делая приглашающий жест рукой.

Поскольку д'Юмьер так и не выпустил ладони Анжелики, маркизу пришлось снова, как и в доме графа де Пейрака, сопровождать Ортанс, что, конечно, не вызвало у него особой радости.

Шумная компания прошла по аллее, украшенной античными статуями, которые, впрочем, мало интересовали молодых людей, занятых общением друг с другом. Миновав застывшие изваяния, они ступили под сень тутовых деревьев, за которыми просматривалась небольшая поляна, действительно надежно скрытая от глаз прогуливающихся в Тюильри.

Первой водить выпало мадемуазель де Мейерей, которая, весело смеясь, наконец поймала маркиза де Монтеспана. Однако вслед за радостью ее постигло разочарование: мужчина едва прикоснулся губами к ее щеке, хотя она и подставляла ему для поцелуя свои розовые губки, и тут же перевел взгляд на Анжелику, которая, вне всяких сомнений, занимала все его мысли. Юная мадемуазель едва не топнула ногой от негодования - ее весьма привлекал красавец-маркиз, и ей было неприятно то внимание, которое он оказывал их новой знакомой.

Когда маркизу де Монтеспану завязали глаза, он изрядно повеселил общество тем, что едва не упал, зацепившись носком своей туфли за переплетенные стебли травы.

- Пардайан, твое желание слепо следовать моде будет стоить тебе сломанной ноги! - восторженно завопил Сен-Тьерри, на ногах которого были надеты ботфорты с широкими отворотами, что неуловимо делало его похожим на мушкетера. Да и его короткий плащ со множеством пуговиц, скроенный на манер знаменитого казакина*****, только усугублял это сходство.

- Уж лучше я сломаю ногу, чем буду выглядеть, как солдафон! - парировал Монтеспан, с грозным видом направляясь в ту сторону, откуда слышались насмешки, но Сен-Тьерри уже успел переместиться на другой край поляны.

Со временем стало ясно, что маркиз охотится именно за Анжеликой, потому что он безошибочно определял, кто перед ним, и ловко избегал всех ловушек, что расставляли ему коварные друзья и настойчивые барышни. Раз за разом он упорно поворачивался в сторону девушки, словно и с завязанными глазами видел ее. Наконец, обойдя д'Юмьера, который то и дело заступал ему дорогу, стоило маркизу только приблизиться к Анжелике, он обхватил ее руками и победно провозгласил:

- Мадемуазель де Сансе!

Опустившись перед ней на одно колено, он дождался, пока она развяжет газовый шарф, закрывающий ему глаза, и с улыбкой произнес:

- Думаю, я заслуживаю награды, сударыня.

Анжелика бросила быстрый взгляд на Ортанс, которая не принимала участия в забаве, но с большим интересом наблюдала за ней со стороны, и с улыбкой наклонилась к Монтеспану:

- Конечно, мессир. Несомненно, заслуживаете...

Но прежде, чем она успела поцеловать его в щеку, он стремительно поднялся с колен и под восторженные крики приятелей припал губами к ее губам. Этот неожиданный поцелуй вогнал Анжелику в состояние ступора - от охватившей ее растерянности она не могла даже пошевелиться. Сознание девушки бесстрастно отметило, что губы маркиза нежны и настойчивы, но она была настолько ошеломлена поведением кавалера, что прикосновение его губ не вызвало в ней никакого отклика.

Отстранившись от Анжелики, Монтеспан с волнением посмотрел в ее глаза.

- Простите мне мою вольность, мадемуазель де Сансе, - тихо прошептал он, - но я не мог удержаться от соблазна... Вы восхитительны...

Она, вспыхнув, опустила глаза.

- Теперь водите вы! - воскликнул вездесущий Шемро. - Пардайан, хватит любезничать, завяжи мадемуазель де Сансе глаза!

- Как вы узнали меня? - проговорила Анжелика, пока маркиз осторожно затягивал кончики газового шарфа у нее на затылке.

- Вы пахнете весной... - ответил он. - Я не перепутаю этот аромат ни с каким другим, - и Монтеспан накинул ей на голову капюшон, желая защитить девушку от порывов осеннего ветра.

Сильные руки молодого человека раскрутили ее, а после она услышала звук его удаляющихся шагов. Повязка плотно сидела у нее на глазах, и Анжелика боялась, что ненароком упадет, отчего ступала по траве осторожно, словно по натертому до блеска паркету. Она слышала вокруг голоса, чувствовала легкие прикосновения чужих рук, но никого не могла поймать. Тонкий аромат женских духов сменялся тяжелым запахом амбры, которым благоухали кавалеры, звенящий колокольчиком девичий смех - азартными выкриками мужчин, и Анжелика поняла, что окончательно запуталась, кто есть кто. Неожиданно она осознала, что не узнает даже маркиза де Монтеспана, если поймает его, ведь обилие рюш, лент и галуна присутствовало в костюме каждого из участвовавших в игре молодых людей.

Тут ее внимание привлек чей-то голос, и Анжелика пошла на звук, вытянув вперед руки, пока не наткнулась на преграду. Мужчина, а в этом у неё не было никакого сомнения, осторожно, но вместе с тем твердо придержал ее за талию, чтобы она не упала. Девушка испытала мгновенное облегчение - наконец-то она снимет с глаз этот шарф, который изрядно раздражал ее, лишая обзора, и в то же время недоумение - кем же мог быть тот, кого она поймала? Ее "пленник" был высок, много выше нее, ведь для того, чтобы коснуться его плеч, Анжелике пришлось приподняться на цыпочки. Ни позумента, ни бантов - только плотный бархат, расшитый драгоценными камнями, чьи острые грани она чувствововала кончиками пальцев. Волосы незнакомца, длинные, шелковистые, были завиты крупными локонами... Кто же это? Вне всякого сомнения, она знала его, но это был не маркиз де Монтеспан и не один из его друзей.

Со всех сторон неслись нетерпеливые выкрики: молодые люди требовали, чтобы она назвала имя пойманного ею незнакомца, и Анжелика решительно потянулась руками к его лицу. Мужчина едва ощутимо вздрогнул, когда она коснулась его щеки, а девушка уже легко провела по ней, с неожиданным волнением ощущая под пальцами рубцы от старых шрамов. Это было невозможно, невероятно, но она была почти уверена, что перед ней стоит граф де Пейрак. И теперь она поняла, что показалось ей знакомым - запах табака и фиалок, который всегда окружал графа.

Анжелика поспешно отдернула руки от его лица и выпалила прежде, чем успела подумать о том, что должно последовать за ее догадкой:

- Мессир де Пейрак!

После, не удосуживаясь развязать узел повязки, она просто стянула ее вниз. Зеленые глаза девушки встретились со взглядом темных глаз де Пейрака, и она увидела, как по его губам скользнула мимолетная улыбка.

- Вы узнали, узнали его! - радостно завопил кто-то за ее спиной, и Анжелика покраснела до корней волос, осознав наконец, чего от нее ждут.

Растерянно обернувшись, она увидела решительно приближавшуюся к ней Ортанс.

- Господа, - обратилась мадам Фалло к компании, - это случайность. Мессир де Пейрак ведь не принимал участия в игре. Я, право, не знаю, должна ли моя сестра следовать в данном случае правилам. Не будет ли это... выглядеть неприлично?

- Нисколько! - захлопала в ладоши мадемуазель де Мейерей. - Это так очаровательно! И кроме того, мадемуазель де Сансе ведь правильно назвала имя того, кого поймала. Значит, она должна подарить поцелуй мессиру де Пейраку.

- Да, я придерживаюсь того же мнения, - поддержал ее Шемро, а вслед за ним и все остальные. Робкие протесты Ортанс и маркиза де Монтеспана потонули в одобрительном гуле голосов участников игры.

- Сударыня, - с легкой иронией проговорил граф де Пейрак над самым ухом девушки, заставляя Анжелику взглянуть на него, - а как считаете вы?

Он приподнял уверенным жестом ее подбородок и заглянул в самую глубину затуманенных волнением изумрудных глаз девушки. Анжелика интуитивно почувствовала, что перед ней мужчина, покоривший немало женских сердец, и это на мгновение расстроило ее, а потом ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы граф де Пейрак склонился ниже и коснулся поцелуем ее полуоткрытых губ. Но он не двигался, терпеливо ожидая ответа на свой вопрос, а Анжелика не смела прямо сказать ему о том, чего желает сейчас больше всего на свете. Более того, она умерла бы от стыда, если бы граф догадался о тех чувствах, что владели ею.

- Я не привык принимать незаслуженные подарки судьбы, - наконец проговорил он, прерывая чересчур затянувшееся молчание. - И срывать поцелуи с губ прекрасных дам против их воли - тоже не в моих правилах... - граф улыбнулся уголком рта. - Но все же я не могу оставить вас должницей в глазах всех этих господ, мадемуазель де Сансе, - с этими словами мужчина поднес ее руку к своим губам и запечатлел на запястье Анжелики нежный поцелуй, в то время как его пальцы ласкающим движением коснулись ее ладони.

Вздрогнув от этой украдкой выраженной ласки, девушка расширенными от удивления глазами посмотрела на графа де Пейрака и ей почудилось, что она увидела в ответном взгляде мужчины отголосок тех чувств, которые испытывала сама. Это ошеломило Анжелику, ведь она и помыслить не могла, что может вызвать в этом насмешливом сеньоре что-то, помимо снисходительного интереса. И тем не менее, сейчас - она готова была поклясться в этом! - он был взволнован ничуть не меньше нее. Этот обмен взглядами, незамеченный никем из присутствующих и длившийся не дольше одного удара сердца, оставил в душе Анжелики неизгладимый след, словно в эту секунду произошло нечто значимое и необратимое...

- Позвольте мне покинуть вас, мадемуазель де Сансе, чтобы вы могли снова продолжить свои забавы в кругу ваших друзей, словно прекрасная лесная фея, - граф де Пейрак выпрямился и обвел взглядом присутствующих. - Прощайте, господа. Прошу простить мне и моему другу это неожиданное вторжение.

Сняв шляпу, он несколько раз изящно поклонился и, кивнув своему едва сдерживающему смех приятелю, скрылся вместе с ним за деревьями. Проводив их долгим взглядом, Анжелика с преувеличенно веселой улыбкой обернулась к компании:

- Кто будет водить следующим?

__________________

*Брасьер - в 17 в. во Франции мужская свободная курточка с маленькой баской. Рукава были короткие - либо цельные, либо составленные из отдельных, скрепленных выше локтя лент. Из-под рукавов брасьера выступали рукава рубашки, перехваченные в нескольких местах лентами. В полочки брасьера вшивали картон, для того чтобы они держали форму. Носили с ним воротник раба. Брасьер пришел на смену пурпуэну.

**Ренгравы - во второй половине 17 в. во Франции род короткой юбки или штанов. Широкие ренгравы падали складками, заканчивались бахромой, оборкой или вышитой каймой, украшались пучками лент «ля-птит-уа» по бокам; внизу виднелись кружева канонов. Названы по имени голландского посла в Париже Рейнграва ван Сальма.

***Шарль Лебрён - французский художник и теоретик искусства, глава французской художественной школы эпохи Людовика XIV. В 1648 году он организовал вновь созданную Королевскую академию живописи и скульптуры, в 1660 — Мануфактуру Гобеленов, в 1666 — действующую по сей день Французскую академию в Риме. С 1662 Лебрён контролировал все художественные заказы двора. Он лично расписывал залы Аполлоновой галереи в Лувре, интерьеры замка Сен-Жермен и Версаля (Военный Зал и Зал Мира).

****лат. aurum Tolosanum - устойчивое выражение со значением "то, что приносит бедствия". Когда Сервилий Сципион разграбил тулузский храм, его поразила божья кара за святотатство. Вот почему всем известное выражение "золото Тулузы" намекает на беды, которое несет богатство, добытое нечестным путем.

*****Отличительным знаком мушкетёров был короткий лазоревый плащ "а-ля казак" (казакин) с серебряными галунами и нашитыми на него спереди, сзади и на боковых лопастях белыми крестами; крест, изготовлявшийся из бархата, имел золотые королевские лилии на концах и алые трилистники на перекрестьях.

 Отправлено: 30.05.17 22:58. Заголовок: Глава 23. Атенаис. П..

Глава 23. Атенаис. Прием в Ботрейи.

Известие о том, что мадам де Пейрак дает прием в своем отеле Ботрейи, облетело весь Париж. Те, кто получил приглашение, свысока посматривали на тех, кто не удостоился подобной чести. Наслышанные о грандиозном празднике, устроенном летом графом де Пейраком в честь приезда короля в Тулузу, все с жадным любопытством ожидали, чем удивят столицу прекрасная дама из Лангедока и ее супруг, о котором шла слава, как о лучшем устроителе развлечений во всем королевстве. Поговаривали, что господин Фуке, приемы которого были самыми роскошными в Париже, намеревался посетить этот праздник, чтобы лично убедиться в том, что слухи соответствуют действительности.

Франсуаза решила придать торжеству невероятный размах. Огромное количество рабочих было нанято для выполнения подготовительных работ и украшения замка к приему. Около тысячи телег с припасами потянулось к отелю со всех уголков Парижа и даже из провинций. Несмотря на то, что в столице без перерыва продолжались религиозные службы, посвященные наступающему Рождеству, никто ни на мгновение не забывал о том, что на следующий день после дня Богоявления отель Ботрейи гостеприимно распахнет свои двери для приглашенных на праздник гостей. Участвуя в богослужениях, слушая рождественские песнопения, дамы и кавалеры обдумывали свои наряды, прикидывали, какие наденут украшения, ну и конечно представляли, что их ожидает на этом "торжестве тщеславия", как его уже окрестили недовольные священнослужители, возмущенные недостатком религиозного рвения у своей легкомысленной паствы.

Франсуаза почти не спала, разрываемая на части поставщиками провизии, организаторами, декораторами и многочисленными обязательствами, которые накладывала церковь на прихожанку ее положения. Однажды утром, донельзя расстроенная тем, что знаменитый пиротехник, прибытие которого ожидалось накануне, внезапно тяжело заболел, молодая графиня расплакалась прямо во время завтрака. Уронив на колени письмо, сообщающее ей эту поистине катострофическую новость, она закрыла лицо руками и, нисколько не смущаясь ни присутствия мужа, сидевшего на противоположном конце стола, ни слуг, замерших в почтительном молчании неподалеку, выплеснула все напряжение последних дней, все свои тревоги и волнения в безудержных слезах, что катились по ее прекрасному лицу, придавая ей нежный и трогательный вид.

Граф, поспешно встав со своего места, подошел к супруге и обеспокоенно осведомился, что стало причиной такого горя. Его заботливый тон буквально ошеломил молодую женщину, давно отвыкшую от любого проявления внимания со стороны мужа, если не считать его разрешения устроить прием в Ботрейи. Пообещав Жоффрею во время их последнего разговора, что будет слушаться его во всем, Франсуаза действительно сдержала свое слово, но граф де Пейрак, казалось, не замечал ее попыток исправиться. И вот теперь, по прошествии нескольких недель, увидев супруга, склонившегося над ней с участием, она порывисто бросилась в его объятия, ища поддержки и сочувствия.

- Ну же, дорогая, успокойтесь! - терпеливо увещевал граф Франсуазу, которая спрятала лицо у него на груди, а руками судорожно вцепилась в плечи. - Вы плачете так, словно кто-то умер.

- Да! Именно так! - воскликнула молодая женщина, поднимая на него глаза, в которых горело отчаяние. - Я умерла, погибла! И моя репутация... Господи, что скажут в свете! Нам придется вернуться в Тулузу, я этого не переживу!

- Какие страсти! - тихонько рассмеялся Жоффрей, легко проводя рукой по ее волосам. - Клянусь, мадам, что я не позволю погибнуть ни вам, ни вашей репутации, коль скоро вы являетесь моей супругой. Скажите же, что вас так расстроило?

Она молча протянула ему письмо. Быстро пробежав глазами по строкам, Пейрак небрежно бросил его на стол и произнес:

- Вам совершенно не о чем беспокоиться, сударыня. Еще достаточно времени, чтобы вызвать того пиротехника из Лиона, который устраивал фейерверк в Отеле Весёлой науки в честь приезда его величества в Тулузу. Я прикажу послать за ним немедленно.

- Ах, Жоффрей! - Франсуаза в порыве благодарности обвила руками шею мужа и прижалась губами к его губам. На секунду опешив, он тем не менее ответил на ее поцелуй, чем привел супругу в еще больший восторг.

Отстранившись, она лукаво посмотрела на него.

- Так вы больше не сердитесь на меня, не так ли, мессир?

Усмехнувшись, граф коснулся кончиками пальцев ее щеки.

- Вы невероятно очаровательны, когда получаете то, чего хотите, моя радость, - проговорил он иронично и продолжил в таком же тоне: - Могу ли я быть вам еще чем-нибудь полезен?

- О, несомненно! - и не дав супругу опомниться, она посвятила его во все идеи, которые желала воплотить на празднике.

***

Еще не рассвело, когда в Ботрейи началась суматоха, предшествующая приему. Франсуазе казалось, что она ни на секунду не сомкнула глаз этой ночью, размышляя о том, хорошо ли все устроено, достаточно ли роскошен будет праздник, останутся ли довольны гости, не случится ли какой непредвиденной неприятности...

Но все шло без сучка, без задоринки. Отовсюду поступали только добрые вести, отель сиял, словно новенький луидор, в саду заканчивали последние приготовления, с кухни неслись соблазнительные запахи, слуги, наряженные в парадные ливреи, сновали по дому, то и дело поправляя и без того безупречные складки портьер и смахивая несуществующие пылинки с мебели. В каждой комнате стояли вазы с цветами, источающими тонкий, чарующий аромат, и гостям, которые должны были скоро прибыть на торжество, оставалось только гадать, где супругам де Пейрак удалось посреди зимы раздобыть эти нежные бутоны.

Марго, зажав во рту булавки, надевала на Франсуазу первую юбку из тяжелой золотой парчи, потом вторую, тонкую, как паутина, из золотого кружева, рисунок которого оттеняли драгоценные камни.

Идея одеться в золото пришла к молодой графине неожиданно, словно озарение. Любившая все яркое, помпезное, роскошное, она, рассматривая ткани, привезенные ей поставщиком, и размышляя о наряде для торжества, в итоге остановила свой выбор на затканной золотом парче, которая должна была выгодно подчеркнуть все ее достоинства. И вот теперь, любуясь на свое отражение в зеркале, Франсуаза была невероятно довольна - результат превзошел все ее ожидания. Надев корсаж, она стояла неподвижно, пока Марго прикрепляла к нему шемизетку, - настоящее произведение искусства из шелка и филигранного золота. Золотые кружева сверкающей пеной окутывали обнаженные плечи молодой женщины, придавая нежной коже прозрачность фарфора. Щеки, горевшие мягким румянцем, чуть подкрашенные ресницы и брови, уложенные в высокую прическу белокурые локоны, пронзительная синева широко распахнутых глаз - вот что увидела Франсуаза в зеркале, и она показалась себе каким-то необыкновенным божеством, созданным только из драгоценных материалов: золота, розового мрамора и сапфиров...

В комнату без стука зашел граф де Пейрак и замер на пороге, пораженный тем, что увидел. Обернувшись к мужу, она одарила его очаровательной улыбкой.

- Мессир, мне снова необходима ваша помощь! Вы не поможете мне выбрать украшения для этого платья?

- Сударыня, оно настолько роскошно, что само по себе является украшением, - граф подошел к туалетному столику супруги и оперся на него ладонью. Чуть склонив голову набок, он внимательно, с головы до ног оглядел Франсуазу и медленно проговорил: - Воистину, мадам, вы нашли достойную оправу вашей ослепительной красоте. Что сюда можно добавить еще? Разве что жемчуг...

- Жемчуг? - перебила его Франсуаза, недовольно наморщив свой красивый носик. - Не кажется ли вам, что он слишком скромен?

Пейрак бросил на супругу быстрый взгляд и с преувеличенной серьёзностью проговорил:

- Конечно, дорогая. Вам следует носить только золото, бриллианты и, конечно же, сапфиры, что так идут к вашим глазам. Вы будете королевой праздника, можете в этом не сомневаться, - с этими словами он поднес руку Франсуазы к своим губам и прикоснулся к ней легким поцелуем.

Молодая графиня чуть сжала его пальцы, заставив взглянуть на себя.

- Спасибо, Жоффрей. За вашу щедрость, за ваше участие...

- Вам ни к чему благодарить меня, сударыня, - ровно ответил он, отпуская ее руку. - Вы супруга графа де Пейрака, единственного потомка прославленных графов Тулузских. И раз вы носите этот титул, то должны быть самой красивой и самой нарядной. И клянусь честью, вы с блеском исполняете свою роль! - а потом, чуть помедлив, тихо добавил: - Пожалуй, даже чересчур блестяще...

С этими словами он вышел за дверь, оставив Франсуазу в растерянности, словно она снова невольно совершила какой-то промах, о котором даже не подозревала. Ее превосходное настроение было немного испорчено, но стоило ей откинуть крышку ларца, наполненного драгоценностями, как она снова вернула себе прежнее расположение духа. Бриллиантовое колье с сапфирами, тяжелые золотые серьги с крупными камнями, разнообразные кольца - она в точности последовала советам мужа, зная, что его вкус в выборе украшений был всегда безупречен. Надев все это сверкающее великолепие, Франсуаза почувствовала себя той, кем всегда желала быть - блистательной Атенаис, некоронованной королевой Парижа!

***

К шести вечера начали прибывать гости. Месье и мадам де Пейрак встречали их на верхней ступеньке крыльца, и их фигуры были ярко освещены факелами, которые держали стоявшие вдоль лестницы лакеи, создавая некое подобие огненного коридора, по которому должны были пройти приглашенные, чтобы попасть в замок. Заснеженный сад был весь расцвечен затейливой иллюминацией - самые лучшие резчики создали невероятные ледяные скульптуры, которые переливались красными, желтыми, зелеными, серебристыми и золотистыми огнями, что создавало иллюзию движения, жизни и казалось почти чудом после чернильной темноты парижских улиц.

Весь высший свет столицы явился сегодня на прием в Ботрейи. Поистине, это был апофеоз роскоши - самые громкие имена Франции, самые дорогие украшения, лучшие ткани и меха, феерия лент, перьев и кружев, головокружительные ароматы духов и пудры...

- Ярмарка тщеславия во всей красе, - пробормотал Пейрак, с насмешливой улыбкой взирая на гостей своей супруги.

- Ах, Жоффрей! - укоризненно произнесла Франсуаза. - Вы говорите так, чтобы задеть меня. А между тем, вы и сами любите пышность и блеск.

- Сударыня, - поморщился он. - Я люблю красоту, изящество, утонченность... А не выставленное напоказ богатство, которое прикрывает отсутствие ума и манер.

- Не портите мне этот вечер, - почти жалобно проговорила графиня. - Вы знаете, сколько труда я вложила в его организацию, и как он важен для меня.

- Ваш праздник войдет в историю, мадам, - усмехнулся Пейрак. - Все будут обсуждать ваше восхитительное платье и то, во сколько вам обошелся этот прием. Для того, чтобы быть одобренной в свете, этого вполне достаточно.

- Вы невыносимы, - прошипела Франсуаза, с улыбкой протягивая руку для поцелуя господину де Гриньяну.

- А вы, сударыня, весьма приуспели в науке лицемерия, - он обвил рукой ее талию, по-светски небрежно кивая графу д’Эстре*. - Вас с распростертыми объятиями примут при дворе.

- Я только этого и желаю, - процедила сквозь зубы молодая женщина и мило улыбнулась мужу, чтобы показать, что между ними царит самое доброе согласие.

Последним на торжество прибыл господин суперинтендант финансов и генеральный прокурор Николя Фуке, виконт де Мелён и де Во, маркиз де Бель-Иль. Одетый по итальянской моде, он предпочел ренгравам и брасьеру зауженные панталоны с завязками под коленом и колет с баской по талии. На плечи мужчины был небрежно накинут доходящий до щиколоток плащ со множеством складок, концы которой были скреплены на плече таким огромным алмазом, что его блеск перекрывал свет горящих факелов. Наряд суперинтенданта дополняли отложные воротник и манжеты из баснословно дорогого венецианского кружева. Каштановые кудри Фуке покрывал широкий берет-basco, расшитый драгоценными камнями, а на ногах, вопреки французской моде, были не туфли, а сапоги из мягкой кожи.

Он был красив, этот плут-финансист, как бывают красивы грациозные хищники - пантеры или гепарды. Его походка, упругая и легкая, движения белых холеных рук, необычная манера одеваться и неизменная широкая улыбка - все в нем привлекало внимание, все заставляло им восхищаться, и только взгляд, внимательный и цепкий, выдавал в нем хитрого политика, достойного ученика интригана Мазарини.

Склонившись перед графом и графиней де Пейрак в изящном поклоне, отчего полы его плаща раскрылись вокруг него, подобно пышному экзотическому цветку, обнажив пурпурную подкладку, виконт произнес:

- Я в восхищении, мессир де Пейрак! Я наслышан о тех роскошных праздниках, которые вы устраивали в Тулузе, и с нетерпением ожидал сегодняшнего торжества, чтобы лично выразить вам свои восторги по поводу непревзойденной организации и поистине королевского размаха. Смею вас уверить, что такого приема Париж еще не видел...

- Мессир де Мелён, надеюсь, что мы с мадам де Пейрак сможем удивить вас еще больше, ведь главные сюрпризы ждут гостей в конце вечера, - Жоффрей с улыбкой кивнул суперинтенданту, и в его глазах промелькнул искренний интерес к этому неординарному человеку.

- Нисколько не сомневаюсь в ваших талантах, граф, - Фуке снова склонился в поклоне. - Сударыня! - воскликнул он, восторженным взглядом окидывая Франсуазу. - Никогда прежде мне не приходилось встречать более обворожительной женщины! Вы знаете, что в столице только и говорят, что о вашем остроумии и изящных манерах? Я неоднократно слышал, что вас сравнивают с Афиной Палладой, богиней мудрости, но видя вас воочию, мне хотелось бы отдать должное и вашей поистине божественной красоте, что ослепляет, подобно лучам солнца, восходящим над бескрайним простором лазурного моря.

- Господин виконт, ваше красноречие заставляет меня краснеть, - Франсуаза протянула ему руку для поцелуя, которую Фуке, бережно взяв в ладони, поднес к своим губам.

- Ах, мадам, вы не сможете убедить меня в том, что мои неуклюжие комплименты способны смутить вас, ведь, я уверен в этом, они беспрестанно льются на вас со всех сторон, словно золотой дождь.

- Прошу вас, - граф де Пейрак сделал приглашающий жест рукой, и перед всесильным суперинтендантом распахнулись высокие двери, ведущие в огромный холл отеля Ботрейи, которые придерживали два склонившихся в почтительных поклонах лакея.

- Да, слухи нисколько не лгали, - задумчиво проговорил Фуке, медленно оглядывая широкое пространство зала, украшенного цветами, картинами и изящными золотыми фризами, выполненными в виде переплетенных виноградных лоз. Лестницы из белого мрамора двумя широкими крыльями уходили на второй этаж, чтобы соединиться там с длинной галереей второго этажа, а искусно выполненная потолочная роспись венчала все это великолепие, придавая холлу легкость и воздушность. - Ваш архитектор, мессир де Пейрак, настоящий виртуоз.

- Я тоже наслышан, господин де Мелён, о том шедевре, что вы начали возводить недалеко от Фонтенбло, - любезным тоном проговорил Жоффрей, довольный впечатлением, которое произвел его дворец на Фуке, этого тонкого ценителя искусства.

- Да, я пригласил для его оформления лучших из лучших, - согласно кивнул суперинтендант. - Домом занимается Луи Лево, парком Андре Ленотр, а интерьерами Шарль Лебрен. Я планирую закончить работы в следующем году.

- Мне знакомы эти имена, мессир, и я могу лишь восхититься вашим чутьем и безупречным вкусом при выборе людей, которые будут воплощать ваш грандиозный замысел, - дружески улыбнулся граф.

- Вы непременно должны побывать у меня! - воскликнул Фуке. - Я приглашаю вас в Сен-Манде, граф, и не приму отказа.

- Я принимаю ваше приглашение, господин де Мелён, с огромным удовольствием! - склонил голову Жоффрей.

- Мадам де Пейрак, - обернулся к Франсуазе суперинтендант. - Моя супруга будет счастлива познакомиться с вами.

- Я тоже, сударь, - кокетливо улыбнулась молодая женщина и бросила быстрый взгляд из полуопущенных ресниц на Фуке. Он с заговорщицким видом поднес ее руку к своим губам и проговорил: - Вы позволите сопровождать вас?

- Конечно, мессир, - Франсуаза оперлась на услужливо подставленный ей локоть мужчины. - Это честь для меня.

Бросив быстрый взгляд на мужа, она увидела насмешливые искорки в его черных глазах, словно он забавлялся всей этой ситуацией. "Что ж, - подумала графиня, - я сейчас слишком счастлива, чтобы обращать внимание на ваши ухмылки, мессир де Пейрак. Вам не удастся уязвить меня, только не сегодня!" С этими мыслями она рука об руку с господином Фуке вошла в парадную гостиную и услышала восторженный шепот, прокатившийся по комнате при ее появлении.

- Золото на золоте. Вышитое золотом, окаймленное золотом, а все это перевито золотом и перемешано с золотыми вещичками, - достаточно громко проговорила мадам де Севинье, обращаясь к стоявшей рядом с ней даме. - Никто, кроме мадам де Пейрак, не осмелился бы надеть подобный туалет, боясь показать отсутствие вкуса и чувства меры.

- Разве что его величество Людовик, - согласно кивнула ее собеседница. - Он был ослепителен в костюме Восходящего Солнца в "Королевском балете ночи".

- Вы абсолютно правы, моя драгоценная! - воскликнула мадам де Севинье. - В эпоху короля Солнце что может быть более уместным, чем сияние чистого золота!

Ее слова были встречены одобрительным гулом, а наутро их повторял весь Париж.

Фуке слонился к уху Франсуазы:

- Вы произвели фурор, сударыня.

- Очень надеюсь на это, сударь, - улыбнулась графиня.

Мужчина негромко рассмеялся.

- Я вижу, что вы победительница по жизни, недаром же наши проницательные жеманницы нарекли вас Атенаис.

- Я сама выбрала себе это имя, - немного резко проговорила Франсуаза.

- И, бесспорно, оно вам подходит так же безупречно, как и ваш изумительный туалет.

Графиня искоса взглянула на него, пытаясь понять, искренне ли говорит ее собеседник, но не прочитала в его глазах ничего, кроме восхищения.

- Все гости прибыли, - наконец произнесла она, - мне нужно дать знак о начале праздника. С вашего позволения, месье.

- Я с нетерпением буду ждать тех сюрпризов, что обещал мне мессир де Пейрак, - проговорил Фуке.

Франсуаза уже обернулась к гостям, чтобы пригласить их к столу, как двери, ведущие в холл, вновь распахнулись, и зычный голос дворецкого провозгласил:

- Мадемуазель де Сансе де Монтелу!

И сразу же вслед за этими словами в залу вошел граф де Пейрак, на руку которого опиралась золотоволосая красавица в роскошном белоснежном туалете, в которой Франсуаза с трудом узнала того серого воробышка, над которым еще недавно потешалась. "Как такое возможно? Откуда у неё этот наряд?" - искренне недоумевала молодая женщина, наблюдая за тем, как граф шествовал рядом с их гостьей с таким гордым видом, словно эта выскочка была его женой, а не она, Франсуаза!

Над ее ухом раздался удивленный голос суперинтенданта:

- Мадемуазель де Сансе? Это ваша родственница, мадам де Пейрак?

- Да, мессир, - изо всех сил пытаясь сохранять невозмутимый вид, проговорила графиня. - Очень дальняя, из провинции. Мой супруг и я оказываем ей протекцию.

- Неужели? - как-то странно посмотрел на нее мужчина. - Обычно таких очаровательных родственниц стараются держать как можно дальше от мужей. Еще раз хочу отдать должное вашей смелости, мадам.

С этими словами Фуке отошел к группе стоящих неподалеку знакомых, а Франсуазе ничего не оставалось, как направиться навстречу Жоффрею и его спутнице.

______________

* Граф Жан д’Эстре - французский флотоводец, адмирал. Племянник фаворитки короля Генриха IV - Габриэль д’Эстре. При Фронде поддержал королевскую семью.

 Отправлено: 08.06.17 21:22. Заголовок: Глава 24. Жоффрей. П..

Глава 24. Жоффрей. Прием в Ботрейи.

Все было готово к приёму, и стоило признать, что он обещал быть великолепным. Гостей ожидали 40 накрытых столов и 20 буфетов. Вся посуда была сделана из золота, изысканность и разнообразие блюд поражали воображение, на каминах лежали груды золотых монет для желающих играть в карты. Жоффрей предложил устроить беспроигрышную лотерею, каждый билет которой приносил бы ее участникам призы в виде бриллиантовых и золотых украшений, оружия, дорогих материй и породистых лошадей. Франсуаза, помня о недавнем скандале в Пти-Бурбон, решила обозначить свою непримиримую позицию по отношению к театру Мольера, для чего приказала соорудить в оранжерее огромную раковину, олицетворяющую собой хранилище для истинной жемчужины театрального искусства, в которой приглашенные актеры из Бургундского отеля* должны были представить восхищенной публике новую трагедию Корнеля** "Эдип".

Еще одним сюрпризом вечера должна была стать охота на мелкую дичь, которую специально для этих целей привезли в Ботрейи, чтобы вечером выпустить в сад. Дамам предполагалось раздать пистолеты, заряженные пробковыми шариками, дабы и они могли принять участие в этом захватывающем развлечении.

И безусловно, главным событием праздника должен был стать фейерверк, для чего в удалённых уголках сада установили миниатюрные мортиры для запуска снарядов. Самые большие поставили в ямы, вырытые в земле, а мортиры поменьше поместили в деревянные стойки, искусно замаскированные ледяными скульптурами. К ним на рейках были подведены фитили, которые по приказу пиротехника в строго назначенное время поджигались, после чего в ночное небо должны были взвиться фонтаны разноцветного огня.

Отдав последние указания по поводу приёма, Пейрак поднялся в комнату жены, где застал Франсуазу около зеркала, уже облаченную в парадное платье. В первый момент Жоффрей не поверил собственным глазам - настолько необычен был выбор супруги, но потом понимающе усмехнулся. Да, именно этого и стоило ожидать - бьющей в глаза роскоши и демонстрации богатства. Признаться, выглядела Франсуаза великолепно, но отчего-то показалась графу бесконечно далекой, словно они случайно встретились на одном из светских мероприятий, чтобы через некоторое время разойтись навсегда. Он каждый раз с удивлением ловил себя на мысли, что считает собственную жену чужой и незнакомой женщиной, которая не вызывает в нем ни симпатии, ни влечения, а только бесконечное раздражение и скуку. Впрочем, иногда ей удавалось пробудить в нем жалость - как тогда, когда она расплакалась у него на груди несколько недель назад. Ему даже на мгновение показалось, что Франсуаза не совсем испорчена, что где-то глубоко в ней есть и искренность, и чувства. И последовавший за безудержными слезами поцелуй почти убедил Жоффрея в этом. Нежные губы прильнули к его губам, руки требовательно обвили его шею, склоняя к себе, а в сапфировых глазах промелькнуло выражение безграничного счастья. Которое, как потом выяснилось, относилось вовсе не к нему, а к тому, что ей удалось добиться того, чего она желала. "Маленькая честолюбивая пустышка, - с внезапным ожесточением подумал Пейрак. - Не женщина, а погремушка".

Обернувшись к нему, супруга обворожительно улыбнулась и попросила помочь с выбором украшений. Отвергнув скромный, по ее мнению, жемчуг, который единственный мог внести хоть какую-то гармонию в тот образ царицы Савской***, что избрала для себя этим вечером молодая графиня, Франсуаза снова вопросительно посмотрела на Жоффрея. Что ж, она получит тот совет, которого желает. Больше, еще больше золота, чтобы уж наверняка сразить гостей его крикливым блеском! Впрочем, для того общества, что сегодня соберется в Ботрейи, чувство меры и тонкая грань между вкусом и безвкусицей была неведома...

Вернувшись к себе, граф кликнул камердинера, с помощью которого облачился в темно-зеленый костюм из перламутрового бархата, из-за особенностей выделки переливавшегося, словно шелк. Жилет, выполненный из плотной тафты-шанжан цвета шафрана, был украшен золотыми пуговицами и затейливой вышивкой. Поверх него Жоффрей надел длинный камзол чем-то напоминающий по крою пурпуэн, но с укороченными рукавами, заканчивающимися широкими отворотами, из-под которых были видны пышные кружева рубашки. Воротника у камзола не было - его заменял белоснежный галстук, расшитый мелким жемчугом. Узкие кюлоты больше подходили этому строгому силуэту, чем легкомысленные ренгравы, но в то же время шелковые чулки и туфли смягчали его, придавая облику графа некую небрежную изысканность и поистине французский шик. Пейрак тщательно подобрал кольца к своему наряду, отдав предпочтение бриллиантам, но одно кольцо было с крупным изумрудом квадратной огранки. Благородный цвет камня, неяркий блеск граней, оправа из массивного серебра - оно сразу притягивало взгляд своей сдержанной элегантностью.

- Что ж, пусть начнется праздник! - с этими словами граф вышел из комнаты и спустился по леснице вниз, откуда раздавался громкий голос его супруги. С легким удивлением она оглядела костюм Жоффрея, так разительно отличавшийся от модных тенденций, что сейчас царили в столице, и произнесла:

- Вы, как всегда, решили соригинальничать, мессир. Но, должна заметить, выглядите вы невероятно изысканно.

- Вы сняли камень с моей души, сударыня, - он с преувеличенным почтением склонился перед ней. - Теперь я не буду весь вечер гадать, не слишком ли шокирую ваших гостей своим внешним видом.

Франсуаза примирительно взяла его под руку и на секунду прижалась щекой к рукаву его камзола.

- Думаю, вы подадите пример для новой моды, Жоффрей. Мне кажется, что все эти ленты, перья, бахрома и кружева выглядят, конечно же, нарядно, но все же им не хватает величия.

- У меня нет желания наставлять безголовых щеголей, - отозвался Пейрак. - Я всего лишь хочу носить то, что подходит лично мне.

- Почему вы всегда так категоричны? - укоризненно проговорила молодая женщина.

- Почему вы всегда так поверхностны? - ответил он вопросом на вопрос, с преувеличенным вниманием разглядывая ее переливающийся в ярком свете свечей всеми оттенками золота наряд, дополненный по его совету самыми броскими и дорогими украшениями.

- Оставим это, сударь, - было видно, что Франсуаза едва сдерживается, чтобы не вспылить.

- Как вам будет угодно, мадам, - холодно произнес граф.

Время, которое им пришлось провести на крыльце, встречая гостей, показалось Жоффрею вечностью. Манерные жеманницы, разряженные придворные, глупые лица и нелепые гримасы - в списке гостей Франсуазы не было ни одного человека, который бы показался Пейраку хотя бы сносным. Он отметил, что она не пригласила никого из его друзей - ни д'Андижоса, ни Лозена - никого из того круга гасконцев, с которыми он привык проводить время досуга. Единственное исключение она сделала для графа де Гриньяна, да и то - Жоффрей был уверен в этом - только потому, что он был женат на дочери мадам де Рамбуйе, этой невыносимой ломаке Клэр. Хотя о чем можно было говорить, если Франсуаза не позвала даже жену господина Скаррона, хотя и состояла с ней в приятельских отношениях. Видимо, мнение своих высокомерных подруг она ставила куда выше дружеских связей.

Неожиданно приятным сюрпризом для графа стало прибытие суперинтенданта Фуке. Остроумный, любезный, тонкий знаток живописи и архитектуры - он весьма располагал к себе, этот будущий первый министр, и не только своей безграничной властью, но и поистине безмерным обаянием. Жоффрей обратил внимание, какое ошеломляющее впечатление на этого дамского угодника произвела его супруга, но отнесся к этому факту абсолютно равнодушно.

Когда виконт де Мелён и Франсуаза скрылись за дверями гостиной, он подозвал дворецкого, стоявшего неподалеку:

- Альфонсо, все гости прибыли?

- Да, господин граф.

- Если вдруг кто-то опоздает, проводи их сразу же в столовую. Думаю, мадам де Пейрак сейчас даст знак к началу ужина.

- Все будет исполнено, ваша светлость, - отвесил низкий поклон слуга.

Уже направляясь к гостям, Жоффрей вдруг услышал за спиной нежный и мелодичный голос, от звука которого у него быстрее забилось сердце в груди. "Это невозможно", - твердил он себе, оборачиваясь...

- Я прошу прощения за опоздание, мессир де Пейрак, - проговорила мадам Фалло, приближаясь к нему и на ходу развязывая завязки плаща. - Наша карета сломалась неподалеку от вашего дома.

- Какая неприятность, - покачал головой Жоффрей и склонился к руке Ортанс, ища глазами ее сестру.

Девушка, замешкавшаяся у порога, наконец-то справилась с лентами своей накидки, которые, возможно, слишком туго затянулись, отчего ей пришлось изрядно повозиться с ними, прежде чем она протянула ее лакею. Оглядываясь вокруг широко раскрытыми глазами, в которых одновременно отражались восторг и удивление, она подошла к графу и присела в почтительном реверансе.

- Вы чудесно выглядите в этом наряде, - проговорил Пейрак, поднося к губам ее руку и чувствуя, как аромат юности и свежести, исходящий от нее, кружит ему голову.

Девушка действительно была похожа на ангела в пышном платье из белоснежной тафты. Необычайно тонкое кружево украшало корсаж на китовом усе, а шемизетка была сплошь расшита цветами из бриллиантов и изумрудов. Такие же цветы красовались на узорчатом бархате верхнего платья, полы которого были отвернуты и заколоты бриллиантовыми аграфами. Ее прическа, достаточно простая - длинные завитые локоны, разделенные на прямой пробор - невероятно шла ей. На ней не было никаких драгоценностей, кроме скромных золотых сережек, но в этом было свое очарование, свой шарм, да и утонченная красота девушки не нуждалась ни в каких дополнительных украшениях. Ее сияющие глаза, белоснежная улыбка, золотистые волосы, на которых, словно бриллианты, вспыхивали не успевшие расстаять легкие снежинки - все в ней было совершенно, удивительно и волнующе.

- Я хотела поблагодарить вас, ваша светлость, ... и вашу супругу, - быстро поправилась девушка, бросив быстрый взгляд на сестру, - за приглашение на этот чудесный прием.

Она провела рукой по нежной ткани платья, и граф невольно вздрогнул, будто зеленоглазая фея коснулась его самого.

- Да, это такая честь для нас! - проговорила Ортанс, обводя полным восхищения взглядом нарядный холл.

- Я счастлив, что моя супруга и я смогли доставить вам удовольствие, милые дамы, - Жоффрей склонился перед сестрами в низком поклоне, а выпрямившись, взглянул на молодую баронессу и увидел, как по ее губам скользнула легкая улыбка. Она поняла его намек, и отныне их связывала маленькая тайна - это восхитительное воздушное платье, которое он заказал у лучшего парижского портного, державшего мастерскую на рю дю Шантр, напротив Лувра..

- Надеюсь, вы не пострадали во время пути на наш праздник? - сказал граф, не сводя глаз с Анжелики.

- О, нет! - заверила его Ортанс. - Нисколько. Но нам с сестрой пришлось пережить несколько неприятных минут...

- Теперь все позади, вы здесь, - де Пейрак сдержанно, с любезной улыбкой на губах кивнул гостьям, но все же он был не в силах совладать со своим голосом, в котором отчетливо слышалась едва сдерживаемая радость от этой неожиданной встречи.

- Да, я здесь, - почему-то шепотом проговорила мадемуазель де Сансе и вспыхнула до корней волос.

И перед графом вдруг с пронзительной ясностью предстал тот осенний день в Тюильри, когда они виделись в последний раз, когда ее лицо было совсем рядом с его, когда полуоткрытые губы девушки манили Жоффрея с такой неодолимой силой, что, казалось, еще мгновение - и он уступит бурлящему в нем желанию сжать ее в объятиях и целовать на глазах у всех, словно неожиданно обретенную возлюбленную, о которой он всегда мечтал... "Господи, какое ребячество!" - граф взирал на себя самого будто со стороны, насмешливо, недоуменно, но в глубине души корил себя за то, что не познал прелести этих прекрасных губ, когда Судьба предоставила ему такой удивительный и редкий шанс.

- Позвольте мне сопровождать вас, сударыни, - произнес Пейрак, делая приглашающий жест рукой.

- Нет-нет, - запротестовала Ортанс. - Я не хочу привлекать к себе лишнее внимание, мой туалет мало соответствует такому роскошному празднику.

- Позвольте тогда представить гостям вашу обворожительную сестру, - граф широко улыбнулся супруге прокурора, и она, хоть была и не в восторге от его предложения, все же нехотя кивнула.

Пейрак подозвал лакея, чтобы тот сопроводил Ортанс в гостиную, а после обратился к дворецкому:

- Объяви о приезде мадемуазель де Сансе де Монтелу.

Увидев недоуменный взгляд девушки, Жоффрей прошептал, наклонившись к ее уху:

- Вам пора перестать держаться в тени, сударыня. Это просто преступление - скрывать такие прекрасные глаза за завесой ресниц, а столь совершенные черты - вдали от восхищенных взоров.

- Боюсь, что общество, которое собралось у вас в гостиной, мессир, с осуждением отнесется к моей нескромности. Я не хотела бы стать предметом для обсуждений, - покачала головой девушка, но тем не менее оперлась на протянутую ей руку.

- Вы боитесь? - поддразнил ее граф. - Помнится, в салоне мэтра Скаррона вы так отважно пришли мне на помощь... - в его глазах блеснули озорные искорки. - Неужели я ошибся в вас?

Она гордо расправила плечи и вскинула голову:

- Нисколько!

- Тогда идемте, мадемуазель, - и он увлек ее к дверям гостиной.

Как Жоффрей и ожидал, все взгляды, будто по команде, обернулись к новоприбывшей гостье. Рука девушки дрогнула в его руке, и он легонько пожал ее пальцы, словно ободряя. Ему вдруг вспомнилось, как он впервые после свадьбы представлял гостям в своем тулузском дворце Франсуазу: как надменно она несла себя, нисколько не смущаясь ни изучающих взглядов, ни пересудов, как величественно кивала его знакомым, словно сразу же прониклась осознанием того, что стала женой одного из самых влиятельных вельмож Лангедока. То, что тогда показалось Пейраку неоспоримым достоинством юной супруги, теперь предстало в его глазах еще одним доказательством безграничного тщеславия Франсуазы, которое, увы, он не смог вовремя распознать за ее безупречной внешностью и по-детски наивными голубыми глазами. Неподдельное волнение мадемуазель де Сансе, ее смущенно опущенный взгляд, искренние эмоции, которые легко можно было прочесть на ее прелестном лице - все это глубоко трогало графа и заставляло вновь и вновь возвращаться мыслями в тот день, когда он отказался от женитьбы на дочери разоренного барона, предпочтя взять в аренду серебряный рудник Аржантьер, нежели получить его в качестве приданого. Трижды глупец! Как бесконечно много он потерял, желая приобрести, и как расскаивался теперь в том, чего нельзя исправить...

Перед его глазами мелькнуло золотое облако, увенчанное белокурыми локонами, и слегка напряженный голос Франсуазы произнес:

- Я рада, мессир, что вы были настолько любезны, чтобы самолично проводить мадемуазель де Сансе в гостиную. Мадемуазель, счастлива снова видеть вас в Ботрейи, - обратилась она к девушке. - Граф де Пейрак и я были весьма огорчены вашим скорым отъездом во время нашей последней встречи. Надеюсь, что сегодняшний прием компенсирует те волнения, что мы невольно вам доставили.

Граф почти с уважением посмотрел на супругу. Несомненно, она была чертовски умна и обладала железной выдержкой. А кстати, внезапно подумал он, почему Франсуаза позвала сестер на приём? Вряд ли она руководствовалась добрыми намерениями, отправляя им приглашение... Он перевел взгляд на свою спутницу и с удовлетворением заметил, что от ее недавного смущения не осталось и следа. Она присела перед мадам де Пейрак в изящном реверансе и произнесла:

- Ну что вы, сударыня! Ваше гостеприимство и искреннее расположение ко мне сделали тот визит к вам незабываемо приятным. Благодарю вас за столь любезное и неожиданное приглашение на этот чудесный праздник - право, даже не знаю, чем заслужила подобную честь, - голос девушки, ровный и почтительный, был преисполнен спокойного достоинства, но граф различил в нем едва уловимые напряженные нотки.

Жоффрей перевел взгляд на жену и с удивлением увидел, как раздражение исказило совершенные черты ее лица. Неужели девочке из провинции удалось задеть эту блистательную светскую львицу? Он хотел было вмешаться, но тут раздался веселый голос суперинтенданта, который, появившись словно ниоткуда, уже склонялся к руке мадемуазель де Сансе.

- К чему задаваться подобными вопросами на таком грандиозном торжестве? Здесь надо развлекаться, смеяться, танцевать! Уверен, мадемуазель, что вы великолепно танцуете. Могу я попросить вас об одолжении? - доверительным тоном закончил он, пытаясь поймать взгляд изумрудных глаз баронессы.

- Да, мессир... - девушка сделала небольшую паузу, вопросительно посмотрев на мужчину.

- Господи боже мой, до чего же я неловок! - картинно всплеснув руками, воскликнул Фуке. - Я забыл представиться. Мадемуазель, мне нет прощения, - он отвесил ей преувеличенно почтительный поклон. - Виконт де Мелён и де Во, маркиз де Бель-Иль к вашим услугам.

- Сударь, - она, немного ошарашенная таким напором, тем не менее, доброжелательно кивнула ему.

- Так мне будет позволено повторить свою просьбу? - проговорил Фуке, чуть наклоняясь к ней.

- Я слушаю вас, мессир де Мелён.

- Подарите мне один танец, мадемуазель, - он с такой надеждой посмотрел на нее, что девушка невольно рассмеялась.

- Хорошо, господин виконт, я с удовольствием принимаю ваше предложение.

Суперинтендант церемонно протянул ей руку.

- Позвольте проводить вас к буфету, сударыня. Уверен, что бокал шампанского как нельзя лучше поспособствует нашему такому в высшей мере приятному общению.

Девушка, сделав реверанс графу и графине де Пейрак, удалилась в сопровождении своего высокопоставленного кавалера, о статусе которого даже не догадывалась.

- Эта деревенщина, наверное, единственная здесь, кто не знает в лицо господина Фуке, - с презрением проговорила Франсуаза. - И откуда у нее, скажите на милость, это платье? Вряд ли ее сестра-прокурорша расщедрилась на столь роскошный туалет. Наверняка это подарок одного из ее любовников.

Жоффрей искоса посмотрел на жену.

- У вас слишком богатая фантазия, моя дорогая.

- Вы, мужчины, так наивны... - притворно вздохнула графиня. - Уверена, что уже к концу вечера мессир де Мелён возьмет эту золотоволосую недотрогу к себе на содержание. Она же именно за этим приехала в Париж - найти богатого покровителя. А господин суперинтендант весьма щедр к дамам подобного рода.

- Прекратите, мадам, ваши слова отдают базарной торговкой, - глаза Пейрака презрительно сощурились. - Вас стоило наречь не в честь Афины, богини мудрости, а в честь Аты****, олицетворения злословия.

Франсуаза с треском закрыла веер и бросила на мужа полный ярости взгляд.

- Не пора ли дать сигнал о начале ужина, моя драгоценная? - с едкой иронией осведомился граф. - Боюсь, что ваши гости уже истомились в ожидании, - с этими словами он, отвесив супруге преувеличенно низкий поклон, направился в сторону господина де Гриньяна, намеренно игнорируя стоявших около буфета суперинтенданта и мадемуазель де Сансе, которая с неподдельным интересом слушала своего собеседника.

Слова Франсуазы - резкие, злые - все же посеяли ростки сомнения в его сердце. А что, если он и правда наивный дурак, увлекшийся недостойной женщиной? Жоффрей вспомнил настойчивость маркиза де Монтеспана, которую тот проявлял по отношению к девушке, циничные высказывания де Лозена в ее адрес, фамильярность Фуке, к ухаживаниям которого она отнеслась весьма благосклонно... Черная волна ревности поднялась в нем, чувства, которого он никогда прежде не испытывал, и граф едва слушал, что говорил ему де Гриньян, отвечая односложно и скупо, чем привел приятеля в полное замешательство. Когда прозвучал сигнал к началу ужина, де Пейрак почти с облегчением проследовал в столовую, где увидел сидевших рядом Фуке и мадемуазель де Сансе. Поискав глазами жену, он отметил, что она входит в залу в сопровождении графа д'Эстре, который, несмотря на свой статус официального любовника мадемуазель де Ланкло, оказывал весьма недвусмысленные знаки внимания очаровательной хозяйке дома. Франсуаза с торжествующей улыбкой посмотрела на мужа, ведь ее слова подтверждались самым возмутительным образом.

Жоффрей опустился в кресло во главе стола и дал знак слугам, чтобы они начали обносить гостей закусками. Ужин и последовавшие за ним танцы тянулись бесконечно долго для графа де Пейрака. Весь вечер он то и дело невольно обращался взглядом к мадемуазель де Сансе, но всегда видел ее смеющейся и в окружении многочисленных поклонников. Стоило признать, что сейчас она нисколько не походила ни на того лукавого эльфа, что он случайно встретил на прогулке в Тюильри, ни на донельзя смущенную, но тем не менее отважную помощницу в его рискованном эксперименте в салоне у Скаррона. А эти полные слез глаза, когда она смотрела на него в саду Ботрейи... Было ли все это игрой, тщательно продуманным кокетством? Увидев, что мессир Фуке уже в третий раз приглашает ее на танец, нарушая тем самым все правила приличий, граф в раздражении покинул бальную залу...

_____________

*"Бургундский отель" - крупнейший драматический театр Парижа в XVII в. и первый стационарный театр Франции, ныне не существующий. В 1680 г. король Людовик XIV объединяет труппу "Бургундского отеля" с труппами Театра Генего (бывший театр Мольера) и Театра на болотах (Марэ) в единый, постоянно действующий театр, известный сегодня, как Комеди Франсез.

**Пьер Корнель - французский поэт и драматург, отец французской трагедии, член Французской академии.

***В 27-й суре Корана «Муравьи» содержится арабское повествование о пророке Сулеймане (Соломоне) и царице Савской, называемой там именем Балкис (Билкис). Согласно мусульманской традиции Соломон узнаёт от птицы худ-худ (удода), о существовании царицы Балкис — правительницы сказочно богатой страны Саба, восседающей на троне из золота, украшенном драгоценными камнями, и поклоняющейся солнцу.

****А́та (др.-греч. Ἄτηs, «беда, несчастье, ослепление») — в древнегреческой мифологии - богиня, персонификация заблуждения, помрачения ума, обмана, глупости.

 Отправлено: 29.07.17 14:38. Заголовок: Глава 25. Анжелика. ..

Глава 25. Анжелика. Пробуждение чувственности.

- Дорогая моя, - Нинон де Ланкло чуть склонила голову набок и посмотрела на Анжелику. - У меня есть для вас сюрприз. Приятный или неприятный - решать, конечно же, не мне, но думаю, он вам понравится.

- Сюрприз? - девушка вопросительно посмотрела на Нинон.

- Подарок, - кивнула мадемуазель де Ланкло.

- Как это неожиданно, - щеки Анжелики вспыхнули румянцем. - Право, я даже не знаю, что сказать... Вы так добры, как мне благодарить вас?

- Не меня, дитя, - в глазах куртизанки вспыхнули веселые искорки. - Я лишь посредник.

- Я не понимаю... - растерянно пробормотала девушка.

- Ах, вы так наивны и чисты, неудивительно, что он без ума от вас! - рассмеялась Нинон, ласково проводя рукой по щеке Анжелики.

- Простите? - нахмурилась та, отстраняясь.

- Я говорю об одном господине, с которым вы познакомились здесь, в моем салоне, - мадемуазель де Ланкло со значением посмотрела на девушку.

Анжелика замерла, вскинув на молодую женщину полный недоумения взгляд.

- Пойдемте, - Нинон легко поднялась с кушетки, на которой сидела, и сделала приглашающий жест рукой. - Вы все увидите своими глазами.

Хозяйка провела девушку за собой через заполненный гостями салон, кивнула Ортанс, которая была увлечена беседой с одной из дам, миновала длинную анфиладу комнат и наконец распахнула дверь в небольшой будуар, обитый золотистым шелком. Анжелика огляделась - ее взору предстали широкая кровать, покрытая стеганным атласным покрывалом, тяжелый балдахин, затканный крупными цветами, толстый персидский ковер, в длинном ворсе которого нога утопала по самую щиколотку... В углу тускло поблескивало зеркало, украшавшее изящный туалетный столик на изогнутых тонких ножках, вся поверхность которого была заставлена разнообразными баночками и флаконами. Шторы были задернуты, что придавало комнате загадочности и навевало что-то, похожее на сладкую негу. Здесь хотелось расслабиться, скинуть туфли и прилечь на роскошное ложе, но не для того, чтобы поспать, а чтобы...

Перед внутренним взором Анжелики вдруг предстал замок Плесси-Бельер. Точнее, таинственная комната на втором этаже, которая так волновала ее в детстве, и два обнаженных тела на кровати, белеющие среди скомканных простыней со свисающими на пол кружевами. Согнутая женская нога, прижатая к бедру мужчины, чьи черные локоны скрывали лицо любовницы, грудь под мужской ладонью да тонкая рука, порхающая легко, словно бабочка, почти машинально ласкающая крепкое худощавое тело возлюбленного - вот и все, что можно было разглядеть в полумраке. "Так вот она какая - любовь!" - думала тогда Анжелика, ставшая случайной свидетельницей этой сцены, и по ее телу пробегала дрожь ужаса и восторга. Эта же дрожь, неожиданная, волнующая, охватила ее и сейчас. Внезапная догадка пронзила Анжелику, словно молния, отчего у нее на секунду сбилось дыхание. Она вспомнила репутацию хозяйки дома, вспомнила фривольные шутки и многозначительные улыбки ее гостей, и поняла, что Нинон привела ее в знаменитую "желтую гостиную", которую нетерпеливые любовники использовали для своих отнюдь не невинных утех. Девушка застыла на пороге.

- Входите же, - обернулась к ней Нинон.

- Позвольте мне вернуться к гостям, - тихо, но твердо произнесла Анжелика.

Мадемуазель де Ланкло непонимающе посмотрела на нее, а потом звонко расхохоталась.

- Вы подумали, - проговорила она сквозь смех, смахивая с ресниц навернувшиеся слезинки, - что я решила устроить вам тайное свидание? О Господи, вы меня уморили!

Анжелика продолжала стоять на месте, судорожно вцепившись в косяк двери.

- Полноте, - Нинон подошла к ней и ласково коснулась ее руки. - Здесь никого нет, клянусь вам, только вы и я.

Девушка нерешительно шагнула внутрь комнаты. С удивлением она почувствовала нечто вроде разочарования, словно воспоминания об увиденном ею в Плесси разбудили на миг ее чувственность. В голове, подобно навязчивой мелодии, крутилась мысль: а что, если бы сейчас здесь появился граф де Пейрак - она не сомневалась, что Нинон де Ланкло имела в виду именно его, когда говорила о господине, с которым Анжелика познакомилась в ее салоне - было бы ей это неприятно? Она помнила чарующий тембр его голоса, его нежные руки, осторожные прикосновения его губ к своей коже... Ей даже на мгновение почудился аромат его сигары, который переплетался с тонким и изысканным запахом фиалок, по которому она немедленно узнала его во время игры в жмурки в Тюильри.

- О чем вы задумались, моя милая? - Нинон с лукавой улыбкой посмотрела на нее, и Анжелика поняла, что хозяйка дома читает ее, как раскрытую книгу, и наверняка догадалась о ее мыслях, устремленных к тулузскому сеньору.

- Ровным счетом ни о чем, мадемуазель де Ланкло, я... просто... любуюсь этим восхитительным будуаром, - слегка растерявшись, проговорила девушка и в подтверждение своих слов поспешно перевела взгляд на картину, висевшую в изголовье кровати.

- Да, сюжет весьма занимательный, - кивнула Нинон и, не удержавшись, прыснула, прикрывшись веером.

Анжелика поняла, что сморозила глупость, когда увидела переплетенные тела любовников, слившихся в пароксизме страсти.

- Это Афродита и Адонис, - просветила покрасневшую, как маков цвет, девушку Нинон. - Боги-ня Афро-ди-та, рас-сер-див-шись на не почи-тав-шую её цар-скую дочь, буду-щую мать Адониса, вну-шила той страсть к род-но-му отцу, кото-рый под-дался соблаз-ну, не подо-зре-вая, что всту-па-ет в связь с соб-ст-вен-ной доче-рью, и после это-го про-клял её. Боги пре-вра-тили несчаст-ную в мир-ро-вое дере-во, из трес-нув-ше-го ство-ла кото-ро-го родился ребё-нок удивитель-ной кра-соты - Адо-нис. Афро-ди-та переда-ла мла-ден-ца в лар-це на вос-пи-та-ние Персе-фоне, не поже-лав-шей в даль-ней-шем рас-стать-ся с Адо-ни-сом. Спор богинь раз-ре-шил Зевс, предназна-чив Адо-ни-су часть года про-во-дить в цар-ст-ве мёрт-вых у Пер-се-фо-ны и часть года на зем-ле с Афро-ди-той, спут-ни-ком и воз-люб-лен-ным кото-рой он ста-л. Разгневанная оказан-ным Афро-ди-те пред-по-чте-ни-ем, Персефона с помощью Артемиды наслала на юно-шу дико-го кабана, кото-рый смер-тель-но его ранил, - хозяйка дома чуть приподняла бровь и бросила быстрый взгляд на Анжелику. В ее голосе послышалось нечто вроде предостережения, но девушка не поняла, что имела в виду Нинон. - Любовь бывает порой опасна, моя дорогая, но без нее в жизни не было бы смысла... - тем временем продолжила мадемуазель де Ланкло, снова обращая свой взор к фривольному полотну.

- Мэтр Скаррон говорил, что чаще всего она заканчивается слезами, - тихо ответила Анжелика.

- И, как ни горько это признавать, он прав, - легко согласилась с ней Нинон. - Но пока любовь длится, никто не думает о том, что ей может прийти конец. В тот миг, когда она зарождается между двумя сердцами, разум становится бессилен перед чувствами, и для влюбленных одна ночь любви становится ценнее, чем целая жизнь, прожитая без нее...

Девушка невольно поднесла руку к груди и почувствовала неистовое биение сердца, словно маленькая птица трепыхалась в клетке, пытаясь вырваться наружу.

- Ночь, - протяжно произнесла Нинон таким сладострастным тоном, что Анжелика смутилась. - Ее можно сделать незабываемой, единственной в своем роде, неповторимой, достаточно только приложить немного усилий и проявить толику фантазии, - она наклонилась к девушке и заглянула в ее затуманенные волнением глаза цвета весенней листвы. - Искусству любви можно научиться, дитя мое, и в нем можно совершенствоваться, познавая его законы, - выдержав небольшую паузу, Нинон прошептала: - А вы уже проявляли интерес к этому искусству?

Анжелика не знала, что ответить: ее ум был достаточно тонок, чтобы уловить в голосе мадемуазель де Ланкло легкую иронию. Вопрос был поставлен так, что и "да", и "нет" прозвучали бы в равной степени нелепо. Решив, что лучшим ответом в данной ситуации будет молчание, девушка отвела взгляд от склоненного к ней лица хозяйки дома и стала с преувеличенным вниманием рассматривать узоры, вышитые на балдахине кровати.

Нинон тихонько рассмеялась.

- Вы умеете хранить свои секреты, браво! Решительно, вы нравитесь мне все больше и больше!

- Итак, - деловито продолжила она, отойдя куда-то вглубь комнаты и вернувшись с объемной коробкой в руках, - думаю, сейчас самое время для обещанного подарка.

Мадемуазель де Ланкло поставила ее на кровать и откинула крышку.

- Что там? - произнесла Анжелика, не двинувшись с места.

- Не имею ни малейшего понятия, - развела руками Нинон. - Взгляните и узнаете.

Анжелика осторожно коснулась тонкой газовой ткани, скрывающей от нее содержимое коробки, и потянула ее вверх. Изумленному взору девушки предстало невероятной красоты платье - белоснежное, из легкой тафты, расшитое драгоценными камнями.

- Какое великолепие, - потрясенно прошептала Анжелика.

- Не могу с вами не согласиться, моя дорогая, - отозвалась Нинон. - У того, кто прислал его вам, безупречный вкус.

Девушка резко отдернула руку от коробки и решительно произнесла:

- Я не могу принять этот подарок.

- Почему? - изумилась Нинон.

- Потому что это будет выглядеть неприлично, - Анжелика чуть закусила губу и непроизвольным движением маленькой дикарки тряхнула головой, отчего ее золотистые локоны вспыхнули огненным ореолом в свете свечей.

- Только поэтому? - тонко улыбнулась мадемуазель де Ланкло. - О, эту проблему легко решить! Никто и не узнает о том, кто подарил вам это платье. Я скажу, что этот подарок - от меня.

- Но он, - Анжелика немного поколебалась, прежде чем продолжить, - будет знать, что я приняла его.

- И поверьте, вы этим его весьма порадуете. Это платье, - Нинон небрежным жестом указала на коробку, стоявшую на кровати, - лишь дань восхищения вашей красоте, вашей юности, непосредственности, искренности... Знак дружеского расположения, если хотите. Но никак не намек на нечто большее.

- Все равно... - начала было Анжелика, но хозяйка дома прервала ее.

- Позвольте ему сделать вам приятное. Вас это ни к чему не обяжет. Я не называла никаких имен - вы сами догадались, кто выступил дарителем. Или, напротив, ошиблись в своих предположениях, - Нинон негромко рассмеялась. - Ну же, не будьте такой нерешительной! Примерьте его! - она быстрым движением вытащила наряд из коробки и протянула его девушке.

Анжелика приложила платье к себе и обернулась к зеркалу. Увидев себя в этом новом обличье, она на мгновение замерла, а потом с удивлением осознала, что вся она, и даже нежная, шелковистая кожа лица с легким румянцем на щеках, словно излучает сияние. Тот, кто выбрал для нее этот наряд, несомненно, был настоящим волшебником, иначе как бы он угадал, что оно сделает ее такой удивительно красивой. Радость, вырвавшись из самой глубины ее существа, распустилась на губах очаровательной улыбкой, которую тут же заметила Нинон.

- Вы восхитительны, дитя мое! Это платье должно быть вашим, - произнесла она непререкаемым тоном.

- Да... - помимо воли произнесла Анжелика, прижимая плотнее к себе тонкую ткань, не в силах оторвать восторженный взгляд от своего отражения.

- Вот и славно, - Нинон обняла ее за плечи и легко поцеловала в щеку. - А теперь давайте положим его обратно и вернемся к гостям. Мы и так непростительно надолго оставили их.

Девушка кивнула и с сожалением направилась к коробке. Наклонившись над ней, она вдруг увидела на дне носовой платок. Он был хорошо знаком ей - ведь она сама отделывала его кружевом и старательно вышивала букву "А" в его уголке. Как он попал сюда? Неужели все это время он был у того, кто прислал ей этот подарок? Перед глазами Анжелики пронеслись все те немногочисленные встречи, которые были у них с графом де Пейраком, и вдруг она замерла, пронзенная воспоминанием об их знакомстве. Девушка, словно наяву, услышала насмешливый голос мужчины:

- О, мадемуазель, будьте же милосердны к вашему платку! Еще немного, и от этого несчастного куска ткани не останется ничего. Будет жаль, если он падет жертвой нашей с вами в высшей степени увлекательной беседы...

Она убежала тогда, забыв платок. Но почему он сохранил его? Почему прислал ей сейчас вместе с этим чудесным платьем?

Положив наряд на кровать, Ажелика достала из коробки платок и расправила на ладони. Да, она не ошиблась, он когда-то принадлежал ей. Но теперь, побывав в руках графа де Пейрака, он стал вещью, словно бы принадлежащей им обоим. Даже запах его изменился - благоухающий некогда смесью вербены и розмарина, которую так любила девушка, сейчас он пах чуть иначе. К легкости и свежести трав добавился терпкий аромат табака, и, непроизвольно вдыхая его, Анжелика вновь возвращалась мыслями к мужчине, который одновременно и пугал, и притягивал ее, который оставался для нее загадкой, и образ которого, вопреки всему, глубоко запал ей в сердце...

Она аккуратно вернула платок на место, затем уложила сверху платье и обернулась к Нинон, внимательно наблюдавшей за ней:

- Мне, право, неловко оттого, что я не могу выразить то восхищение, ту благодарность, которую я испытываю по отношению к... - Анжелика внезапно замолчала и опустила глаза.

- Лучшей благодарностью для него будет то, что вы наденете это платье и позволите ему любоваться вами и вашей ослепительной красотой.

- Вы думаете, мы увидимся снова? - вопрос вырвался у Анжелики помимо воли и вызвал легкую улыбку на губах у мадемуазель де Ланкло.

- Несомненно, дитя мое, - она взяла руки девушки в свои и нежно пожала. - Думаю, у вас впереди еще много встреч...

***

Весь месяц, что предшествовал приему в Ботрейи, семья Ортанс провела, строго соблюдая рождественский пост и посещая все службы в приходской церкви Сен-Ландри. Анжелика, привыкшая к почти монашеской жизни в пансионе, без роптаний выдерживала и бесконечные мессы, и монотонные молитвы, и скудные трапезы... Они никуда не выходили, их никто не посещал - после круговорота лиц и визитов, которыми была наполнена ее жизнь в Париже до этого времени, теперешнее существование можно было назвать аскетичным и даже затворническим. Лишь иногда во время церковной службы она встречала господина де Монтеспана, который, несомненно, изыскивал любую возможность, чтобы увидеться с ней, но не делала никаких шагов ему навстречу за исключением легких кивков и нескольких любезных слов. Ортанс ворчала, что так она потеряет единственного стоящего поклонника, который, видя такое пренебрежение с ее стороны, в самом скором времени переключит свое внимание на девушку более приветливую, но Анжелике было все равно. Единственное, что занимало все ее мысли - это встреча с графом де Пейраком, которая должна была состояться после дня Богоявления на приеме в Ботрейи. Ее не интересовало, насколько роскошным будет праздник, хотя все вокруг только об этом и говорили, для нее также не имели значения знатные гости и их туалеты, и даже фейерверк, который должен был устроить знаменитый пиротехник, приглашенный мадам де Пейрак специально для предстоящего торжества из Лиона; единственное, чего ей хотелось, это увидеть чуть ироничную улыбку тулузского сеньора, пронзительный взгляд его темных глаз и услышать мягкий, с ласкающими интонациями голос: "Вот и вы, мадемуазель де Сансе".

Анжелика была удивлена, когда узнала, что мессира де Монтеспана не пригласили на прием, несмотря на то, что он отчаянно желал туда попасть. В свою очередь, и он был ошарашен известием о том, что сестры де Сансе есть в списке приглашенных, хотя, казалось бы, у них было еще меньше шансов оказаться среди гостей, чем у него. С трудом скрывая досаду, маркиз, тем не менее, постарался принять равнодушный вид, словно его нисколько не задевает сложившаяся ситуация, и осведомился, не желают ли дамы воспользоваться его экипажем для поездки на бал, на что Ортанс с радостью согласилась.

За стол в честь дня Богоявления в доме прокурора все садились с разными мыслями - господин Фалло де Сансе был угрюм и немногословен, поскольку с появлением Анжелики в его доме все пошло кувырком, и этот роскошный праздник в Ботрейи, на который были приглашены его супруга с сестрой, был ему, как кость в горле. Ортанс, напротив, была весела сверх всякой меры, щеки ее, обычно болезненно-бледные, сейчас горели лихорадочным румянцем, и она только и говорила, что о завтрашнем торжестве, словно не замечала ни нарядно накрытого стола в собственном доме, ни недовольства мужа, ни укоризненно поджатых губ его старика-дяди.

- Вам не кажется, мадам, что вы слишком много внимания уделяете этому приему? - наконец не выдержал господин Фалло и раздраженно бросил накрахмаленную салфетку на стол перед собой.

- Вы не можете не понимать, какую честь оказали нам мессир и мадам де Пейрак, пригласив нас в Ботрейи! - воскликнула Ортанс. - Уверена, - горделиво выпрямилась она на своем стуле, - что это из-за той дружбы, что связывала нас в пансионе.

Прокурор недоверчиво покачал головой.

- Мы были очень близки с Франсуазой, - тем временем продолжала Ортанс, - и я надеюсь, что она будет настолько великодушна, что окажет протекцию нашей Анжелике.

- Да, это было бы неплохо, - проговорил мужчина. - А то, увы, как вы ни стараетесь, моя дорогая, вам никак не удается найти ей достойную партию.

Ортанс вспыхнула.

- Поверьте, в этом нет моей вины! - запальчиво проговорила она, бросая на мужа негодующий взгляд. - Просто наша гордячка хочет замуж не иначе, как за принца, а потому отвергает всех кавалеров! - закончила она язвительно и посмотрела на Анжелику.

Девушка, все утро провозившаяся на кухне, желая порадовать родных королевским пирогом*, сейчас вяло ковырялась ложкой в овощном рагу и никак не отреагировала на слова сестры. Анжелика не могла сказать, что Ортанс была совсем уж неправа - действительно, мечтающая о любви, она весьма холодно принимала ухаживания нисколько не интересующих ее кавалеров и тем самым разрушала все надежды родственников на ее скорое и удачное замужество. С другой стороны, будь у Ортанс выбор - вышла бы она замуж за своего скучного мужа-прокурора? Или искала бы супруга под стать себе - увлеченного искусством и литературой, остроумного и широко эрудированного? Не жалеет ли она хотя бы иногда об этом браке, заключенном исключительно из деловых соображений? Анжелике претила сама мысль о подобном замужестве, но она молчала, зная, что, выскажи она вслух то, о чем думает, ее просто-напросто засмеют.

Еще ее немного смущали восторги Ортанс по поводу предстоящего приема, а мысли о нем вызывали двойственные чувства: с одной стороны, она тоже с нетерпением ждала роскошного праздника в Ботрейи, а с другой... С другой стороны Анжелика чувствовала какую-то неправильность и в этом приглашении, исходившем от Франсуазы де Пейрак, которая недвусмысленно высказала свое презрение к молодой девушке во время их последней встречи, и в той радости от скорого свидания с графом, которую она испытывала помимо собственной воли, и даже в том роскошном платье, которое он прислал ей. Девушке казалось, что она вовлечена в какую-то игру, в которой ей заранее определена роль проигравшей, но у нее не было сил отказаться от нее. А может, это сама Судьба распоряжалась ее жизнью таким причудливым образом?

Эти размышления настолько вымотали Анжелику, что она, не дожидаясь момента, когда должен был быть разрезан пирог и, по традиции, определены король и королева этого вечера, поднялась к себе, сославшись на нестерпимую головную боль. Закрыв дверь своей спальни, она принялась раздеваться, ожесточенно дергая непослушные завязки платья. Как только оно, наконец, бесформенным комом упало к ее ногам, девушка буквально рухнула на постель и почти мгновенно провалилась в сон.

Она медленно шла по окутанному сумерками парку. Из окон расположенного неподалеку розового замка, изящного, словно игрушка, доносились звуки скрипок и гитар, и было видно, как цепочка лакеев проносит мимо огромных окон длинной галереи, окаймляющей фасад дворца, зажженные канделябры, а другие слуги, взобравшись на табуреты, зажигают свечи в бра, висящих у огромных зеркал, в темной глубине которых отражается их колеблющееся пламя. Около парадного подъезда то и дело останавливались роскошные экипажи, из которых выпархивали изящные дамы, небрежно опирающиеся на любезно протянутые им навстречу руки галантных кавалеров.

Анжелика не решилась приблизиться к особняку и поспешно углубилась в боковую аллею, над которой ниспадающие ветви деревьев образовали арку из зелени. Аллея увлекала ее все дальше, к густой роще, и, чем дальше она уходила, тем меньше вспоминала о замке. Парк создавал ощущение тайны, исподволь внушая мысль, что он безграничен. Словно стоя на пороге чего-то неизведанного, Анжелика долго колебалась, прежде чем войти туда, но вдруг услышала знакомый голос, пробравший ее до мурашек:

- Идите сюда... Ну же, не бойтесь...

Голос звучал из расположенной неподалеку беседки, которую Анжелика не сразу разглядела в темноте, но вот на небе появилась луна, и ее света вполне хватило, чтобы осветить парк. Приглядевшись, Анжелика увидела черный силуэт мужчины, который стоял на широких мраморных ступенях, ведущих в беседку. Она не могла различить его лица, но точно знала, что он неотрывно смотрит на нее.

- Не бойтесь, - повторил он, и она, словно завороженная, сделала шаг к нему навстречу.

В то же мгновение сильные руки подхватили ее, словно пушинку, и вот она уже в объятиях мужчины, чей образ неотступно преследовал ее на протяжении всех последних месяцев, проведенных в Париже, с их самой первой встречи... Анжелика почувствовала его горячее дыхание на своей щеке и инстинктивным движением обхватила шею мужчины руками, желая быть как можно ближе к нему, стать единым целым, как в первый день творения.

- Анжелика, - еле слышно проговорил он нежным, словно ласка, голосом, и его губы, помедлив долю секунды, прижались к ее устам, сначала осторожно, будто пробуя их на вкус, а потом все настойчивее, все требовательнее, пока ее губы, побежденные в этой сладкой борьбе, не приоткрылись ему навстречу... И вот уже она прильнула к нему всем телом, точно гибкая лиана к могучему дереву. Ее жизнь ей больше не принадлежала, и она жадно пила его дыхание, которое огнем растекалось по ее телу. Все ее существо сейчас отчаянно жаждало любви, которую дарил ей невидимый и неиссякаемый источник - его губы. Ее тело, отдавшееся страсти, покорившееся властному поцелую любви, стало словно податливая водоросль, плывущая по волнам бескрайнего океана. Ничего больше не существовало, кроме горячего прикосновения его губ, которые дарили ей невероятное наслаждение, такое острое, такое пронзительное, которое она никогда не испытывала прежде...

- Анжелика, - снова проговорил он, проводя кончиками пальцев по ее щеке, - открой глаза... Анжелика!

Ее подбросило на кровати, словно пружиной. Она тяжело дышала, сердце колотилось где-то в горле, тело горело, по нему волнами пробегали отголоски только что пережитого экстаза, и девушка не сразу поняла, что над ней склонилась Ортанс, державшая в руках зажженную свечу.

- Что с тобой? - обеспокоенно спросила она, разглядывая бледное, как мел, лицо сестры и ее горящие безумным блеском глаза.

С трудом Анжелике удалось взять себя в руки, и она пробормотала чуть охрипшим со сна голосом:

- Мне просто... приснился сон...

- Кошмар? - охнула Ортанс.

- Нет.. Да... Я не помню... - Анжелика провела дрожащей рукой по лбу и поняла, что он весь в испарине.

- Успокойся, уже все закончилось, - проговорила сестра, присаживаясь на край кровати. - Прочитай молитву Деве Марии, мне она всегда помогает, - и она начала шептать, чуть прикрыв глаза и склонив голову: - Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus**...

Повторяя за ней затверженные до автоматизма слова молитвы, Анжелика постепенно избавлялась от наваждения, навеянного ей сновидением. Но если разум ее уже успокоился, то тело все еще не могло забыть только что пережитого удовольствия, и она молилась тем истовее, чем острее ощущала греховность произошедшего, и со стыдом осознавала, что, доведись ей вновь испытать нечто подобное, то она опять не сможет совладать с разгорающимся в ней, словно пожар, желанием. "Это все происки дьявола", - шептал ей внутренний голос, и Анжелика обмирала от сладкого ужаса, чувствуя, как неистово бьется в груди сердце, а щеки заливает жарким румянцем.

Дочитав молитву, Ортанс вдруг воскликнула:

- Я же совсем забыла, зачем пришла! Поднимаюсь к тебе, открываю дверь, а ты дышишь тяжело и мечешься, точно в горячке. Я уж думала, ты заболела, так тихо весь вечер просидела, и ушла из-за стола, даже не поев толком, - и она протянула сестре тарелку, на которой лежал кусок королевского пирога...

_______________

*Традиция печь пирог волхвов на Богоявление восходит к XIII—XIV векам. В этот день католики вспоминают одно из важнейших событий в истории Нового Завета: поклонение волхвов младенцу Иисусу. Одной из наиболее ранних традиций, связанных с христианской символикой пирога волхвов, стала так называемая «доля Господа», или «доля Святой Девы»: пирог делился на столько человек, сколько присутствовали за столом, и ещё одна часть отдавалась первому встреченному бедному. Во Франции пирог волхвов называется "galette des Rois". Самый младший из членов семьи прячется под столом и, не глядя, указывает, кому должен достаться тот или иной кусок. Тот, кому достанется кусок пирога с сюрпризом, объявляется «королём». Он выбирает «королеву» и пьёт за её здоровье, все присутствующие также пьют, произнося: «Король пьёт! Да здравствует король!» (фр. Le Roi boit! Vive le Roi!). Если же сюрприз достаётся особе женского пола, тогда она выбирает "короля".

**Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных...

 Отправлено: 29.08.17 17:04. Заголовок: Глава 26. Анжелика. ..

Глава 26. Анжелика. Прием в Ботрейи. Продолжение.

- Мадемуазель де Сансе, - мессир де Мелён наклонился к Анжелике так близко, что его каштановые локоны, словно шелковистый мех, скользнули по ее обнаженному плечу. - Вы не желаете отведать этих чудных перепелов?

Девушка невольно вздрогнула и взглянула на него. Темные, чуть прищуренные глаза мужчины взирали на нее с нескрываемым удовольствием, словно он с восторгом любовался бесценным произведением искусства или какой-нибудь редкостной драгоценной вещицей. Анжелика не была искушена в любовных делах, но интуитивно чувствовала, что господин виконт испытывает к ней отнюдь не романтический интерес. Он все время расспрашивал ее то об одном, то о другом, так, между делом, как бы желая что-то выведать помимо ее воли, искусно маскируя все изысканными комплиментами и забавными историями.

- Да, месье, вы очень любезны, - согласно кивнула Анжелика.

Держать ровно спину и улыбаться - монастырские уроки и нравоучения Ортанс не прошли даром, и девушка сейчас ни словом, ни жестом не показала той настороженности, которую вызывал в ней ее собеседник. Более того, она весьма мило улыбалась ему, про себя гадая, чем может быть вызвано такое пристальное внимание виконта к ее скромной особе. Он чем-то напоминал ей обаятельного обманщика Ренара* из "Романа о Лисе". И если рыжему пройдохе там удалось льстивыми речами выманить у ворона кусок сыра, то кто знает, чего желает получить от нее этот красивый представительный мужчина с повадками хищника. Если бы на кону стояла ее нравственность, то Анжелика смогла бы дать отпор салонному повесе, но тут дело явно было в чем-то другом. Какое-то тревожное чувство сжало тисками ее сердце, словно к ней на мягких лапах подбиралась беда...

- Comme un lis au milieu des épines, telle est ma dame au milieu des lis**, - продекламировал виконт, откидываясь на спинку стула. - Клянусь честью, вы обворожительны! Признаюсь, мне никогда не доводилось встречать столь целомудренной и благонравной девицы. Несомненно, только в провинции Пуату могла расцвести лилия, подобная вам, лилия, достойная королей!

- Мой край славится скорее дягилем, чем лилиями, - покачала головой Анжелика. - Королевскому цветку место в Иль-де-Франсе, а не среди болот Пуату.

- Мне доводилось пробовать ликер из дягиля, - с мечтательным выражением на лице проговорил мессир де Мелён. - И все тонкие вина нашего гостеприимного хозяина, - он кивнул в сторону графа де Пейрака, восседающего во главе праздничного стола, - не сравнятся с его пряным, терпким, чуть горьковатым вкусом. Думаю, обладая нежностью и красотой лилии вы, мадемуазель, владеете и тайной очарования дягиля...

Анжелика едва услышала окончание его тирады, поскольку, невольно следуя взором за взглядом виконта, она, словно на стену, натолкнулась на холодный и изучающий взгляд тулузского сеньора. Лишь одно короткое мгновение они смотрели друг на друга, но этого было достаточно, чтобы девушка почувствовала себя не в своей тарелке. Что вызвало такую перемену в нем? Когда она приехала, граф не скрывал своей радости: она видела нежную улыбку на его губах, слышала ласкающие интонации в его голосе... Теперь же он был похож на неприступную скалу, а по его лицу блуждала сардоническая усмешка, придавая мужчине вид Мефистофеля. Анжелика первая отвела глаза и скорее угадала, чем услышала слова господина де Мелёна, обращенные к ней:

- Вы чем-то озабочены, мадемуазель де Сансе? Куда вдруг пропала ваша очаровательная улыбка? Вам не по нраву перепела? Или это я навел на вас тоску своими разглагольствованиями?

- Прошу прощения, мессир, я на мгновение потеряла нить разговора, - вымученно улыбнулась девушка. - За столом так шумно...

- Вы правы, ох уж это южное гостеприимство! - нарочито посетовал виконт. - Мессир и мадам де Пейрак ни на секунду не позволят смолкнуть музыкантам и веселым беседам, подкрепленным добрым вином и разнообразными закусками. Я понимаю вашу растерянность, мадемуазель де Сансе, вы же впервые в подобном обществе?

Анжелика вспыхнула. Да он держит ее за деревенщину, не иначе!

- Отчего же, господин де Мелён, - с достоинством проговорила она, - мне доводилось посещать приемы, которые устраивал мой дядя маркиз дю Плесси-Бельер в своем замке, и думаю, что присутствие на них принца Конде свидетельствовало о том, что они не уступают своей роскошью и утонченностью королевским!

- Принца Конде! - воскликнул виконт, широко раскрывая глаза. - А ваш дядя не боялся принимать у себя этого знаменитого фрондера?

Ну надо же так было опростоволоситься! Анжелика закусила губу, едва не застонав от собственной глупости. Далекая от политики, она совсем упустила из виду тот момент, что герой битвы при Рокруа лишь после недавнего подписания Пиренейского мира был восстановлен в своих титулах и правах, а до этого он долгие годы скрывался в Испании, как изменник.

- Если его величество король забыл о разногласиях, некогда существующих между ним и принцем, то отчего же мой дядя не мог выказывать ему должное почтение? - с трудом сдерживая дрожь в голосе, проговорила девушка.

- Вы правы, конечно же, вы правы! Кто бы мог подумать, как все обернется, да... - мессир де Мелён рассеянно кивнул Анжелике, погрузившись в свои мысли, и она снова почувствовала неотвратимую поступь надвигающегося несчастья.

Когда был дан сигнал к танцам, виконт снова был весел и, казалось, напрочь позабыл о той оплошности, которую Анжелика допустила в беседе с ним. Он с поклоном предложил своей даме руку и вслед за хозяевами дома, которые составили первую пару процессии, направился к длинной галерее, опоясывающей заднюю часть дома, где должен был состояться бал.

Широкая галерея было разделена золочеными перегородками на три части. В средней из них было устроено возвышение, покрытое коврами, вокруг которого стояли бархатные кресла, предназначенные для самых высокопоставленных гостей. Вдоль стен были устроены галереи для зрителей и еще одна галерея для оркестра, состоявшего из 24 скрипачей, 6 гобоев и 6 флейт. Все это торжественное великолепие освещалось громадными хрустальными люстрами и жирандолями.

Бал открывался бранлем, который блистательная Франсуаза де Пейрак танцевала вместе со своим мужем. Анжелика была удивлена, насколько уверенно и грациозно он двигается, несмотря на хромоту. Исполнив свой куплет, они остановились позади выстроившихся пар, каждая из которых после них танцевала бранль по очереди. И так происходило до тех пор, пока хозяин и хозяйка дома вновь не стали первыми.

Затем последовали гавот и менуэт, по окончании которого граф де Пейрак сел в кресло, стоявшее на возвышении. К нему тотчас подошел господин д'Эстре и, отвесив ему низкий поклон, пригласил мадам де Пейрак на следующий танец. Анжелика услышала голос мессира де Мелёна, который все это время был ее неизменным партнером:

- Похоже, он воображает себя королем, этот тулузский вельможа.

- Думаю, вы ошибаетесь, - запротестовала Анжелика. - Скорее всего, его просто утомили танцы.

- Я очень редко ошибаюсь, мадемуазель, - виконт со значением улыбнулся.

Бал продолжился курантой, которую начали хозяка дома и граф д'Эстре. После Франсуаза де Пейрак пригласила господина де Мелёна, а мессир д'Эстре - супругу Франсуа де Гриньяна, Клэр. Все постоянно менялись парами, и, таким образом, с Анжеликой перетанцевали почти все приглашенные гости. Все, кроме графа де Пейрака, удалившегося во время сарабанды, на которую Анжелику вновь пригласил виконт де Во.

Во время антрактов между танцами общество угощалось фруктами и конфетами. Кроме того, в галерее был устроен гигантский буфет с винами, ликерами и прохладительными напитками. Но главной сенсацией вечера стал огромный белоснежный торт, представлявший собой изящный, как игрушка, сказочный замок со множеством башенок, лесенок и стрельчатых окон. Три террасы, опирающиеся на арочную галерею, опоясывали его. И все это великолепие покоилось на подушке из кремовых роз. Этот шедевр кулинарного искусства было видно изо всех концов бальной залы, и он служил темой для самых жарких дискуссий. Мессир де Мелён, сверх всякой меры восхищенный им, поведал Анжелике, что непременно прикажет своему повару создать нечто подобное, когда его резиденция в Во-ле-Виконт будет закончена, и он устроит там по случаю новоселья прием.

- Мой повар, Ватель, он гений! Думаю, ему под силу будет создать и более величественное сооружение, - восклицал он. - Хотя праздник, который устроили сегодня мессир и мадам де Пейрак, будет трудно превзойти, я приложу для этого все усилия. И конечно же, приглашу его величество c молодой супругой на это торжество, если их свадьба с испанской инфантой все же состоится.

Анжелика бросила на виконта быстрый взгляд. Пригласить короля на прием в свой замок? Видимо, господин де Мелён занимает очень высокое положение при дворе. Интересно, какое? И почему его так заинтересовала она, Анжелика? От этих мыслей ей стало тревожно, и, попросив прощения у своего кавалера, девушка по окончании танца отошла к буфету, где услужливый лакей протянул ей бокал ледяного шампанского. Поднеся бокал к губам, она вдруг услышала:

- Мессир Фуке!

От звука этого имени, с которым у нее было связано так много неприятных воспоминаний, у Анжелики по телу прошел озноб. Она что есть силы сжала в руках бокал и оглянулась в поисках господина суперинтенданта финансов. Ей отчего-то казалось, что это будет обрюзгший старик с неприятным пронизывающим взглядом, похожий разом на змею и на жабу. Каково же было ее удивление, когда она поняла, что ее обаятельный партнер по танцам, остроумный и жизнерадостный мужчина, на которого обращали внимание все без исключения дамы на этом приеме, и есть тот самый человек, перед которым во время Фронды склонялись сильные мира сего... Словно во сне, она услышала голос принца Конде: "Я, нижеподписавшийся, Людовик II, принц Конде, заверяю мессира Фуке, что всегда буду верен только ему и никому другому...".

Бальная зала закружилась у нее перед глазами, танцующие пары слились в одно яркое пятно, а музыка стала нестерпимо громкой и била по ушам, заставляя кровь пульсировать в висках. Очень осторожно Анжелика поставила бокал на поднос, который держал лакей, и медленно направилась в сторону широко распахнутых дверей в конце галереи, ведущих в оранжерею.

Там было относительно тихо, поскольку большая часть гостей веселилась в бальной зале, не считая редких парочек, мило ворковавших в тени апельсиновых деревьев, которые из-за морозов были перенесены из сада в дом прямо в массивных кадках. Занятая собственными мыслями, Анжелика все ускоряла шаг, не замечая ни прогуливающихся в оранжерее гостей, ни усыпанных белоснежными цветами деревьев. Сердце ее колотилось где-то в горле, в боку кололо, она жадно хватала ртом воздух и думала только об одном - найти в этом доме какой-нибудь укромный уголок и спрятаться там ото всех, чтобы прийти в себя. Чувство безотчетного страха буквально по пятам преследовало девушку: ей казалось, что мессир де Мелён, который весь вечер не отходил от нее ни на шаг, увидев, что она ускользнула от него, немедленно кинется за ней в погоню. Или пошлет кого-то из своих доверенных лиц, чтобы избавиться от неугодной ему мадемуазель де Сансе, которая расстроила его честолюбивые планы много лет назад в Плесси. На таком шумном приеме никто даже и не заметит исчезновения одной из гостий, а утром ее бездыханное тело найдет садовник или какой-нибудь слуга и доложит об этом графу де Пейраку и его супруге. Анжелика, как наяву, представила надменное лицо графини и ее презрительно брошенные слова: "Господи, от этой девчонки одни только неприятности!". А какой была бы реакция графа?

Не успев додумать эту мысль, Анжелика вдруг обнаружила, что неожиданно вышла к самому центру оранжереи, который представлял собой огромный круглый бассейн, окаймленный широким бортиком из розового мрамора. Сделав по инерции еще несколько шагов, девушка остановилась неподалеку от него и невольно залюбовалась открывшимся ее глазам видом.

В середине бассейна была установлена огромная перламутровая раковина, выполненная столь искусно, что казалось, будто она настоящая. Приглушенный свет жирандолей, расставленных вокруг, мастерство художника, сотворившего этот шедевр, создавали эффект сказки наяву. Верхняя створка раковины была распахнута, а на нижней стояли несколько человек, одетых на древнегреческий манер. На секунду Анжелике показалось, что они - плод ее воспаленного воображения, но, разглядев их ярко раскрашенные лица, услышав их приглушенные голоса, тихим речетативом повторяющие слова пьесы, она поняла, что это актеры. Вероятно, по задумке хозяев дома, гостей после танцев ожидало театральное представление, и Анжелика застала труппу в разгар приготовлений к спектаклю.

Смутившись, она хотела было вернуться под сень апельсиновых деревьев, как внезапно каблук ее туфельки подвернулся, и тонкий кожаный ремешок, обхватывающий щиколотку, с жалобным звуком лопнул. Девушка едва не застонала от отчаяния. Конечно, она столько танцевала сегодня, потом почти бежала по узким и извилистым проходам оранжереи, да еще и шла доброе лье по разбитым камням мостовой вместе с Ортанс после того, как у их кареты сломалась ось, когда ее колесо попало в глубокую выбоину на темной парижской улочке. И вот теперь Анжелика стояла около бассейна, не в силах двинуться с места и не имея никакой возможности хоть как-то закрепить ремешок туфли на глазах у театральной труппы.

Вымученно улыбнувшись, она застыла на месте, делая вид, что любуется искусно выполненной декорацией, и про себя гадала, как ей выйти из этого нелепого положения. Актеры также не сводили с нее глаз, вероятно, недоумевая про себя, что нужно этой странной гостье. Напряжение нарастало, и Анжелика уже была готова сесть на край бассейна, чтобы как можно незаметнее привести свою обувь в порядок, как увидела, что древнегреческие фигуры вновь ожили и склоняются в подобострастном поклоне перед кем-то, чьи тяжелые шаги она слышала у себя за спиной. На секунду девушку обуял ужас - ей показалось, что это господин виконт наконец настиг ее. Но, медленно повернув голову, она с облегчением увидела, что к ней приближается хозяин Ботрейи.

Мужчина едва кивнул в ответ на ее реверанс, а его взгляд был таким же холодным и колючим, как и за ужином. Подойдя к сцене, граф обменялся несколькими короткими репликами с актерами, а затем отдал громкий приказ кому-то, кого Анжелика не видела: "Закрывай!". В тот же миг верхняя створка раковины стала медленно опускаться, и девушка тихонько вскрикнула, потому что ей показалось, что конструкция сейчас насмерть задавит несчастных участников представления.

- Что случилось? - граф де Пейрак резко обернулся к ней, и в его голосе отчетливо промелькнули нотки раздражения.

- Эти люди... Мессир, вы же убьете их! - в отчаянии проговорила Анжелика.

Он иронично приподнял одну бровь, а после громко расхохотался.

- Мадемуазель де Сансе, право слово, вам не о чем волноваться. Строение раковины подразумевает собой, что внутри нее сидя может разместиться до пяти человек, - в его глазах вспыхнули веселые искорки. - Неужели вы думаете, что я могу хладнокровно отдать приказ умертвить всех этих людей, да еще и у вас на глазах, только потому, что мне не по нраву та пьеса, которую они будут играть?

- А вам она действительно настолько не нравится? - уже пришла в себя Анжелика и несмело улыбнулась. В самом деле, как ей в голову могло прийти, что граф может быть настолько небрежен? Не иначе, как чрезмерно нервное состояние лишило ее способности рассуждать логически.

- Я не люблю трагедий, - проговорил граф де Пейрак и снова обернулся к раковине, створки которой только что закрылась с негромким хлопком. - Особенно трагедий, повествующих о неотвратимости судьбы. Мне кажется, это принижает роль человека в спектакле под названием Жизнь, делает его марионеткой в руках Провидения.

Анжелика вздрогнула при этих словах. Что, как не судьба, столкнула ее сегодня на приеме с призраком из прошлого? И чем еще, как не трагедией, может обернуться для нее эта встреча?

Граф тем временем продолжал:

- Бороться с судьбой - вот смысл жизни каждого человека. Бороться и не отступать ни при каких обстоятельствах...

- А если борьба бесполезна? - тихо проговорила Анжелика.

Граф глянул на нее из-за плеча.

- Запомните, пока вы боретесь - вы живы. Как только опускаете руки - умираете. Никогда не сдавайтесь, мадемуазель де Сансе, и судьба склонится перед вами, признавая в вас победительницу, - он подошел к Анжелике и протянул ей руку: - Пойдемте, я провожу вас в танцевальную залу. Думаю, ваши поклонники сбились с ног, разыскивая вас.

При одной мысли, что сейчас ей придется снова улыбаться мессиру де Мелёну, внезапно оказавшемуся всесильным суперинтендантом Фуке, и вести себя с ним, как ни в чем ни бывало, девушка побледнела и отрицательно качнула головой.

- Думаю, с меня на сегодня достаточно танцев.

Граф де Пейрак внимательно посмотрел на Анжелику, и ей показалось, что взгляд его слегка смягчился.

- Тогда позвольте мне показать вам оранжерею. Помнится, в прошлый раз вы ставили под сомнение то, что апельсиновые деревья в моем саду могут цвести круглый год. Теперь вы сможете убедиться в этом сами, - он сделал широкий жест рукой, приглашая ее следовать за собой.

Анжелика тут же вспомнила о своей порванной туфельке и почувствовала, как с трудом балансирует на ставшем вдруг совсем неустойчивом каблуке.

Его пальцы коснулись ее запястья.

- Вам нехорошо? - нахмурился граф, с тревогой вглядываясь в лицо девушки.

- Нет, просто... - Анжелика в отчаянии посмотрела на него. Ну что за дурацкая ситуация! - Вы будете смеяться, - наконец обреченным тоном проговорила она.

- Правда? - его глаза заискрились весельем. - Вы меня заинтриговали!

- Я не могу идти, - одними губами произнесла девушка.

Граф хмыкнул.

- Вас обратила в соляной столб красота этой оранжереи? Или же вы решили занять место перед сценой заранее, чтобы потом не выглядывать из-за голов других зрителей? Очень предусмотрительно, мадемуазель де Сансе, я об этом не подумал. Что ж, я готов составить вам компанию, тем более, что ждать осталось не больше получаса.

Граф опустился на край широкого мраморного бортика бассейна и указал на место рядом с собой.

- Присаживайтесь, сударыня.

Анжелика продолжала стоять. Видя, что его взгляд становится сначала удивленным, а потом и вовсе озадаченным, она сделала решительный шаг вперед. И в следующий миг, следуя лучшим традициям комедий дель арте, каблук туфли подвернулся, она слетела с ее ноги, и Анжелика, тихонько вскрикнув, упала прямо на руки графу. Секунду они смотрели друг на друга, она - с испугом, он - с недоумением, как вдруг во взгляде мужчины промелькнуло понимание, когда он увидел лежавшую в некотором отдалении от них туфельку.

- Так вот в чем дело, - проговорил он и, словно нехотя выпуская девушку из своих объятий, осторожно усадил ее на бортик бассейна.

Встав со своего места, граф де Пейрак наклонился, чтобы поднять с мозаичных плит пола злосчастную туфлю. Внимательно осмотрев ее, он сочувственно вздохнул:

- Ремешок порван, мадемуазель. Даже не знаю, можно ли что-то сделать... Боюсь, вам придется просидеть весь остаток вечера здесь.

Анжелика вскинула на мужчину взволнованный взгляд, не уловив в его словах легкой иронии.

- А я так мечтала увидеть фейерверк, - она была настолько расстроена, что слезы выступили у нее на глазах.

Граф тут же стал серьезным.

- Что ж, тогда мне придется совершить невозможное, чтобы исполнить ваше желание.

С этими словами он опустился перед ней на одно колено. Анжелика видела, что это движение далось ему с большим трудом, и он даже слегка поморщился, но тут же снова улыбнулся.

- Вы позволите? - он приподнял краешек ее юбки и ловко надел ей на ногу туфельку. Анжелика замерла, ошеломленная его поступком, и вцепилась руками в края бассейна, пока он с деловитой сосредоточенностью закреплял ремешок, едва ощутимо касаясь пальцами ее лодыжки.

- Я обуваю вас, словно невесту перед свадьбой***, - услышала она приглушенный голос графа.

- Только мои туфельки не оторочены мехом, - живо отозвалась девушка, вспомнив знаменитую сказку о Сандрильоне****.

- Но, тем не менее, вы попали на бал, - ответил он.

- С помощью доброй феи, - кивнула Анжелика, вспоминая Нинон де Ланкло, которая выступила посредником между ней и таинственным дарителем.

- Если не ошибаюсь, - продолжал граф де Пейрак, - в той сказке потеря туфельки обернулась для ее хозяйки удачей. Как знать, мадемуазель де Сансе, может и для вас в сегодняшнем происшествии скрыто доброе предзнаменование.

Мужчина взглянул на Анжелику, и по его губам скользнула легкая улыбка. Его темные глаза, казалось, гипнотизировали девушку, а нежные пальцы, все еще бережно обхватывающие ее лодыжку, обжигали, будто огнем.

- Я... не верю в приметы, - запинаясь, проговорила она.

- Отчего же? - он снова опустил голову и занялся непослушным ремешком.

Анжелика перевела дух. Теперь, когда он отвел взгляд, она снова обрела способность внятно излагать свои мысли.

- Вчера мне достался боб из королевского пирога, - проговорила она. - И с тех пор меня просто преследуют неудачи: сначала на пути сюда сломалась наша с сестрой карета, потом порвался ремешок туфельки, и еще этот мессир де Мелён, который оказался совсем не тем человеком, каким казался, - девушка вовремя прикусила язык, едва не проговорившись графу о тайне, которую хранила много лет. Сделав неопределенный жест рукой, словно отгоняя от себя неприятные воспоминания, она подытожила: - Как видите, это все глупости...

Граф ничего не ответил, только как-то странно посмотрел на нее, отчего она вновь смутилась.

- Ну вот и все, мадемуазель де Сансе, - произнес наконец он и, тяжело опираясь на край бассейна, поднялся на ноги. - Думаю, теперь мы сможем совершить небольшую прогулку.

- Пока часы не пробьют двенадцать? - спросила Анжелика, невольно улыбнувшись, так как ей вновь вспомнилась сказка о Сандрильоне.

- Надеюсь, вы не сбежите, - усмехнулся граф. - Иначе пропустите представление, - он кивнул на сомкнутые створки раковины, за которыми скрывались актеры. - И фейерверк.

- О, я ни за что его не пропущу! - воскликнула девушка и легко поднялась на ноги. - Благодарю вас, мессир де Пейрак.

- Идемте же, - он с церемонным поклоном протянул ей руку, и Анжелика, обмирая от предвкушения чего-то прекрасного, что непременно должно было произойти, позволила графу увлечь себя прочь от бассейна в самую дальнюю часть оранжереи.

Они медленно шли рука об руку вдоль цветущих деревьев, которые были подлинным чудом, ярко контрастируя с лежавшим на улице снегом.

- Я никогда не видела столько прекрасных цветов! - восхищенно выдохнула Анжелика, касаясь кончиками пальцев бархатных лепестков флердоранжа*****. - Они очень похожи на те, которые вплетают в венок невесты у нас в Пуату. Говорят, эти цветы приносят счастье и любовь молодой семье, - она приподнялась на цыпочки, и прикрыв глаза, с наслаждением вдохнула сладкий, дурманящий аромат, который источали белоснежные бутоны. - Весна посреди зимы, как это волшебно...

Анжелика на мгновение словно перенеслась в весенний Монтелу, когда кроны деревьев покрываются сочной зеленью, а благоухание цветов переплетается с пряным запахом дикой земляники, и почувствовала себя маленькой босоногой девчонкой, несущейся по покрытым мхом лесным тропинкам, беззаботной и невероятно счастливой.

Девушка вскинула на графа светящиеся восторгом глаза, и на губах у нее распустилась очаровательная улыбка.

- Волшебно, - еле слышно повторила она.

Анжелика вдруг осознала, насколько ей было необходимо присутствие этого мужчины, ведь только рядом с ним она смогла успокоиться и избавиться от страхов, вызванных воспоминаниями о заговоре, который, благодаря ее усилиям, не состоялся.

- Простите мне мою вольность, мадемуазель де Сансе, - граф де Пейрак сорвал нежный, едва распустившийся цветок и аккуратно закрепил его на волосах Анжелики. - Вот теперь вы действительно выглядите, как невеста, - в его голосе не было слышно иронии, только глубоко затаенное волнение. - Флердоранж любой девушке придает очарование, но вас он делает просто неотразимой. Боюсь, - с улыбкой закончил он, - вы разбили мне сердце...

- Вы смеетесь надо мной, ваша светлость, - пробормотала она, вспыхивая и опуская глаза.

- Скорее, я смеюсь над собой, - задумчиво произнес он. - Взгляните вверх, - неожиданно указал граф на сделанный из стекла купол оранжереи, под которым они остановились, и Анжелика, подняв голову, увидела россыпь звезд, сияющую навстречу ей.

Ночное небо - бескрайнее, загадочное, манящее - заворожило ее. Луна, торжественная и холодная, заливала все вокруг таинственным светом, и снежинки, танцующие над стеклянным куполом, казались живыми и непоседливыми светлячками, кружащимися в такт музыке ветра, который господствовал на улице и чье ледяное дыхание совсем не ощущалось в блаженном тепле оранжереи.

Любуясь всем этим великолепием и вдыхая сладкий аромат белоснежных цветов, украшавших пышные темно-зеленые кроны апельсиновых деревьев, Анжелика вернулась мыслями в тот день, когда граф стоял рядом с ней около крыльца Ботрейи, ее плечи окутывал теплом принесенный им плащ, а ее сердце - его ласковая улыбка. Ортанс была права - она действительно всерьез увлеклась этим тулузским сеньором, настолько, что готова позабыть обо всем, только чтобы оказаться вновь в его объятиях и испытать тот головокружительный восторг, который пережила во вчерашнем сне. Анжелика поднесла руку к губам, вспыхнувшим от сладкого томления, и улыбнулась своим мыслям. Совсем недавно она была на грани обморока из-за того, что оказалась на одном приеме с господином Фуке, а теперь думает только о том, как кружит ей голову благоухание апельсиновых деревьев и волнуют воспоминания о прикосновении нежных губ мужчины, который даже и не догадывался, какой ураган чувств вызывает в ней.

Вдруг огромный пласт снега рухнул прямо на крышу оранжереи, заставив Анжелику невольно податься назад, и в то же мгновение она почувствовала руки графа на своих плечах.

- Не бойтесь, мой ангел, это просто снег, - услышала она его голос над самым ухом. И от этой неожиданной близости, от горячего дыхания, обжигающего ее щеку, от еле ощутимого прикосновения его пальцев к ее обнаженной коже, Анжелика потеряла голову.

"Один лишь раз, только раз, чтобы узнать, каким может быть настоящий поцелуй", - с этой мыслью она повернула лицо к графу. В его глазах отражались сверкающие на небе звезды, а лицо было озарено такой неподдельной страстью, таким искренним чувством, что Анжелика, больше не раздумывая, потянулась губами к его губам...

________________


* Ренар - герой французской средневековой сатирической эпопеи - «Романа о Лисе», памятника французской городской литературы конца XII—XIV вв.

** Что лилия между тернами, то возлюбленная моя между девицами ("Песнь песней").

*** В некоторых областях Франции, в день свадьбы, самый близкий родственник жениха обувал невесту в новые туфли.

**** фр. Cendrillon - Золушка.

***** фр. fleurs d’orange - цветок апельсина.

 Отправлено: 29.08.17 17:08. Заголовок: А вот, собственно, и..

А вот, собственно, и торт! Приятного аппетита

 Отправлено: 12.09.17 10:06. Заголовок: Глава 27. Маркиз де ..

Глава 27. Маркиз де Монтеспан. Прием в Ботрейи.

- Господин, ваша карета сломалась неподалеку от Ситэ, - с поклоном доложил лакей маркизу де Монтеспану, который с мрачным видом сидел в кресле около неразожжённого камина, закутанный по самые уши в тяжелое покрывало.

Апартаменты, которые он занимал, несли на себе печать крайней бедности. Пыльная мебель, потертые ковры, рассохшиеся оконные рамы, в широкие щели которых задувал ледяной ветер с улицы - все это совсем не вязалось с роскошными нарядами, аккуратно разложенными на полуразваленном диване, обтянутом давно истрепанной гобеленовой тканью.

Молодой человек страдальчески поморщился. У него не было денег даже на дрова, что уж говорить о том, чтобы починить карету! Нет, этот год поистине начался неудачно...

- Какие будут распоряжения, ваше сиятельство? - лакей продолжал маячить в дверях.

- Ты хочешь, чтобы я лично занялся этим пустяком? - высокомерно бросил маркиз. - У меня нет времени на подобные глупости. Проваливай.

- Да, господин, - слуга, явно ничего другого и не ожидавший, тихо прикрыл дверь.

Луи, едва лакей скрылся из виду, в раздражении хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. Видимо, все выезды на ближайшую неделю придется отложить. А то и на более долгий срок. Содержание, которое он получал из своего поместья, было настолько мизерным, что на него не приходилось расчитывать. Он перебрал в уме всех приятелей, чьей щедростью он мог воспользоваться, и приуныл. Ситуация складывалась безвыходная.

Ему нечасто приходилось сталкиваться лицом к лицу с превратностями судьбы - как правило, за полосой неудач следовала полоса везения, да и в силу жизнерадостного характера он мало придавал значения временным затруднениям. Всегда находилась компания, в которой его угощали вином, а то и обедом, всегда была под рукой какая-нибудь замужняя красотка, которая была непрочь поразвлечься с красивым молодым человеком, да и в картах ему обычно везло. Выгодная женитьба могла решить большинство его проблем, но неожиданная встреча с мадемуазель де Сансе спутала все его планы. Впервые образ женщины не покидал его ни днем, ни ночью, впервые он хотел быть с кем-то так отчаянно, как с ней, и впервые он желал отдавать, а не брать. Но увы, в его случае предложить зеленоглазой красавице ему было нечего, кроме своего громкого титула и баснословных долгов.

А что, если...

Он вскочил с кресла и крикнул:

- Бланже! Одеваться!

Не прошло и получаса, как он вышел из дома и направился в сторону отеля Ботрейи. Праздник там был уже в самом разгаре, и маркиз надеялся затеряться среди гостей. Этим визитом он убивал сразу двух зайцев - в очередной раз увидеться с мадемуазель де Сансе и, воспользовавшись удобным случаем, попросить графа де Пейрака ссудить его небольшой суммой. Ну и, конечно же, опрокинуть один-два бокала отличного вина, а то от того пойла, которое ему приходилось пить в последнее время, у него было жестокое несварение желудка. Оставалось только одно - незаметно проникнуть в отель.

Нечего было и думать пройти через главные ворота - привратник тут же отправит его восвояси. Но оставалась еще калитка для слуг, которая наверняка должна была располагаться на заднем дворе дома. Руководствуясь этими размышлениями, маркиз последовал в сторону улицы, проходящей за Ботрейи, миновал ворота монастыря лазаристов и через несколько минут оказался около неприметной дверцы, припорошенной снегом и едва различимой в тусклом свете луны. Луи толкнул ее, и, к его величайшей радости, она оказалась незапертой.

Он двинулся по аллее из аккуратно подстриженных невысоких кустов, которые по весне должны были одеться пышной зеленью, прошел мимо старого колодца, покрытого куполом из кованого железа. Возле него располагалась колонна с отбитой верхушкой, у основания которой стояла скамейка с прислоненным к ней пестрым щитом. От этого места буквально веяло стариной - каждая деталь напоминала о пышности пятнадцатого столетия, когда квартал Маре представлял собой один огромный замок со множеством дворов - резиденцию французских королей и принцев. Оставалось только восхититься безупречным вкусом хозяев, оставивших этот уголок сада нетронутым, сохраняя поэзию средневекового убранства. Сюда едва долетали звуки дома, и Монтеспану на миг показалось, что он каким-то чудом перенесся в далекое прошлое, на несколько веков назад.

Когда маркиз наконец вышел к заднему фасаду отеля, то был буквально ослеплен горящим во всех окнах светом. Галерея первого этажа хорошо просматривалась с того места, где стоял молодой человек, и он мог любоваться видом кружащихся в танце пар. Где-то там, внезапно подумалось ему, сейчас наслаждается праздником мадемуазель де Сансе. Чьи пальцы словно ненароком касаются нежной кожи ее запястья, чьи губы шепчут ей пылкие признания? Она слишком красива, чтобы остаться без внимания даже на таком блестящем приеме, и от этих мыслей в Луи всколыхнулась ревность: будет ли она так же холодна со своими поклонниками, как с ним, или же уступит домогательствам какого-нибудь франта? Он поклялся себе, что вызовет на дуэль любого, кто осмелится навязывать ей свои ухаживания.

Внимание маркиза внезапно привлекла выпуклая стеклянная крыша округлой формы, которая венчала собой левое крыло первого этажа, и он предположил, что там расположена оранжерея. Что ж, вот и шанс попасть в дом, не привлекая к себе лишнего внимания!

Скинув плащ и шляпу, он аккуратно умостил их в дупле растущего рядом дерева, чтобы забрать на обратном пути, и решительным шагом пересек задний двор. Суетливо снующие слуги низко кланялись маркизу при его приближении, принимая за одного из гуляющих гостей, и он мысленно похвалил себя за удачную идею попасть на прием через потайную калитку. Подходя к дверям оранжереи, Луи широко улыбался - жизнь виделась ему чудесной и удивительной, звуки музыки казались волшебными, а ароматы цветов, которые можно было различить даже на улице, кружили голову. Поистине, сегодня был его день. И возможно, мадемуазель де Сансе оценит по достоинству тот трюк, что он предпринял ради того, чтобы увидеться с ней, и подарит ему поцелуй... Черт возьми, а почему бы нет? Хоть она и выглядела такой неприступной в садах Тюильри, отчего сегодня ей не стать более покладистой? При мысли о ее губах, которые раскроются ему навстречу, ее руках, которые коснутся его лица, ее тела, которое прижмется к его, маркиз пришел в крайнее возбуждение. Никогда он так никого не желал, эта девушка сводила его с ума!

Повернув ручку двери, он зашел в оранжерею. Тут царил полумрак, и только свет луны, струящийся через стеклянную крышу, освещал этот укромный уголок. В нескольких шагах от себя, около покрытых белоснежными бутонами апельсиновых деревьев, которые мерцали в лунном свете, словно серебряные звезды, Луи увидел самозабвенно целующуюся парочку. Он понимающе улыбнулся - для кого-то праздник уже достиг своей кульминации, а ему еще только предстояло завоевать расположение своей прекрасной недотроги...

В этот момент мужчина, оторвавшись от губ своей дамы, с обжигающей страстью в голосе произнес:

- Анжелика...

Маркиз застыл на месте, словно громом пораженный. Присмотревшись повнимательнее, он осознал, что под сенью апельсиновых деревьев стоял хозяин дома собственной персоной и сжимал в своих объятиях девушку, которую Луи любил со всей пылкостью неразделенного чувства. Теперь он видел и ее золотистые волосы, рассыпанные в беспорядке по обнаженным плечам, и тонкие руки, которые обхватывали графа де Пейрака за шею, нетерпеливо склоняя его лицо к своему для продолжения поцелуя... Молодого человека охватил безудержный гнев - не ему она открыла свое лицо возлюбленной, а этому насмешливому калеке с жуткими шрамами, о котором шла слава, как о чернокнижнике. Нет, это невозможно! Наверняка он просто околдовал ее, чем-то опоил... Чистый ангел, которым Анжелика представлялась ему, не могла любить подобное чудовище. Это адские чары, не иначе!

Решение пришло к Луи молниеносно: ему нужно вырвать ее из когтей этого демона, спасти! И маркиз де Монтеспан сделал шаг вперед. Его голос, дрожащий от ярости, прозвучал оглушительно в тишине оранжереи:

- Мессир де Пейрак!

Луи увидел, как вздрогнула девушка, как взметнулись ее локоны, когда она обернулась на звук его голоса, как исказилось страхом ее лицо... Граф, напротив, остался невозмутим. Только губы его тронула чуть заметная усмешка, и он негромко произнес:

- Поистине, судьба не скупится на неожиданности...

Монтеспан положил руку на эфес шпаги.

- Граф, ваше поведение оскорбительно! - с вызовом в голосе продолжил он. - Я настаиваю на дуэли. Здесь и сейчас!

- Даже так! - граф насмешливо приподнял бровь и, казалось, забавлялся сложившейся ситуацией. - Вы настоящий гасконец, сударь, не раздумывая - сразу к делу, - с этими словами он, словно забыв о присутствии маркиза, склонился к руке баронессы. - Мадемуазель де Сансе, прошу вас, вернитесь к гостям.

- Но..., - попробовала было запротестовать она, однако граф прервал ее, накрыв ладонь девушки, которую продолжал держать в руке, своей ладонью.

- Я не хочу, чтобы пострадала ваша репутация, - проговорил он. - Думаю, ваш пылкий поклонник тоже разделяет мое мнение, не так ли, маркиз? - не оборачиваясь к молодому человеку, с нажимом произнес Пейрак. Тому не оставалось ничего другого, как кивнуть в ответ.

Девушка секунду поколебалась, а потом, посмотрев на Пейрака долгим, полным тревоги взглядом, коснулась ладонью его груди в области сердца.

- Будьте осторожны, прошу. Если с вами что-то случится... - взволнованно выдохнула она и, не договорив, резко развернулась и почти бегом бросилась прочь.

Луи почувствовал такой острый укол ревности, что ему показалось, будто его сердце насквозь пронзили кинжалом.

- Сударь, я жду, - свистящим от ненависти голосом проговорил Монтеспан и выхватил шпагу.

- Успокойтесь, мессир, - поморщился граф. - Право, вы ведете себя, как ребенок. Назначьте место и время, где мы с вами встретимся, чтобы разрешить наши разногласия. А после покиньте мой дом, в который, насколько мне известно, вас никто не приглашал.

- Вы - негодяй! - проговорил побелевший от нанесенного ему оскорбления маркиз.

Глаза Пейрака нехорошо сузились.

- Место и время, сударь, - повторил он ледяным тоном.

- Завтра на рассвете у старых ворот Нельской башни. Там, около аббатства Сен-Жермен-де-Пре, есть небольшой пустырь*, - Монтеспан с силой вогнал шпагу обратно в ножны.

- Я наслышан об этом месте, - граф скрестил руки на груди и чуть склонил голову в знак согласия. - Прощайте, господин де Монтеспан.

- До скорой встречи, мессир де Пейрак. Надеюсь, завтра я избавлю мир от такого мерзавца, как вы.

- Бог в помощь, - граф отвесил Луи издевательский поклон.

- Ко всем вашим грехам вы добавляете еще и богохульство! Воистину, вы одержимы дьяволом! - Луи, никогда не отличавшийся особым благочестием, вдруг почувствовал непреодолимое желание перекреститься и прошептать молитву, но сдержался, опасаясь новых насмешек со стороны хозяина дома. - Обесчестить невинную девушку, которую вы обманом завлекли на этот праздник, да еще и в присутствии собственной супруги! Для вас нет ничего святого!

- Мне абсолютно безразлично ваше мнение обо мне, мессир де Монтеспан, - граф сделал нетерпеливый жест рукой, словно прощаясь с надоедливым визитером. - Если вы закончили, то дверь на улицу у вас за спиной.

- Уверен, что вы не любите ее, - словно не слыша его, продолжал Луи. - Вас одолевает похоть, едва удовлетворив которую, вы тут же бросите ее и ни разу не вспомните о бедняжке. Ведь так? И если она наложит на себя руки из-за вашего безразличия к ее дальнейшей судьбе, вы только посмеетесь. До меня доходили слухи о вас, но я не придавал им значения. А теперь собственными глазами убедился, что все они - правда, - маркиз перевел дух и продолжал чуть тише, отчего его слова прозвучали пронзительнее и трагичней: - Сколько их было у вас - десятки, сотни? И всех их вы безжалостно сломали и выбросили за ненадобностью. Разве такой человек, как вы, способен любить?

Граф выслушал эту гневную тираду со скучающим видом и, ни слова не говоря, развернулся и ушел, словно посчитав разговор законченным. Молодой человек остался один: оскорбленный, униженный, с разбитым сердцем и горьким чувством, что ему не удалось оставить последнее слово за собой, как будто своим молчаливым уходом граф дал ему оглушительную пощечину. У него даже загорелась щека, как от удара, и он едва подавил в себе неистовый порыв броситься вслед за Пейраком и проткнуть его шпагой прямо на глазах у собравшихся в доме гостей.

Но чертов калека был прав. Никакой скандал не должен коснуться имени Анжелики. Пусть она предала его, пусть отдала себя другому, но маркиз продолжал любить ее какой-то невероятной жертвенной любовью, которая становилась еще сильнее от мыслей о том, что она никогда не будет с ним. Но ведь он может все изменить! Достаточно избавиться от этого тулузского колдуна, от его адских чар, и она полюбит его, Луи, обязательно полюбит...

Маркиз вышел из оранжереи, что есть силы хлопнув стеклянной дверью о деревянный косяк, отчего вся хрупкая конструкция жалобно зазвенела. "Завтра все решится, завтра он умрет", - твердил себе Луи, и от этой мысли его руки сами собой сжимались в кулаки, а в душе поднимался заволакивающий все вокруг красной пеленой безудержный гнев...

__________________

* Знаменитый луг Пре-о-Клер, где некогда развлекались студенты, ко времени событий, описываемых в фанфике, давно уже был застроен, но между аббатством Сен-Жермен-де-Пре и древним рвом сохранился небольшой пустырь, куда могли прийти обидчивые молодые люди, чтобы защитить свою честь вдали от недремлющего ока стражи.

 Отправлено: 12.09.17 10:10. Заголовок: Новая глава от новог..

Новая глава от нового героя, чтобы дать толчок сюжету!

 Отправлено: 16.09.17 11:55. Заголовок: Глава 28. Атенаис. П..

Глава 28. Атенаис. Прием в Ботрейи. Окончание.

- Твой муж посчитал, что его присутствие на празднике необязательно, дорогая? - Габриэла лениво обмахнулась веером и насмешливо взглянула на сестру.

- Думаю, он занимается организационными вопросами, - Франсуаза постаралась придать своему лицу беззаботное выражение. - Гостей ждет еще много сюрпризов, а Жоффрей любит, чтобы все шло безукоризненно.

- А та девушка, которую он представил гостям? - продолжала допытываться маркиза де Тианж.

- Это наша протеже из Пуату, - немного нервно ответила молодая графиня, вспомнив версию, которую она озвучила мессиру Фуке.

Еще не хватало, чтобы сестра начала подшучивать насчет того, что у ее мужа появилась новая пассия. И зачем только она послала этой деревенщине приглашение на прием! Желание посмеяться над ней обернулось унижением для самой Франсуазы. Хорошо еще, что Жоффрей ограничился только ее представлением гостям, а потом словно позабыл об этой выскочке де Сансе. Да и господин виконт быстро взял девушку в оборот, и молодая графиня вздохнула с облегчением. Но теперь, после слов сестры, тревога снова охватила ее - ни мужа, ни баронессы нигде не было видно, и это наводило Франсуазу на определенные предположения, которые она с негодованием гнала от себя. В самом деле, не мог же он дойти до такого цинизма, чтобы изменять ей в ее собственном доме?! Или мог? От этих мыслей у нее начал нестерпимо ныть висок, и она с легкой гримасой боли коснулась его кончиками пальцев.

- Протеже? У тебя? - в притворном изумлении переспросила Габриэла, словно не замечая состояния сестры. - Да еще такая хорошенькая? Я думала, что твоей снисходительной благосклонности заслуживают только дурнушки, вроде этой Скаррон. Кстати, где она?

- Думаю, что у себя, - излишне резко ответила Франсуаза. - Что ей здесь делать? Позорить меня своим заштопанным платьем?

- Но эта ворона как-то сюда проникла, - мадам де Тианж небрежно кивнула в сторону Ортанс, которая в своем черном строгом платье из дорогой шелковой материи, но без единого украшения, и с гладко зачесанными назад волосами, собранными в низкий пучок по моде, которую ввела в свое время Анна Австрийская, смотрелась среди разряженных гостей, как королева в изгнании.

- Ты разве не знакома с мадам Фалло де Сансе? - всплеснула руками Франсуаза. - Она одна из тех завсегдатаев салона Нинон де Ланкло, которых та ценит за их острый язык. Неплохое развлечение для наших жеманниц, ты не находишь?

- Де Сансе, - повторила сестра, пропустив мимо ушей вторую часть тирады Франсуазы. - Неужели они родственницы с твоей протеже? - намеренно выделив последнее слово, поинтересовалась маркиза.

- Да, они сестры, и даже как-то обедали у нас. Мы с Ортанс учились вместе в монастыре, я разве не сказала? - поспешно проговорила графиня.

- Нет. И меня удивляет, что ты помнишь такие малозначительные знакомства. Это совсем на тебя не похоже, моя дорогая.

- Похоже или нет, но эти дамы уже здесь, и я не имею ни малейшего желания их обсуждать. Мне нет до них никакого дела.

- Как скажешь, - Габриэла тонко улыбнулась, чем привела Франсуазу в неописуемую ярость.

Так долго сохраняемое спокойствие наконец слетело с нее, как легкое покрывало, и на щеках выступили красные пятна. Она придвинулась вплотную к сестре и прошипела:

- Что ты имеешь в виду?

- То, что ты или что-то недоговариваешь, или не видишь, что творится у тебя прямо под носом.

Габриэла, слегка кивнув Франсуазе, отошла в сторону, чтобы перекинуться несколькими любезными фразами с мадам де Севинье, которая не принимала участия в танцах, но с огромным вниманием наблюдала за танцующими парами.

Молодая графиня проводила ее полным возмущения взглядом и жестом подозвала дворецкого.

- Вы не видели мессира де Пейрака? - небрежно осведомилась она у него.

- Его светлость изволили пройти в оранжерею, чтобы отдать распоряжения по поводу представления.

- Ах да, конечно же! - с непритворным облегчением проговорила Франсуаза и, несколько раз громко хлопнув в ладоши, сказала, обращаясь к гостям: - Господа, думаю, настало время для еще одного сюрприза!

***

Мадам де Пейрак едва обращала внимание на сладкий аромат апельсиновых деревьев и нежные белые бутоны, украшающие их пышные кроны, в то время как отовсюду слышались восторженные возгласы. Она тщательно следила за тем, чтобы не прибавить шаг, чтобы любезная улыбка не исчезла с ее лица, чтобы никто не заподозрил, как волнует ее отсутствие мужа. Она украдкой оглядывалась по сторонам, но нигде не было видно его высокой фигуры.

Графа не оказалось и около бассейна, где должно было состояться представление. Гости громко обсуждали раковину, покоящуюся в центре водоема, и делали предположения, что она собой представляет: фонтан, хранилище для особо ценных растений или же в высшей степени оригинальное пристанище для влюбленных?.. А, может быть, там располагался миниатюрный зоопарк? Споры становились все жарче, но никому и в голову не могло прийти, что внутри скрывается театральная труппа, которая в самом скором времени должна была представить изумленным зрителям новую трагедию Корнеля.

Франсуаза неспешно обошла вокруг бассейна, ища глазами лакея, который отвечал за то, чтобы вовремя начать представление, и, увидев его в некотором отдалении, за деревьями, слегка кивнула. Через секунду раздались звуки музыки и шум механизмов, которые приводили в движение верхнюю створку раковины, и вот уже со сцены понеслись слова пьесы, произносимые нараспев актерами Бургундского отеля. Общество, на секунду онемев, разразилось бурными аплодисментами и криками "Браво!", заставив актеров на некоторое время прервать выступление и начать все сначала, когда суматоха немного поутихла.

- Какой триумф, моя драгоценная, - прощебетала над ухом Франсуазы мадам де Гриньян. - Никогда не видела ничего подобного, просто волшебно!

- Это куда увлекательнее, чем жалкие потуги мольеровских кривляк, как мне кажется, - краешком рта улыбнулась графиня.

- И, несомненно, гораздо эффектнее, - закатила глаза Клэр. - Эта оранжерея, бассейн, розовая раковина... Я в восхищении!

- Ваше одобрение вдвойне приятно для меня, милая Клэр, потому что все знают, какой у вас утонченный вкус, - ввернула комплимент дочери мадам де Рамбуйе Франсуаза, и та раскраснелась от удовольствия.

Представление уже было в самом разгаре, когда молодая графиня увидела выходящую из боковой аллеи мадемуазель де Сансе. С глазами, выражающими крайнюю степень отчаяния, и губой, закушенной до крови, она выглядела героиней идущей на сцене трагедии, которая по ошибке спустилась в зрительный зал. Франсуаза, не стесняясь, стала разглядывать ее. Откуда она пришла? Где была? Что произошло? Видимо, какая-то неприятность, раз девушка находилась на грани нервного срыва. Краем глаза графиня заметила какое-то движение, и через несколько мгновений к баронессе подошел господин Фуке. Он участливо склонился к ней и что-то прошептал на ухо, видимо, осведомляясь о ее самочувствии.

- Прошу вас, оставьте меня, сударь, со мной все в порядке, - услышала Франсуаза напряженный голос мадемуазель де Сансе.

Ну что за невоспитанность, право слово! Мадам де Пейрак демонстративно закатила глаза и отвернулась. И как раз вовремя, поскольку из-за бассейна, на середине которого располагался импровизированный театр, показался граф де Пейрак. Не удостоив супругу даже взглядом, он едва не прошел мимо нее, но она цепко ухватила его за рукав камзола.

- Где вы были? - яростным шепотом осведомилась она.

- Вы скучали, дорогая? - с сарказмом проговорил он, глядя куда-то поверх ее головы.

- Проявлять неуважение к нашим гостям - это так на вас непохоже, - чуть повысила голос Франсуаза.

- И действительно, - согласно кивнул он. - Вы абсолютно правы, мадам.

- Тогда где же вы в таком случае были? - не сдавалась графиня.

В этот момент лицо Пейрака изменилось - по его губам скользнула мягкая улыбка, и он едва заметно кому-то кивнул. Но когда он обернулся к жене, его лицо снова было бесстрастно, как восковая маска.

- Успокойтесь, сударыня, у меня были дела, которые никоим образом вас не касаются.

Франсуаза что есть силы вцепилась ногтями в его ладонь.

- Вы были с этой де Сансе, да? Отвечайте!

- Вы похожи на фурию, мадам! - он сжал ее запястье, заставляя выпустить его руку, и она чуть не вскрикнула от боли. - Это шокирует наших гостей больше, чем мое недолгое отсутствие.

Графиня с ненавистью посмотрела на него.

- Вы еще смеете обвинять меня в недостойном поведении, вы, о похождениях которого знает весь Париж?

Ладонь Пейрака вдруг скользнула на ее обнаженное плечо и, когда она дернулась от неожиданности, слегка придержала ее.

- Мы можем уехать, Франсуаза, - неожиданно мирным тоном проговорил он. - Вы хотите вернуться в Тулузу?

Молодая женщина от изумления потеряла дар речи.

- Вы?.. Я?.. - наконец пробормотала она.

- Да. Вы и я, - проговорил он, выделяя каждое слово. - Уедем из Парижа. И вернемся в Лангедок как раз к празднику Фиалок*.

- Это... так неожиданно... Мне нужно подумать, - в душе Франсуазы боролись надежда и недоверие. Чем вызвано его решение? Какую цель он преследует?

Его ладонь больше не лежала на ее плече. Скрестив руки на груди, он устремил взгляд на сцену.

- Только не злоупотребляйте временем, мадам, - услышала она его равнодушный голос. - Я улажу кое-какие дела и покину Париж в любом случае, будете ли вы согласны или нет. Мое решение окончательное.

- То есть, - медленно проговорила графиня, - вам безразлично, хочу ли я ехать с вами, но вы все равно зовете меня с собой?

- Вы прекрасно знаете о моем к вам отношении, - пожал плечами он. - И вы сами способствовали тому, чтобы чувство, которое я питал к вам, окончательно угасло в моем сердце. Но вы были и остаетесь моей женой, и у меня есть по отношению к вам определенные обязательства. Одно из них - заботиться о вашем благополучии.

- Я не хочу покидать Париж, - в глазах Франсуазы вспыхнула решимость. - Я никуда не поеду!

- У вас нет выбора, моя дорогая, - без всякого злорадства, даже с оттенком легкой грусти проговорил граф. - Как и у меня...

Остаток вечера прошел для Франсуазы, как во сне. И грандиозный фейерверк, который рассыпался в небе миллионом разноцветных искр, и лотерея, которая поразила гостей роскошью призов, и даже охота, устроенная в саду при свете факелов, не вызывали в ней никаких эмоций. Она была мертва внутри, мертва, словно выжженая пустыня, и ее лицо, на котором она мужественно удерживала светскую улыбку, было бледно, как мел. Теперь граф был почти все время подле нее, но это вызывало в молодой женщине скорее раздражение, чем радость. Все, о чем она сейчас мечтала - это подняться в свою комнату, рухнуть на постель и спать. А проснувшись, понять, что весь этот прием, о котором она столько грезила, которого так долго ждала - просто дурной сон. Неотвратимость отъезда угнетала ее, буквально сводила с ума, особенно в сочетании с тем безразличием, которое сквозило в каждом жесте, каждом слове мужа по отношению к ней. Что она будет делать в Тулузе, когда он окончательно отвернется от нее?

Она едва заставила себя кивнуть сестрам де Сансе, когда они присели перед ней в прощальном реверансе, и жадно впилась взглядом в лицо графа де Пейрака, когда он склонился к руке девушки.

- Прощайте, мадемуазель, надеюсь, вам понравился праздник, - произнес он, но в его тоне не было ничего, кроме учтивой любезности.

- Это было незабываемо, господин де Пейрак, - голос девушки чуть дрогнул. Или Франсуазе показалось? Она уже ни в чем не была уверена...

Едва за последним гостем закрылась дверь, как молодая женщина в изнеможении опустилась на ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. В нарядном платье, с безупречной прической - она была похожа на красивую сломанную куклу. Вопреки ее предположениям, граф никуда не ушел. Он встал около супруги, поставив ногу на ступеньку рядом с ней и, оперевшись руками на согнутое колено, склонился над Франсуазой.

- Не думайте, что я не понимаю, как вы расстроены, - проговорил он, и его рука - о чудо! - коснулась ее волос. - Но нам надо уехать.

- Вы же совсем не любите меня, - она вскинула на него наполненные слезами глаза. - Наша жизнь в Тулузе будет таким же адом, как и здесь, в Париже.

- Каждый из нас носит с собой свой личный ад, Франсуаза, - задумчиво проговорил он. - Я не могу больше оставаться здесь. И не могу оставить вас. Это будет скандал - вы сами это прекрасно понимаете.

- С каких пор вас интересуют скандалы, которые роятся вокруг вашего имени, словно осы? - язвительно осведомилась графиня.

- Я беспокоюсь о вас, а не о себе, - парировал он ее выпад. - Женщина, брошенная мужем на произвол судьбы, - жалкое зрелище, вы не находите? Вас перестанут принимать, а если и станут, то с сочувственными улыбками на губах и пересудами у вас за спиной. Как бы мы ни относились друг к другу, я не могу подобного допустить.

- Как вы добры! - скривилась Франсуаза, но в глубине души она понимала правдивость его слов.

- Итак, мы договорились? - он приподнял пальцем ее подбородок.

Она опустила ресницы в знак согласия. От прикосновения его пальцев к ее коже Франсуазу охватил озноб, и когда граф, коротко кивнув супруге, начал подниматься вверх по лестнице, молодая женщина обняла себя руками за плечи в отчаянной попытке согреться, словно она из жарко натопленной комнаты вышла на мороз и теперь никак не могла вернуться обратно. Голова, которая нестерпимо болела еще на приеме, сейчас просто раскалывалась. Франсуаза с беспокойством ощутила, что не может встать со ступенек, настолько ей было нехорошо. Она пожалела, что не попросила Жоффрея проводить ее до комнаты, но потом с негодованием подумала, что лучше она всю ночь просидит здесь, чем попросит его о чем-то. Прислонившись лбом к холодным перилам, Франсуаза закрыла глаза. Ей казалось, что ее уносит мощное течение реки, кружит в стремительных водоворотах, и она, захлебываясь в темных водах, идет ко дну...

____________________

* Фестиваль фиалок (Toulouse Violet Festival) проходит ежегодно в Тулузе в начале февраля.