Отправлено: 20.03.17 16:47. Заголовок: Волею судьбы (без комментариев).

"Волею судьбы".

Vitael
автор

Ona_Svetlana (Светлячок)
бета

Основные персонажи:Атенаис де Монтеспан, Анжелика, Жоффрей де Пейрак, Людовик XIV.
Пэйринг:Атенаис/Пейрак/Анжелика
Рейтинг:R
Жанры:Романтика, Драма, Психология, Философия, AU, Исторические эпохи, Любовь/Ненависть
Размер:планируется Макси
Описание:Граф с молодой женой прибывает в Париж после визита в Отель веселой науки короля Людовика XIV...
Посвящение:Девочкам с форума http://angeliquemarquise.forum24.ru, которые помогали бесценными советами и замечательными идеями.
Эпиграф: Люди и сами отлично умеют творить зло, без какого бы то ни было вмешательства дьявола.
Джоанн Харрис "Персики для месье кюре".

В тексте использованы цитаты из романов А. и С. Голон.

 Отправлено: 24.09.17 22:37. Заголовок: Глава 29. Жоффрей. Д..

Глава 29. Жоффрей. Дуэль.

Поднявшись к себе, граф подошел к окну и, отодвинув тяжелую портьеру, устремил задумчивый взгляд на припорошенный снегом парк. Весь этот вечер был настолько переполнен разнообразными событиями, что Жоффрей чувствовал какое-то лихорадочное возбуждение, которое не давало ему уснуть. Кроме того, на рассвете его ждала дуэль с маркизом де Монтеспаном... Бедняга! Пейрак даже отчасти сочувствовал молодому человеку, чьи мечты о счастье и надежды на взаимное чувство с прекрасной мадемуазель де Сансе развеялись сегодня, как дым. Но вызов, который бросил ему маркиз, мог доставить им обоим большие неприятности.

Будучи советником тулузского парламента, граф в свое время подписывал декларацию об отказе от дуэлей, не придавая этому факту особого значения и считая чистой формальностью. Суровые наказания, предусмотренные драконовским эдиктом 1651 года*, никак не распространялись на спонтанные стычки без предварительного официального вызова, а потому его очень легко можно было обойти. Но в данном случае Жоффрей, который не хотел компрометировать Анжелику, не мог допустить поединка у себя в доме, а потому, вопреки здравому смыслу, принял условия Монтеспана. Итак, если история о дуэли между ним и маркизом станет известна в Париже, в лучшем случае их ждет заключение в Бастилию, а в худшем - изгнание. Ситуация могла усугубиться еще и тем, что откроется истинная причина боя. Тогда репутации мадемуазель де Сансе будет нанесен невосполнимый урон, чего так старался избежать граф. И в этом отношении Пейрак рассчитывал на порядочность маркиза, который наверняка не захочет трепать имя своей возлюбленной, как, впрочем, и он сам. Но, будь у Жоффрея сейчас возможность вернуться в прошлое и все изменить, он все равно не смог бы устоять перед сокрушительным очарованием юной баронессы и снова поддался бы непреодолимому желанию узнать прелесть ее губ, трепещущих под его настойчивыми поцелуями...

Внезапно графу вспомнилось, как она появилась сегодня на пороге Ботрейи - в белоснежном платье, нежная, словно весна, с золотистыми локонами, струящимися вдоль лица... Никогда она еще не казалась ему такой красивой, никогда ее улыбка не была столь ослепительной, а изумрудные, словно трава после дождя, глаза - столь бездонными и манящими. Жоффрей коснулся губами ее руки, и голова его закружилась от аромата, который источала ее кожа. Едва уловимый, он напоминал о бескрайних лугах, над которыми простирается пронзительная синева небес, и на мгновение его охватило чувство, которое он испытывал, возможно, только в юности - чувство безграничного счастья, от которого он хмелел, словно от глотка молодого вина.

Когда Пейрак представлял девушку гостям и видел восхищенные взгляды, устремленные на нее, черт возьми, он испытывал такую гордость, как будто она была его настоящей женой, и даже на время позабыл о существовании Франсуазы, чье появление буквально вырвало его из романтических грез. Стоило признать, что она ничем не уступала Анжелике, возможно, даже в чем-то превосходила ее, но не вызывала в нем и сотой доли того влечения, что будила в его сердце эта удивительная фея из Пуату. Жоффрей не мог бы назвать это чувственным огнем, хотя желание заключить девушку в свои объятия было практически неодолимым каждый раз, когда он видел ее; однако больше всего он хотел оберегать ее, защищать, взять на руки и скрыть от всех жестокостей этого мира, как драгоценное сокровище, которое принадлежит только ему.

Граф криво улыбнулся. Одновременно с этим пронзительным, возвышенным чувством в его душу змеей скользнула и ревность. Николя Фуке, этот знаток женщин, сразу рассмотрел в Анжелике тот удивительный шарм, ту колдовскую притягательность, что с первого взгляда заворожила и самого Жоффрея, и, как оказалось позже, маркиза де Монтеспана. Что и говорить, сияющая красота девушки в сочетании с ее природной естественностью покорила всех мужчин, находящихся на приеме. И если бы Жоффрей мог предъявить права на нее, быть полностью уверенным в том, что она испытывает к нему ответные чувства, то муки ревности, которые он испытывал в тот момент, не были бы такими жгучими. Но ему оставалось лишь издали наблюдать за тем, как она улыбается господину суперинтенданту, как он склоняется к ней, чтобы прошептать что-то на ушко, как они кружатся в танце, как соприкасаются их руки...

В тот момент он был готов поверить словам Франсуазы о том, что Анжелика - просто хитрая кокетка, которая ищет себе покровителя. Более того, он желал в них поверить - ведь тогда он смог бы избавиться от неведомой ему ранее боли, что терзала его сердце. Никогда прежде ни одна женщина не занимала настолько его мыслей, не завладевала его чувствами, ни одной не удавалось коснуться его души, которая, как он думал, надежно защищена крепким панцирем здорового цинизма много повидавшего и много испытавшего мужчины. Жоффрей всегда относился к женщинам с легким пренебрежением, как к прекрасным безделушкам, которые можно легко заменить одну на другую, но с Анжеликой он вдруг осознал, что способен не только на страсть - мимолетную и не оставляющую никакого следа в его памяти, а на искреннюю привязанность - ту, что дарит и безмерную радость, и жестокую муку. Желал ли он этого? Хотел ли открывать эту новую, неизвестную доселе ему самому грань собственной натуры? Осознавать, что он так же уязвим, как и другие, а может быть, и еще сильнее...

Жоффрей почти убедил себя в том, что весь круговорот тех чувств, что он испытывал к Анжелике - не более, чем временное помешательство, что, стоит ему больше не встречаться с девушкой, и он забудет о ней, как и обо всех остальных, что прошли через его жизнь, но как только он увидел ее одинокую хрупкую фигурку у бассейна в оранжерее, его сердце учащенно забилось. Граф твердо решил, что будет вести себя с ней холодно и отстраненно, что больше не позволит себе ни одного знака внимания в ее адрес, но Анжелика снова обезоружила его своей непосредственностью, ребячливостью, в которой не было ни капли кокетства. Как она была смущена, когда, споткнувшись, упала в его объятия, как ошеломлена, когда он надел ей на ногу слетевшую туфельку, и, когда ее очаровательное личико, вспыхнувшее румянцем, склонилось к нему - в то мгновение он действительно ощутил себя принцем из сказки, нашедшим свою возлюбленную.

А потом они медленно прогуливались по оранжерее, и он словно ее глазами видел красоту цветущих среди зимы цветов и глубокую зелень листвы апельсиновых деревьев, вдыхал их сладкий аромат, любовался звездами, светившими им одним в этом мире... И когда пласт снега, соскользнувший откуда-то сверху, неожиданно обрушился на стеклянную крышу, граф вздрогнул от неожиданности - так глубоко погрузился он в свои фантазии в тот момент. Но и Анжелику шум испугал настолько, что она, отпрянув, прижалась спиной к его груди, отчего все разумные мысли моментально вылетели у него из головы, и осталось только одно желание - сумасшедшее, сводящее с ума - коснуться губами ее губ, хотя бы один раз, чтобы узнать их головокружительную прелесть. И когда Анжелика повернулась к нему, взглянула на него своими чудными глазами и несмело потянулась к его губам - все его существо устремилось к ней навстречу. Не будь этого неожиданно вспыхнувшего порыва с ее стороны, возможно, граф нашел бы в себе силы удержаться в рамках благоразумия, но как он мог противостоять искушению ответить на этот древний, как мир, призыв? Видит Бог, это испытание оказалось непосильным для него, как, впрочем, и для любого смертного, в чьи объятия волей случая попала бы эта зеленоглазая богиня.

Внезапно, словно чего-то испугавшись, Анжелика замерла на месте, и в ее взгляде промелькнуло замешательство, но Жоффрей уже не мог противиться силе свой страсти: он обхватил ладонями лицо девушки, в свете луны казавшееся ему каким-то нереальным, как будто прозрачным, и завладел полураскрытыми, словно лепестки розы, губами. С этого момента его сознание словно раздвоилось: та часть, которая наслаждалась прикосновением к ее телу, свежестью и сладостью ее уст, требовала, чтобы он увез девушку с собой в Лангедок, наплевав на все правила приличий и осуждение света. У него был маленький замок в Беарне, где они жили бы вдали от всех, кроме того, они могли бы путешествовать по Италии, Англии, Германии... Господи, да они могли бы быть счастливы в любом месте... только он и она, вместе... Другая часть, разумная, рациональная, сурово твердила ему, что он просто глупец, что то, что он собирается сделать, навсегда разобьет жизни и ему, и ей, и, эгоистично желая счастья для себя, он навсегда сделает несчастной Анжелику. Эти мысли рвали его напополам, но когда Жоффрей, повинуясь почти нечеловеческим усилиям, оторвался от губ девушки, увидел ее запрокинутое вверх лицо, пылающее неподдельным чувством к нему, ее золотые локоны, в беспорядке рассыпанные по плечам, ее глаза, в которых читалось желание снова слиться с ним в поцелуе, единственное, что он смог сделать - это выдохнуть ее имя, которое отныне составляло для него альфу и омегу стремлений, всю суть мироздания... Он больше не думал ни о чем, и только руки Анжелики, обвившиеся вокруг его шеи, ее тело, прижатое к нему, ее губы, ищущие его, имели значение, а весь остальной мир с его лживой моралью и дурацкими правилами мог катиться к дьяволу!

Возможно, само Провидение привело маркиза де Монтеспана в оранжерею. Его неожиданное появление помогло Жоффрею вырваться из власти дурманящего безумия, в которое он погрузился с головой, забыв обо всем рядом со своей золотоволосой Мелюзиной. Возможно, именно оно и помогло Жоффрею осознать, что у него нет никаких прав на любовь этой девушки, и что для того, чтобы она была счастлива, он должен отказаться от нее. Окончательно граф уверился в своем решении, когда Анжелика коснулась ладонью его камзола в том месте, где билось сердце, в котором отныне она заняла очень важное место. Тревога в ее потемневших от волнения глазах, бледное, как полотно, лицо, обращенное к нему - все это недвусмысленно говорило о том, что он был не просто небезразличен ей, а что она действительно искренне переживала за него. Разве мог он допустить, чтобы Анжелика и дальше рисковала своей репутацией, своим положением в обществе ради него, ради человека, который ничего не мог ей дать, кроме позора и бесчестья?

Его мысли звучали в унисон со словами, которые бросал ему в лицо взбешенный и отчаянно влюбленный молодой человек. Но в момент, когда маркиз произнес: "Уверен, что вы не любите ее...", в душе Жоффрея как будто что-то перевернулось. Граф наконец-то смог признаться самому себе в том, что он любил эту зеленоглазую фею с пылкостью, не уступающей пылкости маркиза, а, помимо того, им владела абсолютная уверенность, что Анжелика предназначена ему судьбой, что она - та возлюбленная, о которой он так долго мечтал, которую искал во всех женщинах, что попадались ему на жизненном пути, но нашел слишком поздно. Теперь он точно знал, почему был готов отпустить девушку, почему, наперекор своим желаниям, решил больше не искать встреч с ней - потому что он любил ее и сделал бы все, что угодно, лишь бы она была счастлива, пусть даже и не с ним....

Дуэль с маркизом де Монтеспаном с этого момента превратилась в простую формальность - граф уже тогда знал, что уедет в Тулузу, покинет Париж и больше никогда не будет напоминать Анжелике о себе. И что маркиз - горячий молодой задира, искренне любящий девушку - сможет составить ей достойную партию. Граф уйдет с его дороги, чего бы ему это ни стоило, сохранит ему жизнь, даже если у него будет возможность его убить, а потом отправится в Лангедок с женой, которую выбрал сам и которая теперь до конца жизни будет связана с ним неразрывными узами.

Жоффрей в который раз поразился тому, как близко было его счастье с любимой женщиной, если бы в свое время он не посчитал партию с провинциальной баронессой невыгодной для себя. Судьба жестоко посмеялась над ним, сведя их вместе в момент, когда уже ничего нельзя было исправить, показав ему, какой неодолимой силы чувство он способен испытывать, и какое блаженство он мог получить в ответ на свою любовь. Ему неожиданно пришло в голову, что впервые он испытал на себе власть тех колдовских чар, в которых его обвиняли бывшие любовницы и фанатичные церковники. Колдунья в обличии ангела приворожила Дьявола - что могло быть невозможнее... и естественнее?..

Всю ночь Жоффрей простоял около окна, прижавшись горячим лбом к холодному стеклу, всю эту бесконечную ночь, не чувствуя ни онемения в затекшем от неудобной позы теле, ни боли в покалеченной ноге - что значили все эти неудобства сейчас, когда его сердце рвалось на части от невозможности быть с той, которая была ему нужнее всего. Когда небо начало светлеть, он вышел из своего странного оцепенения и едва не упал, настолько одеревенели все его члены. "А ну как я не смогу удержать в руках шпагу - вот будет умора!", - с каким-то мрачным весельем подумал Жоффрей, разминая отдающиеся резкой болью на каждое движение руки. Но он не даст Судьбе так легко расправиться с ним. Слишком давно они с ней играют в эту смертельную игру, чтобы он за здорово живешь уступил ей победу. И, в конце концов, все сложится наилучшим образом. Эта ночь закончилась, закончится и его тоска. Все пройдет, только надо идти вперед...

***

Прибыв к месту дуэли верхом, граф спешился и бросил поводья д'Андижосу, который должен был быть его секундантом. Заспанный маркиз, которого слуга графа вытащил прямо из кровати, куда он рухнул буквально перед рассветом, пируя с друзьями-гасконцами в "Серебряной башне"**, что-то невразумительно пробормотал, сползая со спины своей гнедой кобылы. Черный жеребец графа недовольно всхрапнул, словно осуждая хозяина за то, что тот передал его в руки такому недотепе.

- Бернар, дружище, вижу, морозная свежесть этого утра не помогла тебе проснуться, - хлопнул д'Андижоса по плечу де Пейрак.

- И охота вам махать шпагой в такую рань, - проворчал маркиз, привязывая лошадей к стоящему неподалеку дереву.

- Увы, не я устанавливал условия поединка, - развел руками граф. - Но, по чести говоря, мне не терпится развязаться с этим делом побыстрее.

- И мне тоже, - зевнул д'Андижос. - А после завалиться спать до вечера. Где же ваш, соперник, мессир?

- Думаю, скоро появится, - рассеянно ответил Жоффрей, тщательно утаптывая выпавший за ночь на небольшой полянке снег. Любая ямка, любой незаметный под пушистым белоснежным покрывалом выступ могли оказать роковое влияние на исход боя. Не стоило попусту рисковать неожиданным падением или даже секундной потерей равновесия - все это могло привести к самым печальным последствиям.

- И что же вы не поделили? - хохотнул маркиз, присоединяясь к нему.

Граф промолчал.

- Вот же безумец, - продолжал тем временем д'Андижос. - Не побояться бросить вызов первой шпаге Лангедока! Не иначе, он изрядно перебрал, а то...

- Бернар, - прервал его Пейрак. - Я хочу, чтобы и эта дуэль, и ее причины остались в тайне. Понимаешь меня?

- Господи, да здесь замешана дама! - глаза маркиза широко распахнулись, а губы расплылись в широкой улыбке.

Граф так выразительно посмотрел на приятеля, что тот немедленно замолчал.

- А вот и они! - воскликнул д'Андижос через некоторое время, когда увидел двух приближающихся к рощице всадников. Один из них сорвал с головы шляпу и помахал стоявшим на краю поляны мужчинам.

- Черт возьми, да это же Пегилен! Теперь все понятно, - воскликнул маркиз. - Это шутка! Не будете же вы в самом деле драться с ним...

- Замолчи, - коротко одернул его Пейрак. - Господин де Монтеспан, - поприветствовал он молодого человека, который приехал вместе с Лозеном.

- Мессир де Пейрак, - холодно ответил тот, спешиваясь.

- Ну что ж, все в сборе, - кивнул граф. - Можем приступать.

Пока соперники раздевались, д'Андижос негромко спросил у Лозена:

- Что между ними произошло?

- Не имею ни малейшего понятия, - отозвался Пегилен. - Луи молчит, словно рыба.

- Он вызвал Пейрака, ведь так? - продолжал допытываться маркиз.

- А какое это имеет значение? - отмахнулся де Лозен. - Главное, чтобы они не поубивали друг друга.

- Я думаю, тут замешана женщина, - понизив голос, проговорил д'Андижос.

- О, как это пикантно! - воскликнул Пегилен и жадно поинтересовался: - И кто она?

- Пейрак хотел оставить это в тайне.

- О-ля-ля, а дельце-то становится все интереснее! - Лозен в невероятном возбуждении потер руки.

Тем временем Пейрак и Монтеспан сняли с себя рубашки и остались голыми по пояс. Д'Андижос невольно поежился.

- Какой холод! У меня зуб на зуб не попадает.

- Скоро здесь будет очень жарко, - с какой-то хищной улыбкой проговорил Пегилен и даже подался немного вперед, чтобы не упустить ни одного мгновения начинающегося поединка.

Противники заняли оборонительные позиции. Некоторое время они присматривались друг к другу, кружа по поляне и делая обманные выпады. Хорошо утоптанный снег слегка поскрипывал у них под ногами. Было видно, что оба - отличные фехтовальщики, каждое их движение было доведено до автоматизма, а шпага была словно продолжением руки. Когда клинки дважды со звоном скрестились, Монтеспан сделал глубокий выпад, метя в грудь графа. Тот с легкостью отбил удар, но отметил, что с маркизом надо держать ухо востро. Бой шел в абсолютной тишине, хотя обычно горячие южане громко бранились, наскакивали друг на друга, как боевые петухи, и старались оглушить противника яростными выкриками. Монтеспан же был полностью сосредоточен на бое, который вел по всем правилам фехтовального искусства, и в его взгляде читалась явная решимость убить де Пейрака. Граф с беспокойством отметил, что его первоначальный план свести поединок к ничьей, скорее всего, неосуществим. Маркиз будет сражаться до последней капли крови, а образ Анжелики, которую он вчера застал в объятиях Жоффрея, будет служить ему дополнительным стимулом. Его нужно вывести из себя, заставить совершить ошибку - решил про себя граф, иначе этот бой окончится смертью одного из них. А убивать юношу он не хотел.

- Закройтесь, сударь! - насмешливо выкрикнул Пейрак и растянулся в низком выпаде, почти касаясь земли, с намерением ранить противника в бок. Тот мгновенно отскочил в сторону, но шпага графа успела оставить легкий росчерк на его коже, и длинный порез немедленно набух каплями крови.

- Следите лучше за вашей защитой, мессир, - процедил сквозь зубы Монтеспан. Казалось, он даже не обратил внимания на рану.

- Мне ни к чему опасаться столь неопытного противника, - продолжал граф выводить его из себя. - Пожалуй, я даже дам вам фору... - с этими словами он широко развел руки в стороны и отвесил молодому человеку шутливый поклон.

Тот не поддался на провокацию и остался стоять на месте, лишь желваки на щеках выдавали крайнюю степень его гнева.

- Помилуйте, господин де Монтеспан, вы так и желаете оставаться на вторых ролях? - притворно изумился Пейрак. - Я был о вас лучшего мнения.

- Вам не удастся спровоцировать меня на необдуманные поступки, - мотнул головой маркиз. - Я здесь, чтобы убить вас, и, клянусь Богом, я это сделаю!

- Так чего же вы ждете? Что меня поразит молния с небес? - обидно расхохотался де Пейрак и возвел глаза к низко нависающим свинцовым облакам, через которые не пробивался ни один лучик света.

Этого Монтеспан снести уже не смог - долгое напряжение, в котором он находился, прорвалось наконец в стремительной атаке. Всю насмешливость и некоторую вальяжность графа как ветром сдуло - он весь подобрался, как зверь перед прыжком, и его шпага, еще мгновение назад отведенная в сторону, встретила шпагу противника, жалобно зазвенев от силы удара, которую тот вложил в него.

- Так-то лучше! - удовлетворенно кивнул Жоффрей.

Теперь противники сражались в полную силу. Сосредоточенная собранность маркиза, с которой он приступил к бою, сменилась яростной горячностью. Глаза его налились кровью, губы искривились в ужасной ухмылке, лицо перекосило гневной гримасой - теперь он теснил графа с силой, которая испугала даже видавших виды секундантов.

- Эй, полегче! - выкрикнул обеспокоенный д'Андижос. - Господа, не хотите же вы в самом деле...

Конец его фразы потонул в победном крике Монтеспана, которому удалось достать графа - шпага прошла по ребрам всего в нескольких сантиметрах от сердца, и, если бы не молниеносная реакция Пейрака, он лежал бы сейчас на снегу, обагряя его белоснежный покров своей кровью.

- Браво, - выкрикнул он. - Теперь я вижу, что вы и вправду серьезно настроены!

- Серьезнее не бывает! - опьяненный этой маленькой победой, маркиз потерял бдительность и снова кинулся в атаку на Жоффрея, желая завершить так удачно начатое дело.

Именно этого граф и хотел. Дождавшись, пока противник приблизится к нему на длину удара, он сделал почти незаметный шаг в бок и пропорол бедро юноши так глубоко, что казалось, его плоть разошлась в стороны, как при разделке туш в лавке мясника. Маркиз упал на землю, тщетно пытаясь свести вместе концы раны, из которой хлестала кровь. Жоффрей носком сапога откинул в сторону его шпагу и склонился над раненым.

- Думаю, нам стоит закончить этот бой, - тихо проговорил он, чтобы его не услышали д'Андижос и Лозен, которые бежали к ним через поляну. - Вчера, хоть вы можете мне и не верить, я внимательно слушал вас. Во многом вы правы, но не во всем. И только по этой причине я оставил вас сегодня в живых - воспользуйтесь тем шансом, который я вам предоставил.

Монтеспан, превозмогая адскую боль, выдохнул:

- Это значит, что вы оставите ее в покое? Слово чести?

Граф ничего не успел ответить, как из-за деревьев показался небольшой конный отряд, состоящий из нескольких гвардейцев во главе с маршалом де Тюренном***. Жоффрей вспомнил, что вчера он был у них на приеме со своей женой Шарлоттой, которой присутствующий здесь Лозен приходился внучатым племянником****. Увидев дядюшку, который с трудом переносил своего взбалмошного родственника, и у которого тот старался бывать как можно реже, несмотря на его обширные связи и поистине неограниченное влияние, Пегилен в отчаянии прошептал:

- Мы пропали!

Маршал легко соскочил с коня и неспешным шагом направился в сторону живописной группы из двух раненых бойцов и их секундантов.

- Так-так, господа, - проговорил он, слегка склоняя голову в приветствии и цепким взглядом обводя присутствующих. - Думаю, вам известно, что дуэли запрещены. Вы арестованы именем короля! Попрошу вас сдать оружие и следовать за мной*****.

________________

*В 1651 году постановлением маршалов Франции были пресечены все попытки оправдать поединки. В то же время король своим декретом напоминал о старинных запретах и поручал правосудию наказывать дуэлянтов. Разбирать эти дела предоставлялось тем же маршалам – «судьям в сапогах», что подчеркивало разницу между воинской доблестью и бесшабашностью дуэлянтов. В том же 1651 году дворяне, входящие в Братство Святого Причастия, поклялись отказаться от дуэли, и вскоре их примеру последовали депутаты от дворян Штатов Бретани и Лангедока. В публичных заявлениях уже нельзя было говорить о поединках иначе как с осуждением.

**В 1582 году между Сеной и бернардинским монастырем появился весьма изысканный постоялый двор, примыкавший к одной из башен городской стены. Он получил название «Le Tour d'Argent» («Серебряная башня»), в котором утомленные от долгого путешествия аристократы могли получить качественную еду за весьма умеренные деньги, а также поиграть в карты». При Людовике XIV двор частенько специально приезжал из Версаля, чтобы пообедать в «Le Tour d'Argent». Герцог Ришелье удивлял своих гостей, потчуя их мясом быка, приготовленного тридцатью различными способами. На десерт подавали популярную новинку – кофе. Мадам де Севинье признавалась, что лучший шоколад подавали именно здесь, в «Le Tour d'Argent». Из окон открывался вид на Сену и Нотр-Дам-де-Пари.

***Анри де Ла Тур д’Овернь, виконт де Тюренн - знаменитый французский полководец, маршал Франции (1643) и главный маршал Франции (1660). Представитель рода Латур д’Овернь.

****Анри-Номпар де Комон, герцог де Ла Форс, младший брат маршала де Тюренна, был отцом Шарлотты де Комон, графини де Лозен, матери Антуана Номпара де Комон, маркиза де Пюйгилема.

*****В 1651 году королевским эдиктом против дуэлей был учрежден суд чести под председательством маршала Франции, который имел право арестовывать дуэлянтов.

 Отправлено: 02.10.17 14:50. Заголовок: Глава 30. Анжелика. ..

Глава 30. Анжелика. Ссора.

За обедом муж Ортанс неожиданно объявил:

- А вы знаете, дорогие дамы, кого сегодня приняло на постой Консьержери*?

- Очередных безродных бродяг, полагаю, - сморщила нос мадам Фалло.

- Нет, и вы никогда не догадаетесь, даже если я дам вам на размышление целый день, - хмыкнул прокурор. - Могу только сказать, что сам господин де Тюренн привез туда этих господ.

- Не томите нас, Гастон! - глаза Ортанс вспыхнули любопытством. Она даже подалась через стол к мужу, едва не опрокинув тарелку с супом.

- Сегодня на рассвете, - мужчина намеренно сделал длинную паузу, наслаждаясь редким моментом, когда его так внимательно слушают, - маршал арестовал четверых дворян очень высокого ранга, среди которых был племянник его жены, Пегилен де Лозен.

- А остальные, кто были остальные? - воскликнула его супруга.

- Дорогая, как вы нетерпеливы! - рассмеялся прокурор и потер руки. - Я как раз к этому и веду. Господин де Лозен был секундантом в дуэли между, - он перевел взгляд с жены на Анжелику, которая в это время изо всех сжимала под столом салфетку, уже зная, чьи имена сейчас назовет ее зять, - вашим хорошим знакомым маркизом де Монтеспаном и, - господин Фалло снова сделал паузу, - мессиром де Пейраком! - торжествующим тоном закончил он.

Вытянувшиеся лица жены и невестки весьма позабавили его.

- Да, мои милочки, все именно так и было! И если господин де Монтеспан, юноша горячий и взбалмошный, вполне мог наплевать на запрет о дуэлях, то чем руководствовался граф де Пейрак - для меня остается загадкой. Этот поединок может дорого ему обойтись. Мессиру маркизу терять нечего - он гол, как сокол, всего-то капитала - его титул, а вот господин граф - советник тулузского парламента, и эта история грозит ему потерей должности. Уже направлен курьер к его величеству, а его отношение к дуэлям всем известно. Думаю, этих гасконских забияк ждет по меньшей мере Бастилия.

- А из-за чего произошел поединок? - поинтересовалась возбужденная этой новостью Ортанс.

- В этом-то и состоит главная интрига! - прокурор откинулся на спинку стула и промокнул салфеткой губы. - Оба соперника наотрез отказываются говорить о причине, хотя мессир де Тюренн провел не один час в беседах с ними. Более того, граф де Пейрак настаивает на том, что, если уж маршал хочет довести дело до суда, то пусть его судит верховная палата парижского парламента, а не "судьи в сапогах", поскольку он не намерен отчитываться перед ними в своих действиях. Дословно он сказал так: "Вы не Господь Бог, господин де Тюренн, чтобы судить о тяжести моих грехов, а уж тем более взвешивать их на весах ваших представлений о чести. Если я нарушил королевский запрет, то пусть сам король распоряжается моей судьбой".

Ортанс ахнула.

- Какая непочтительность!

- Да, маршал тоже был ошарашен подобной надменностью, и вот теперь нам придется ждать королевского распоряжения насчет этого дела. Но, строго между нами, дамы, - господин Фалло чуть понизил голос, - мессир де Пейрак не так уж неправ, настаивая на передаче дела в парламент. Все знают, как легко подкупить этих продажных чиновников, что при его баснословном состоянии не будет представлять особой проблемы.

- Что ж, будем надеяться, что все обойдется, - задумчиво протянула Ортанс. Ей не давала покоя причина дуэли, и она отчего-то была уверена, что дело имеет прямое отношение к Анжелике, но у нее не было ни единого доказательства этого, а потому она решила попозже расспросить сестру и выяснить, что той известно о поединке. Тем более, что паршивка была сейчас белее скатерти, постеленной на стол.

- А... кого-нибудь ранили? - подала голос до этого молчавшая Анжелика. Она видела пристальный взгляд Ортанс, и старалась не показать того ужасного волнения, которое буквально бушевало в ней. Ведь Монтеспан наверняка превосходно владел шпагой, а граф, увы, сильно хромал, что могло самым трагичным образом повлиять на исход боя.

Прокурор кивнул ей в ответ.

- Да, ранены оба. Причём, что удивительно, граф при его увечьи умудрился выйти победителем из этой схватки, отделавшись незначительной царапиной. А вот господин де Монтеспан ранен дважды - у него длинный порез на боку и пропорото бедро, да так глубоко, что лекарю пришлось изрядно повозиться с ним, чтобы остановить кровь и ушить рану.

- Господи, этот граф - точно колдун! - перекрестилась Ортанс. - Как еще можно объяснить, что калека смог победить такого крепкого молодого человека, как маркиз!

Анжелика изо всех сил стиснула зубы, чтобы не высказать в лицо сестре все, что она о ней думает. Какая глупость! Ортанс намеренно заговорила про колдовство, чтобы вывести ее из себя. Глупая ханжа! Анжелика бросила быстрый взгляд на зятя, но тот отреагировал на слова супруги абсолютно спокойно, лишь чуть пожал плечами.

- Возможно, ему просто повезло, - проговорил он. - А возможно, маркиз уступает ему по части фехтования. Но колдовство здесь ни при чем, я уверен в этом.

- Ах, Гастон! - воскликнула Ортанс. - Вы не знаете, о чем говорите! Если бы вы только его видели...

- Я его видел, - прервал мэтр Фалло жену. - И, по-моему, у вас слишком разыгралось воображение.

Та негодующе фыркнула, но продолжать спор не стала, а повернулась к Анжелике:

- Не хочешь сегодня вечером поехать к Нинон? Раз уж твой кавалер загремел в Консьержери, тебе не помешает обзавестись новым.

- Как ты добра, Ортанс, - с сарказмом произнесла Анжелика. - И как заботишься обо мне!

- Мне не терпится сбыть тебя с рук, пока ты не наделала глупостей, - в тон ей ответила сестра.

- Интересно, каких? - вскинула на нее возмущенный взгляд Анжелика.

- Ты и сама прекрасно знаешь, каких, - парировала прокурорша. - Только муж сможет удержать тебя в рамках благоразумия, да и, если по совести, ты уже изрядно загостилась у нас.

Мэтр Фалло укоризненно взглянул на супругу.

- Это наш долг по отношению к вашей сестре и к вашей семье, - со значением проговорил он. - Ни к чему попрекать ее тем, что она живет под нашей крышей.

- Я ничем ее не попрекаю! - взвилась Ортанс. - Я лишь хочу, чтобы она поняла, насколько усложняет всем жизнь тем, что никак не может смирить свою заносчивость и поумерить фантазии.

- Смирить заносчивость - это выйти замуж за первого встречного? - Анжелика вскочила со своего места. - Нет уж, спасибо, я лучше уеду к отцу!

- Скатертью дорога! - тоже поднялась сестра. - В Монтелу только и не достает еще одной старой девы, помимо наших тетушек!

Всегда выдержанный мэтр Фалло вдруг ударил ладонью по столу. Его лицо стало красным, как помидор. Анжелика с опаской покосилась на него - еще не хватало, чтобы его хватил удар!

- Вы ведете себя, как лавочницы с Нового моста! - загрохотал мужчина. - Мне страшно представить, что подумал бы господин барон, услышав вашу перепалку!

- Наш отец слишком баловал Анжелику, а теперь мы вынуждены пожинать горькие плоды его воспитания, - поджала губы Ортанс.

- Ты первая начала оскорблять меня! - вспыхнула Анжелика.

- Если ты считаешь заботу о твоем будущем оскорблением, то нам не о чем говорить! - повысила тон Ортанс.

- Вот и замолчите, обе! - поставил точку в их споре мэтр Фалло. - Я хочу, чтобы до конца обеда вы не произносили ни слова.

- В таком случае, позвольте мне удалиться, - дрожа от ярости и унижения, проговорила Анжелика и, не дожидаясь ответа, выбежала из столовой.

***

Изо всех сил хлопнув дверью своей комнаты, Анжелика устремилась к окну и распахнула створки. Морозный воздух хлынул в комнату, и она жадно вдохнула его. Решено, она сегодня же уедет в Монтелу - пусть катится к черту и Ортанс, и Париж, и этот невыносимый маркиз де Монтеспан! Но тут перед ее внутренним взором возник вчерашний вечер, полумрак оранжереи и темные, пылающие страстью глаза графа де Пейрака... Казалось, с момента, когда он встретил ее на пороге Ботрейи, прошла целая вечность, наполненная невероятным количеством событий. В неистовом хороводе вокруг Анжелики закружились виконт де Мелён, неожиданно оказавшийся господином Фуке, высокомерная и ослепительная хозяйка приема - жена графа де Пейрака, сам граф - то язвительный, то нежный, и, наконец, маркиз де Монтеспан, появившийся словно ниоткуда и своим грубым вторжением прервавший миг ее блаженства в объятиях человека, который одним поцелуем смог пробудить в ней ураган страстей, о которых Анжелика раньше даже и не подозревала. Она помнила, как сама потянулась губами к губам графа, как отпрянула, вдруг вспомнив о благоразумии, как он шагнул к ней навстречу и обхватил ладонями ее лицо - осторожно, словно хрупкий бутон цветка, и в его взгляде она прочитала такое неподдельное желание, такое искреннее чувство, что не смогла не ответить на последовавший за этим поцелуй. Чего стоило неловкое касание губ маркиза де Монтеспана в Тюильри, неумелые ласки пажа в Пуатье рядом с этим фейерверком чувственности, который дарили ей горячие губы графа де Пейрака, той сладкой негой, в которой она тонула, теряя остатки разума. Пожелай он большего, чем просто поцелуй, Анжелика, не задумываясь, подчинилась бы его воле - потому что в то мгновение она жаждала господства над собой, хотела отдаться безраздельной власти этого мужчины, к которому были устремлены все ее помыслы...

Его страсть тогда передалась и ей - краснея от невольного стыда, Анжелика вспоминала, как, дрожа от возбуждения, неистово прижималась к нему, как обхватывала руками его плечи, как в исступлении касалась его лица, мечтая только о том, чтобы их поцелуй - головокружительный, пьянящий - никогда не заканчивался... Услышав голос маркиза де Монтеспана, она сперва ощутила не страх, что ее застали в столь недвусмысленном положении, а разочарование, что у этого страстного порыва, толкнувшего их с графом де Пейраком в объятия друг друга, не будет продолжения... Анжелика опустила голову на скрещенные на подоконнике руки. Это и было еще одной причиной, по которой она хотела покинуть Париж - теперь ей было известно, как непреодолима сила желания, с которой ее влекло к тулузскому сеньору, для которого она не могла стать никем, кроме как любовницей - очередной в длинной цепи... Смешно было предполагать, что он испытывает к ней нечто большее, чем просто чувственное влечение - слишком хорошо он знал свою власть над женщинами, слишком хорошо умел пользоваться ею. Даже при всей своей неопытности Анжелика поняла, насколько беззащитна перед ним, как легко он мог подчинить ее себе одним взглядом, одним касанием... Ей вспомнились слова Ортанс про колдовство, и она зябко повела плечами. Еще недавно она возмущалась даже намекам на то, что граф водит дружбу с дьяволом, а теперь ее вдруг пронзила внезапная мысль, что эти домыслы имеют под собой почву. Ученый, владеющий тайнами добычи золота и серебра, фехтовальщик, не знающий поражения, певец, повергающий аудиторию в оцепенение своим чарующим голосом, волшебник, угадывающий любое желание, мужчина, поцелуем способный свести женщину с ума... И она, словно под властью каких-то неведомых чар, готова была последовать за ним хоть на край света. Сейчас, при свете дня, все ее томления, порывы казались Анжелике одержимостью - опасной, пугающей, от которой ей хотелось бы избавиться, но одновременно с этим ее сердце настойчиво стремилось соединиться с тем, кого оно выбрало себе в возлюбленные - несмотря ни на что... вопреки всему...

Легкий стон сорвался с ее губ. Неужели она влюблена? Неужели это мучительное чувство, от которого так сладко щемит в груди, эти бесконечные сомнения, что терзают ее, этот водоровот желаний, в который ее затягивает с непреодолимой силой - это и есть любовь? "Права была мадемуазель де Скюдери, когда поместила на свою карту Страны нежности реку слез", - подумала Анжелика, чувствуя, как горячие капли, набухая в уголках глаз, скатываются по щекам. Потому что - и теперь она это точно знала! - любовь не могла быть источником счастья, ибо суть ее - страдание...

Как и сегодняшней ночью, на протяжении которой Анжелика ни на секунду не сомкнула глаз, ее снова начали мучить кошмары. Но если в ночной темноте ее посещали видения пронзенного шпагой графа де Пейрака, медленно оседающего на снег, его посеревшее лицо с заострившимися чертами, на котором медленно угасал взгляд черных, еще недавно искрящийся жизнью глаз, то сейчас он, напротив, виделся ей полным сил, энергии, с губами, изогнутыми в ироничной усмешке, взирающим на нее с легким оттенком жалости и пренебрежения, как на глупую девчонку, напридумавшую себе невесть что. Анжелика почти убедила себя, что тот поцелуй в оранжерее ничего не значил для него, и был лишь приятным дополнением к празднику, легким приключением, развлечением для скучающего сеньора. А потом снова вспоминала вчерашний прием, те взгляды, которыми они обменивались, те слова, что он ей говорил, ту затаенную нежность, которая читалась в его глазах, и начинала сомневаться, права ли она, наделяя графа большим цинизмом, чем он располагал. Ее кидало от отчаяния к надежде, сердце в груди стучало, как сумасшедшее, а в голове билась только одна мысль - что же ей делать?..

- Ты совсем сошла с ума - выстудила всю комнату! - раздался возмущенный возглас Ортанс у нее за спиной.

Анжелика резко повернулась к сестре, стараясь незаметно вытереть струящиеся по лицу слезы. Но та уже успела разглядеть и мокрые дорожки на ее бледных щеках, и красные, словно припухшие веки.

- Ты... плачешь? - недоверчиво проговорила Ортанс, подходя к ней. - Ты? - она осторожно взяла ее за руку. - Из-за того, что я тебе наговорила?

Анжелика помотала головой.

- Нет, конечно же нет! И не беспокойся, я сейчас соберу вещи и...

Ортанс вдруг порывисто прижала ее к себе.

- Вот же глупая! Анжелика, да что ты себе напридумывала? Уедет она, смотри-ка! - сестра чуть отстранилась и заглянула в ее глаза. - Не могу сказать, что безумно рада тому, что ты живешь здесь и испытываешь мое терпение, но мы - де Сансе, у нас одна кровь, и негоже нам забывать об этом!

Ортанс отпустила ее, подошла к окну и захлопнула его. Потом взяла лежавшую на кровати тяжелую шаль и закутала в нее Анжелику, которая только сейчас поняла, насколько замерзла. Она поднесла к лицу заледеневшие руки и начала дышать на них. Сестра, скептически посмотрев на нее, подошла к двери и крикнула служанке, чтобы та принесла сюда таз с горячей водой и бокал вина.

- Вот заболеешь - будешь знать, как истерики на пустом месте закатывать! - сердито выговаривала она, устраивая Анжелику в кровати как есть - в платье, чулках, завернутую в шаль, как бабочка в кокон, и накидывая на нее одеяло. - А мне возись с тобой, словно у меня и дел других нет!

Выпив залпом вино, которое принесла расторопная служанка, Анжелика погрузила ладони в таз с горячей водой и зашипела от обжигающей боли, разлившейся по онемевшей от холода коже. Но через мгновение она почувствовала, как ее охватывает восхитительное чувство тепла, словно ласковые материнские руки прижали к груди свою потерявшуюся в дремучем зимнем лесу сумасбродную дочь. Анжелика взглянула на Ортанс - та улыбалась, даже продолжая ворчать, и она показалась ей сейчас самым близким человеком на свете, несмотря на все их разногласия.

- Теперь, с этаким красным носом и синяками под глазами, тебе не то что у Нинон - на кладбище показаться нельзя! - продолжала Ортанс. - Так что ложись-ка ты лучше поспи. И тебе польза, и мне спокойней.

- Спасибо, - одними губами произнесла Анжелика, когда сестра направилась к дверям, прихватив по дороге таз с уже остывшей водой, но та ее или не услышала, или же из вредности решила не отвечать.

"Все-таки она неисправима, эта Ортанс!" - подумала Анжелика, проваливаясь в сон, который избавлял ее и от холода, и от тяжелых мыслей, а главное - от непростых решений, которые ей необходимо было принять...

____________________

*История замка Консьержери начинается одновременно с историей возвышения Парижа. Париж стал столицей франкского государства в 508 году, когда король Хлодвиг I из династии Меровингов решил основать на западной оконечности острова Сите неприступный замок, свою личную резиденцию. Этот первоначальный дворец и был предшественником современного Консьержери. После народного восстания 1358 года, и прихода к власти Карла V, королевская резиденция была перенесена с острова Сите в Лувр, а старый королевский замок стал Дворцом Правосудия. Покинув родовое гнездо, король доверил дворец консьержу, отсюда и название – Консьержери. К концу XIV века, соседняя с Дворцом правосудия тюрьма стала переполняться, и часть узников была переведена в Консьержери. Постепенно дворец приобрел официальный статус тюрьмы, причем порой затмевающей славу Бастилии. Состоятельные заключенные могли здесь позволить себе одиночные меблированные камеры, в то время, как низшее сословье томилось в подвалах, на соломе, с крысами.

 Отправлено: 08.10.17 13:25. Заголовок: Глава 31. Атенаис. К..

Глава 31. Атенаис. Консьержери.

Франсуазе стоило большого труда уговорить себя навестить мужа в тюрьме, но после долгих раздумий она поняла, что у нее не было другого выхода. Они должны были поговорить. То, что она хотела сообщить ему, могло изменить отношение Жоффрея к ней и наконец-то примирить их...

Вечером, когда тьма накинула на Париж звездное покрывало, карета с гербами графа де Пейрака прогрохотала по мосту Менял и очутилась на острове Сите.

Столицу сковал мороз. Быки старого деревянного моста трещали под ударами льдин, плывших по Сене. Снег побелил крыши, укутал карнизы домов и украсил узорами шпиль часовни Сент-Шапель, сиротливо приютившейся у темной громады Дворца правосудия.

Часы угловой башни пробили восемь ударов. Франсуаза машинально взглянула на них из окна экипажа. Циферблат этих часов, появившихся здесь при короле Генрихе III - золотые лилии на лазурном фоне - в свое время казался чем-то необычайным, да и сейчас производил внушительное впечатление. Разноцветные глиняные фигурки, расположенные вокруг цифеблата и покрытые красной, белой и голубой эмалью - голубка, символизирующая Святой Дух, и под сенью ее крыльев Закон и Правосудие - едва угадывались в неверном свете луны, но все равно приковывали к себе взгляд.

Оставив позади прямоугольную часовую башню, карета проехала мимо массивной круглой башни Цезаря с остроконечной крышей, которая получила свое название в честь прославленного римского императора, и остановилась около Серебряной башни, где когда-то хранились королевские сокровища, а теперь располагался вход в тюрьму. К Франсуазе, выходящей из кареты, со всех ног кинулся стражник и с поклоном проводил ее в Караульный зал. Высокие своды в готическом стиле, грубые каменные плиты на полу, дрожащий свет факелов - вся атмосфера этого места навевала на молодую женщину тревогу и желание как можно скорее покинуть эти негостеприимные стены. Она нервно оглянулась на дверь, громко хлопнувшую за ее спиной вслед удалившемуся гвардейцу, и зябко повела плечами, осознав, что находится совсем одна в некогда больших королевских покоях, теперь, волею судеб, ставших прихожей для посетителей Консьержери. А ведь когда-то здесь был грозный неприступный форт, который Людовик Святой превратил в хранилище святых христианский реликвий, а Филипп Красивый украсил статуями франкских монархов... Отголоски былой славы и величия еще витали в этих стенах, незримо, словно призраки, но суровое настоящее также давало о себе знать отдаленными криками заключенных, сквозняками, хлеставшими по ногам, и аскетичным убранством некогда роскошного зала... "Sic transit gloria mundi*", - пришло на ум Франсуазе изречение Фомы Кемпийского, которое она прилежно заучила назубок еще в монастыре урсулинок, а после благополучно забыла. Легкая улыбка скользнула по губам молодой женщины - забавно, что именно сейчас ей вспомнилась ненавистная латынь, в то время как ее мысли должны были быть заняты совсем другими, более важными вещами...

Услышав какой-то шум, она подняла голову - по узкой лесенке, которая едва угадывалась в глубине темного, гулкого зала, к ней уже спешил комендант Консьержери. Невысокий плотный человечек, на ходу застегивающий форменный мундир, походил больше на хозяина придорожной гостиницы, чем на начальника тюрьмы, но ведь, в сущности, не такая уж и большая разница была между ними - и тот, и другой предоставляли временный постой жителям Франции в зависимости от их положения и платежеспособности. А уж прегрешения постояльцев никак не должны были их волновать - для торжества правосудия были учреждены королевские суды... Пытаясь скрыть невольный смешок, вызванный этим неожиданным сравнением, Франсуаза напустила на себя строгий вид.

- Господин де Тюренн известил вас о моем визите? - вместо приветствия высокомерно осведомилась она, еле сдерживая рвущийся из груди смех при виде этого потешного толстяка.

- Да, мадам де Пейрак, - комендант, несколько смущенный ее холодным тоном, неловко поклонился. Шпага, болтающаяся у него на боку на чересчур длинной для нее перевязи, неприятно заскрежетала по каменному полу, заставив Франсуазу страдальчески поморщиться. До чего же нелепый тип!

- Как скоро я смогу увидеть мужа? - она откинула назад отороченный мехом соболя капюшон плаща из сизеля** с перламутровой атласной подкладкой, тяжелыми складками ниспадающего на неровные квадраты пола, и устремила на коменданта взгляд своих темно-синих глаз.

Тот сглотнул. Никогда ему еще не приходилось видеть такой красивой дамы! И такой надменной, хотя он перевидал на своем веку множество самых разнообразных женщин - от прачек до герцогинь. "Поистине, - подумал он про себя, - мадам стоит своего заносчивого супруга, к которому направляется".

- Так скоро, как только вы пожелаете, госпожа, - он сделал приглашающий жест рукой.

Они миновали зал Ратников - огромное помещение, некогда служившее пиршественной залой, а сейчас - местом, где обедала королевская гвардия. Своды его поддерживались множеством колонн, а в огромных каминах, расположенных в четырех углах зала, можно было при желании зажарить целого быка. Вступив в длинный коридор, который заканчивался широкой аркой, забранной частой решеткой, Франсуаза едва удержалась от невольного вскрика - такие душераздирающие стенания неслись оттуда, из кромешной темноты.

- Не обращайте внимания, мадам, там содержатся самые отпетые негодяи, которые даже не в состоянии заплатить пистоль за постой, - комендант криво улыбнулся. - Забытое богом место...

- Надеюсь, у мессира де Пейрака условия лучше? - властный голос Франсуазы, уже успевшей взять себя в руки, отразился от стен коридора гулким эхом, и улыбка на губах мужчины увяла.

- Несомненно, - забормотал он, - у него отдельная комната, слуга, ему прислали книги...

- Я знаю, - с едкой иронией произнесла она, окидывая начальника тюрьмы презрительным взглядом, как бы давая ему понять, что впервые видит подобного глупца. - Я сама собирала вещи господина графа и отправляла к нему слугу.

- Мадам, - склонил голову в поклоне комендант и, поклявшись себе больше не вступать в разговоры с этой женщиной, у которой язык был острее бритвы, двинулся прямиком к камере, которую занимал ее муж.

- Ваша светлость, к вам посетительница, - громко проговорил он, пока охранник возился с замком.

Франсуаза обвела взглядом довольно просторную комнату с наборным паркетом на полу, стенами, задрапированными пусть и потертыми, но дорогими гобеленами, широкую деревянную кровать, застеленную белоснежным бельем, и натолкнулась глазами на высокую фигуру графа де Пейрака, склонившуюся над столом, придвинутом вплотную к окну. Он даже не повернул головы в сторону вошедших, продолжая рассматривать какой-то документ, который придерживал за края ладонями, чтобы тот не свернулся.

- Жоффрей, - тихо окликнула его Франсуаза, и голос ее слегка дрогнул.

Он выпрямился и посмотрел на нее. Неловкое молчание длилось пару секунд, и наконец граф произнес, обращаясь к коменданту:

- Сударь, вы не оставите нас одних?

- Это против правил, мессир де Пейрак, - начал было тот, но потом, будто вспомнив о чем-то, проговорил: - Я распоряжусь, чтобы вам принесли ужин.

- Это будет очень любезно с вашей стороны, - проговорил Жоффрей с непроницаемым выражением лица.

Когда за комендантом закрылась дверь, а в замке повернулся ключ, Франсуаза пересекла камеру и остановилась в шаге от мужа, который, скрестив руки на груди, молча следил за ее перемещениями.

- Я пришла... - начала она.

- Я вижу, - равнодушно бросил он.

- Вы не рады? - попыталась изобразить на лице улыбку молодая женщина.

- Отчего же, мадам, здесь обрадуешься и визиту палача - хоть какое-то разнообразие, - язвительно ответил он.

- Вы, как всегда, весьма учтивы, - Франсуаза в раздражении рванула завязки плаща и скинула его на стоявший около стола простой деревянный стул с прямой высокой спинкой.

- Зачем вы пришли, сударыня? - его тон оставался все таким же бесстрастным.

- Разве жена не может навестить своего мужа? - с наигранным удивлением взглянула она на супруга. - Я беспокоилась о вас...

Он иронично приподнял бровь.

- Что ж, я весьма польщен, коль скоро ваш визит вызван такой горячей заботой обо мне. Но не далее, как несколько дней назад, вы готовы были без колебаний расстаться со своим деспотом-мужем, наотрез отказываясь следовать за ним, как истинно любящая жена, которую вы сейчас тщетно пытаетесь изобразить, в Тулузу. Что поменялось за это время?

- Многое... Очень многое... - Франсуаза сжала руки и, отойдя к кровати, опустилась на мягкий тюфяк, возможно, набитый шерстью, а не соломой, что больше подошло бы для узника, которым был сейчас граф де Пейрак. Но золото везде творит чудеса, даже в тюрьме - достаточно нескольких звонких монет, чтобы пребывание там стало не просто сносным, а даже комфортабельным. "Интересно, а маркиз де Монтеспан содержится в таких же условиях?" - неожиданно пришло на ум Франсуазе, и мысленно она вернулись к цели своего визита, которую никак не решалась озвучить. На нее опять накатила дурнота, как тогда, после приема, и она испугалась, что упадет в обморок прямо на глазах у мужа.

Словно давая ей минутную передышку, в замке заскрежетал ключ, и в комнату вошел слуга графа де Пейрака с серебряным подносом, на котором громоздились разнообразные кушания. Жоффрей наконец сдвинулся со своего места и убрал в угол стола книги и бумаги, чтобы дать возможность лакею сервировать ужин. До Франсуазы долетели соблазнительные запахи расставляемых на столе блюд: кусок отменной говядины, ножка вареного каплуна, жареные артишоки с маринадом, шпинат, сочная груша, виноград, бутылка отличного бургундского вина - весь этот натюрморт смотрелся немного инородно в пусть и благоустроенной, но все же камере.

- Можешь идти, - обратился Пейрак к слуге, который застыл около стола, ожидая дальнейших распоряжений, а после взглянул на жену: - Не желаете отужинать со мной, сударыня?

Франсуаза отрицательно покачала головой.

- Да, тюремные изыски вам не по душе, как я погляжу, - граф придвинул к столу стул, на котором лежала накидка Франсуазы и, перекинув плотную ткань через локоть согнутой руки, с удобством расположился на деревянном сидении. Его ладонь, словно невзначай, прошлась по бархатной поверхности плаща и задержалась на меховой опушке.

- Надеюсь, мадам, вам не холодно? - ладонь Жоффрея скользила по шелковистому блестящему меху цвета темного меда.

- Нет, мессир, - молодая женщина, как завороженная, следила за его действиями.

- А мне кажется, что вы дрожите, - тихо проговорил он, глядя прямо в глаза жене.

Его взгляд - пронзительный, изучающий - словно проникал ей в самую душу. Что-то чувственное, животное неожиданно пробудилось в ней, и Франсуазе вдруг отчаянно захотелось, чтобы его пальцы коснулись ее кожи тем же ласкающим движением, которым он прикасался к переливавшемуся в свете свечей теплому меху.

- И все же, я думаю, вы замерзли, - внезапно вполне будничным тоном проговорил он и, небрежно скомкав плащ, протянул его Франсуазе. - Накиньте, сударыня, не будем рисковать вашим здоровьем.

Она встала, чтобы взять у него из рук свою накидку, и вдруг, повинуясь порыву, склонилась к мужу и обвила руками его шею. Прижавшись лбом к плечу Жоффрея, она прошептала:

- Я хотела бы, чтобы меня согрели вы...

- Думаю, ваш плащ справится с этой непростой задачей намного лучше меня, - он отстранил жену от себя и взглянул на нее с легкой усмешкой. - Право слово, дорогая, вам ни к чему демонстрировать мне свое показное расположение. Я предпочту вашу искренность самому изощренному притворству.

- Я достаточно искренна с вами, как мне кажется, - Франсуаза, оскорбленная до глубины души таким отношением, выхватила у него из рук свою накидку и швырнула ее, не глядя, куда-то в сторону.

Граф взглядом проследил за ней, а после взглянул в искаженное гневом лицо супруги и рассмеялся.

- Такой вы мне нравитесь намного больше, Франсуаза. Никакой манерности, никакого жеманства - только ваши пылающие яростью глаза цвета грозового неба! Признаюсь, теперь у меня появилось желание вас согреть...

- Держите свои желания при себе, мессир де Пейрак! - прошипела молодая женщина, отступая от него на несколько шагов назад.

- Отчего же? Вы только что сами просили меня о прямо противоположном, - он встал со стула и двинулся по направлению к ней, намеренно подчеркивая свою хромоту.

- Не подходите, иначе я закричу! - выпалила она первое, что пришло ей в голову.

- Правда? - в его черных глазах плясали отблески свечей, напоминающие адское пламя. - Тогда сюда сбежится вся стража Консьержери, вы этого хотите? Если так - то кричите, и погромче! - он резко привлек жену к себе и, приподняв пальцами ее подбородок, склонился к самому лицу, замерев в полудюйме от нервно подрагивающих губ.

- Матерь Божья, до чего вы мне отвратительны! - выдохнула она прямо в лицо Жоффрею, не в силах вырваться из его железной хватки. - Отпустите меня сейчас же!

- Вы уже не желаете, чтобы я согревал вас? Черт побери, я сражен в самое сердце! - с этими словами граф слегка оттолкнул ее от себя и вернулся на свое место.

Франсуаза перевела дух и еще больше разозлилась: ему снова удалось вывести ее из себя! С самым невозмутимым видом он наполнил бокал вином и отсалютовал ей:

- За вас, моя дорогая! И за вашу трогательную заботу обо мне, - осушив бокал до дна, он принялся с аппетитом за еду, не обращая больше на нее никакого внимания.

Это было уже слишком! Франсуаза подняла валяющуюся на полу накидку, встряхнула ее и аккуратно разложила на кровати. Затем подошла к столу, взяла с подноса грушу и впилась в нее зубами. Граф искоса взглянул на нее:

- Вина, моя драгоценная?

- Будьте так любезны, - холодно ответила она, бросая на супруга гневный взгляд.

- Надеюсь, этот бокал не полетит мне в голову? - иронично улыбаясь, он протянул ей наполненный до половины кубок.

- Если вы не перестанете вести себя со мной в подобном оскорбительном тоне - вполне возможно, - отозвалась она, делая несколько быстрых глотков, чтобы успокоиться.

- А какого отношения вы ожидаете? - вдруг неожиданно серьезно спросил Жоффрей. - Ведь это по вашей милости я очутился здесь, не так ли?

Франсуаза изо всех сил стиснула недопитый бокал в ладонях и с тревогой взглянула на мужа.

- О чем вы говорите? Я не понимаю ваших намеков, - пробормотала она.

- Думаю, вы все прекрасно понимаете, - он наколол на вилку и поднес ко рту кусок говядины, лежавшей перед ним на тарелке. Мясо за время их разговора уже успело остыть, но все еще выглядело весьма аппетитно.

- Не имею ни малейшего представления, - Франсуаза со стуком поставила бокал на стол. Туда же последовала и надкушенная груша.

- Жаль, что к говядине не подали соус из truffe du Périgord***, - посетовал граф, промокая губы салфеткой. - Без него она теряет половину своего очарования, вы не находите?

- Никогда не задумывалась над этим, - молодая женщина нервно барабанила пальцами по столу, сама того не замечая.

- Увы, несмотря на все мои старания, вы так и не прониклись традициями аквитанской кухни, - со скорбным выражением лица покачал головой Пейрак.

- Вы желаете побеседовать о кулинарии? - возмутилась Франсуаза, осознав, наконец, что муж снова издевается над нею.

- Честно говоря, я вообще не желаю с вами беседовать, - он откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на нее. - Единственная причина, по которой вы все еще здесь - это мое любопытство. Мне безумно интересно узнать, зачем вы пришли. Но мы уже битый час ходим вокруг да около, но так и не добрались до цели вашего визита. Итак, мадам, - он склонил голову набок, приготовившись внимательно ее слушать.

Франсуаза глубоко вздохнула, на секунду прикрыла глаза, словно собираясь с мыслями, и выпалила:

- Я знаю, из-за чего произошла дуэль между вами и маркизом де Монтеспаном, и пришла сюда, чтобы сказать, что у вас не было никакой причины драться с ним. Тот... - она немного помялась, подбирая слово, - эпизод в карете был всего лишь глупым порывом взбалмошного мальчишки, не нанесшим ни малейшего урона вашей чести. Ума не приложу, как вам стало о нем известно...

- Эпизод в карете? - граф с непритворным удивлением воззарился на нее. - Не могли бы вы рассказать мне о нем поподробнее, мадам?

- К чему? Вы же и так все знаете! - бросила она на него смущенный взгляд.

- Я хочу услышать эту историю из ваших уст, - мягко, но с нажимом проговорил Пейрак.

- Он настойчиво ухаживал за мной у Мадлен, не зная, кто я, - Франсуаза опустила ресницы и начала теребить кружева на рукавах своего платья. - Читал мне стихи, говорил разные глупости - мне теперь и не вспомнить, какие, так это было давно... Когда пришло время возвращаться домой, он, подкупив кучера, проник в мою карету и... и поцеловал меня, - Франсуаза всплеснула руками и сложила их в молитвенном жесте. - Клянусь, в этом не было моей вины! И конечно же, я немедленно рассчитала негодяя, который предпочел верности нашему дому деньги маркиза! - закончив свой рассказ на столь патетической ноте, она с надеждой взглянула на мужа: - Вы ведь верите мне?

- Ну конечно, моя дорогая, я вам верю, - с преувеличенно благожелательной миной на лице кивнул граф и разразился каким-то странным смехом, заставившим молодую женщину поежиться. - Какой неожиданный оборот приняла вся эта история! - он немного помолчал. - Есть еще что-то, чего я не знаю? - его темные глаза буравили жену отнюдь не ласковым взглядом.

Франсуаза покачала головой, с опаской наблюдая за ним. Не такой реакции она ожидала на свои откровения, а потому решила пока не озвучивать истинную причину, которая привела ее сегодня сюда. Сейчас для этого было явно неподходящее время.

Жоффрей встал со своего места и стал мерять шагами комнату. Неожиданно он остановился напротив нее и осведомился:

- Ответьте мне на один вопрос, сударыня, - кто сообщил маршалу де Тюренну о времени и месте нашей с маркизом дуэли? - увидев ее протестующий жест, он грубо схватил ее за локоть и притянул к себе: - Даже не вздумайте мне солгать! - его глаза вонзились в нее, подобно острым клинкам.

- Я, - голос Франсуазы был тише шелеста травы, но граф расслышал ее признание.

- Зачем? - он отпустил ее и снова начал ходить по комнате.

Она в изнеможении привалилась к стене. Катастрофа! Теперь все рухнуло - Жоффрей никогда не простит ее. О чем она только думала, когда решилась пойти против него? Франсуаза лихорадочно размышляла, как ей выйти из сложившегося положения, и наконец произнесла:

- Я хотела, чтобы он предотвратил поединок, чтобы вы не пострадали, - она как можно шире распахнула глаза, чтобы уверить мужа в своей искренности, и даже протянула ему навстречу руки, словно растерянный ребенок, непонимающий, за что его ругают, но графа не впечатлил этот спектакль.

- Прекрасно, - саркастически проговорил он, - ваш план воплотился самым блестящим образом, - Пейрак обвел рукой камеру вокруг себя. - Вы этого желали?

- Нет, конечно же нет! - поспешно замотала головой Франсуаза. - Я не думала, что все обернется именно так, - на ее ресницах блеснули слезинки.

- А хотите, я расскажу, как все было на самом деле? - вкрадчиво проговорил Жоффрей, опускаясь на стул и небрежно закидывая ноги на стол. Молодая женщина скорчила недовольную гримасу - она терпеть не могла эту его привычку, которая больше подошла бы какому-нибудь развязному мушкетеру, а не потомку графов Тулузских, но он словно нарочно сейчас демонстрировал жене свои дурные манеры. - Вы приехали в Париж и завели интрижку с блестящим молодым кавалером, восхищенным вашей красотой и певшим вам дифирамбы, что, несомненно, вскружило вам голову. Какое приятное разнообразие после скучной жизни в провинциальной Тулузе подле колченогого и отнюдь непривлекательного супруга, не так ли? - граф подался вперед и со значением ухмыльнулся. Сейчас, в полумраке камеры, он и правда казался пугающе страшным. - Вам было на руку наше охлаждение - вы не искали моего общества, вам, по большому счету, было все равно, с кем и как я провожу свободное время. Сцену ревности из-за герцогини де Мерекур, которую вы так талантливо разыграли, спишем на ваше женское тщеславие - как же, мне, самой прекрасной даме Лангедока, предпочли другую! - граф произнес эту фразу с искренним возмущением, с удивительной точностью копируя интонации жены, и та от обиды закусила губу. - А возможно, вы намеренно так повели себя, чтобы, пользуясь нашей размолвкой, предоставить себе еще большую свободу, чем прежде. И тут - вот незадача, - граф звонко хлопнул ладонью по деревянной поверхности стола, отчего стоявшие на подносе тарелки жалобно зазвенели, а Франсуаза буквально подскочила на месте, - вы видите вашего поклонника у ног другой, да и где - в своем собственном доме! Я сначала недоумевал, чем вызвана ваша неприязнь к мадемуазель де Сансе, а теперь все стало на свои места - вы просто ревновали ее к маркизу. Молчите, я еще не закончил! - повысил он голос, видя, как жена пытается ему что-то сказать. - Итак, вы приглашаете ее на прием, чтобы посмеяться над ней со своими недалекими подругами, а маркиза, который не оценил ваших прелестей, попросту вычеркиваете и из вашей памяти, и из списка гостей. Но все идет не по вашему плану - мадемуазель появляется на празднике в великолепном туалете, затмевая негодующую по этому поводу хозяйку приема, а мессир де Монтеспан, оскорбленный пренебрежением к своей персоне, тайно проникает в Ботрейи, где случайно сталкивается с вашим покорным слугой и бросает мне вызов...

Франсуаза в изумлении посмотрела на мужа.

- Так это он бросил вам вызов? Но... но почему? - в мыслях у нее царила сумятица, и она уже сама не могла понять, где в словах мужа правда, а где домысел, настолько тесно переплелась действительность с его предположениями.

- Об этом чуть позже, - нетерпеливо произнес Жоффрей, вставая с места. Он приблизился к жене и, опершись ладонями на каменную кладку по обе стороны от нее, так, чтобы она не могла двинуться с места, продолжил: - Когда я сообщил вам о своем решении уехать в Тулузу, вы поняли, как отчаянно вам не хочется покидать Париж - ведь здесь столько удовольствий, которых жаждет ваша испорченная натура! - он нехорошо улыбнулся. - Я знаю только о господине де Монтеспане, мадам, но, возможно, в список ваших любовников можно добавить и графа д'Эстре? Или самого господина Фуке? - глаза Пейрака насмешливо сверкнули. - Кто знает, быть может, он так настойчиво ухаживал за мадемуазель де Сансе на приеме для того, чтобы отвести подозрения от вашей с ним связи? - увидев, что молодая женщина обескураженно смотрит на него, он продолжил небрежным тоном: - Но все это неважно, поскольку мне глубоко плевать на вашу нравственность, Франсуаза. Вы удивлены? И тем не менее, это так. Меня больше волнует то, по какой причине я попал в Консьержери. Я долго думал, кому было выгодно мое заключение здесь, и пришел к выводу, что только вам, столь горячо любящей меня супруге. Узнав о предстоящей дуэли скорее всего от слуги, которого я посылал к д'Андижосу, вы отправили посыльного к господину де Тюренну, убив этим сразу двух зайцев - остались в Париже, чего так страстно желали, и избавились от неудобного мужа, посадив его под арест. Вы даже выдумали отличную историю о том, что только опасение за мою жизнь толкнуло вас на этот поступок, а ваше чистосердечное признание об "эпизоде в карете" должно было убедить меня в полной вашей невиновности. Но вы не учли одного важного нюанса, - он склонился к ней и прошептал на ухо: - Дуэль между мной и маркизом произошла отнюдь не из-за вас...

Франсуаза медленно подняла на него взгляд и долго всматривалась в темные, горящие мрачным огнем глаза Жоффрея. А потом внезапная догадка пронзила ее, словно молния.

- Это все... из-за нее? Из-за этой деревенщины? - она задохнулась, как от удара. - Вы дрались с маркизом, не поделив между собой эту пуатевенскую шлюху! - и Франсуаза со всей силы залепила графу пощечину. От неожиданности он отпрянул, и она бросилась к дверям камеры.

- Вы сгниете в тюрьме, господин де Пейрак, - буквально выплюнула она, а лицо ее пошло красными пятнами. - Попомните мое слово!

- Но и вам не придется больше блистать в обществе, коль скоро ваш муж будет брошен в Бастилию или же отправится в изгнание! - парировал граф, ослепительно улыбнувшись. - И, если мое состояние конфискуют, боюсь, вам будет заказана дорога в салоны парижских жеманниц, в которых ценится только блеск драгоценностей и роскошь туалетов.

- Можете не беспокоиться - найдутся люди, которые позаботятся обо мне! - высокомерно вскинула подбородок Франсуаза.

- Ваш отец****, я полагаю? - в голосе Пейрака мелькнул сарказм. - О, тогда я уверен, что вы не пропадете - большего пройдохи нельзя сыскать во всей Франции!

- Вы и сами пользовались его услугами в своих темных делишках! - ехидно ответила она. - Думаете, я не знаю, что все ваши рудники - просто прикрытие для махинаций с испанским золотом? А наш брак был всего лишь удачной сделкой между вами и моим отцом?

- Те услуги, которые он мне оказал, никак не помогли сделать наш брак удачным, и я уже не раз раскаялся, что в свое время принял его предложение взять вас в жены, - граф развел руками. - Жаль, что я не могу аннулировать условия сделки и вернуть вас обратно, поскольку товар не соответствует заявленному качеству и изрядно подпорчен.

Франсуаза несколько секунд хватала ртом воздух, не зная, как реагировать на это немыслимое оскорбление, а потом, стремительно подойдя к мужу, устремила на него полный ненависти взгляд:

- Я бы тоже желала, чтобы нашему кошмарному браку пришел конец! - запальчиво проговорила она. - Возможно, я смогла бы устроить свою жизнь намного удачнее, нежели прозябать в отдаленной провинции, терпеть ваши насмешки, постоянные измены и восхищаться этим манерным болваном Анри де Шампленом! Господи, - закатила она глаза, - как же мне надоели все эти аквитанские трубадуры с их вычурными канцонами, суды Любви, являющиеся по сути просто развратными оргиями, на которых вы изображаете проповедника, и ваши ученые друзья-еретики, по которым давно плачет костер. А особенно мне надоели трюфели - эти благодетели влюбленных, черт бы их побрал!

Граф, казалось, с удовольствием выслушал эту гневную тираду, а потом, откинув голову назад, громко расхохотался.

- Да вы просто дьявол! - воскликнула она, топнув ногой. - Желаю вам провалиться в Преисподнюю - там вам самое место!

С этими словами Франсуаза забарабанила кулаками по железной двери. Когда та распахнулась, она, подхватив свой плащ, с достоинством вышла из камеры, ни разу не оглянувшись на мужа.

____________________

*Sic transit gloria mundi, с лат.  -  "Так проходит мирская слава".

** Сизель (франц. cisele) - французский "узорчатый", рытый бархат с крупным цветочным рисунком.

***Черный трюфель. Эти грибы используются для придания характерного аромата во многих изысканных блюдах и соусах.

****Габриель де Рошешуар де Мортемар, герцог де Мортемар - французский аристократ, первый камер-юнкер короля Людовика XIII.

 Отправлено: 18.10.17 18:55. Заголовок: Глава 32. Жоффрей. К..

Глава 32. Жоффрей. Консьержери (продолжение).

После ухода Франсуазы Жоффрей уведомил караульного, что желает видеть коменданта. Ожидая его, граф неторопливо закончил ужин и встретил начальника тюрьмы, расслабленно откинувшись на спинку стула и рассеянно крутя полупустой бокал бургундского между пальцами, отчего в рубиновой глубине то и дело вспыхивали золотистые блики от горящих на столе свечей.

- Мессир де Пейрак, - мужчина с поклоном остановился в дверях, гадая, зачем он ему понадобился.

Против обыкновения, граф не только улыбнулся ему, но и поднялся навстречу, словно дорогому гостю.

- Я рад, что вы исполнили мою просьбу, сударь, - Жоффрей, не давая коменданту опомниться, усадил его на единственный в комнате стул и плеснул в бокал, из которого только что пила Франсуаза, вина. - Выпейте со мной, любезнейший, окажите мне честь.

Оробевший начальник тюрьмы принял кубок из рук Пейрака и неуверенно поднес его к губам. Интересно, что задумал его непредсказуемый арестант? Напоить его и сбежать? Вряд ли - за дверями находится несколько стражников, да еще и на выходе с полдюжины.

Словно прочитав его мысли, граф рассмеялся.

- Вам не стоит думать, что я что-то замышляю, - он присел на кровать и одним махом опрокинул в себя бокал с вином. - Я позвал вас, чтобы поблагодарить за вашу учтивость по отношению к моей супруге, да и, помимо этого, за те условия, в которых вы меня разместили, - граф обвел глазами камеру и остановил взгляд на гобелене, висевшем над столом. - Какая милая сцена! - воскликнул Жоффрей, жестом привлекая внимание коменданта к изображенным на ткани фигурам. - Прогулка по парку в окружении прелестных дам - что может быть очаровательнее?

- Да, господин граф, - поспешно кивнул мужчина, отставляя бокал в сторону. К чему, интересно, он клонит? - Если вы желаете, то завтра вас выведут подышать свежим воздухом во внутренний двор...

- Дышать свежим воздухом в одиночестве? Нет, это не по мне, - решительно покачал головой Пейрак. - Нельзя ли как-то устроить, чтобы мои друзья, которые тоже стали гостями Консьержери, составили мне компанию?

- Это решительно невозможно! - начальник тюрьмы поднялся со стула. - Кроме того, их содержат куда как более строго, чем вас. Сам господин Тюренн распорядился оказывать вам всяческое расположение и удовлетворять все ваши просьбы. В границах разумного, конечно, - быстро поправился комендант, увидев, как весело вспыхнули глаза графа.

- И я премного благодарен ему за это, - преувеличенно серьезно проговорил Жоффрей. - И не позволю себе смутить вас ничем неподобающим или выходящим за пределы вашей компетенции. Но прогулка с друзьями в тюремном дворе - разве это запрещено уставом? Или вы боитесь, что мы снова устроим потасовку? - Пейрак развел руками. - Помилуйте, у нас даже нет оружия!

Мужчина начал переминаться с ноги на ногу, явно колеблясь. Граф решил продолжить наступление. Он встал со своего места, поставил пустой бокал на стол и, подойдя к начальнику тюрьмы, дружески положил руку ему на плечо. Тот поднял на Жоффрея полные изумления глаза - вот это да! - высокомерный, словно испанский гранд, сеньор из Тулузы теперь так приветлив с ним, будто они старые приятели.

- Я могу дать вам слово, что с моей стороны вам не придется ожидать никаких провокаций или эстапад.

- В вас я не сомневаюсь, господин де Пейрак, - пробормотал комендант. - Но ваши задиристые друзья - им нет никакой веры...

- А если я за них поручусь? - небрежно проговорил Жоффрей, и между пальцами у него сверкнула золотая монета.

Начальник тюрьмы сглотнул.

- Поручусь за всех троих, - со значением сказал граф, добавляя к ней еще две.

- Вы очень щедры, - придушенным шепотом произнес мужчина, поспешно запихивая золото в мешочек за поясом. Только бы не прознали стражники - проблем потом не оберешься! - Но, увы, я могу устроить вам свидание только с двумя вашими приятелями. Рана господина де Монтеспана слишком серьезна, чтобы совершать прогулки. По чести говоря, он очень плох, несмотря на то, что его ежедневно осматривает тюремный лекарь. Рана на ноге в ужасном состоянии, у него жар...

- Неужели? - в глазах Пейрака зажглась неподдельная тревога. - Какая досада!

Комендант тактично промолчал о том, что именно шпаге графа маркиз обязан своим ранением.

- Могу я что-то сделать для него? - спросил Жоффрей.

- Только помолиться, мессир, - проговорил начальник тюрьмы и в подтверждение своих слов возвел глаза к потолку.

- Я говорю о чем-то более существенном, - нетерпеливым жестом прервал его Пейрак. - Я могу предоставить в его распоряжение лучшего в Париже врача... И конечно же, если вы не против, улучшить условия, в которых он содержится.

- Но господин де Тюренн... - начал было комендант.

- Не будет иметь ничего против, - закончил за него граф. - Разве ему доставит удовольствие, если маркиз умрет, не дожив до суда чести? - в голосе Жоффрея промелькнула едва уловимая ирония.

- Мессир де Пейрак! - воскликнул мужчина, бросая быстрый взгляд на дверь, за которой негромко переговаривались караульные. - Я многое готов сделать для вас, но в отношении господ-гасконцев мне были даны самые строгие распоряжения...

- Вы же добрый христианин? - тон графа стал проникновенным. - Как вы можете желать смерти ближнему своему?

- Помилуй Бог! - комендант размашисто перекрестился.

- Тогда что вам стоит пригласить к господину де Монтеспану лекаря, услуги которого я оплачу? И избавить его от крыс и гнилой соломы, коими славится ваше в высшей степени гостеприимное заведение? - на ладонь начальника тюрьмы упало еще несколько монет. - Это задаток... - со значением проговорил Жоффрей.

- Я сделаю, как вы просите, сударь, - на висках коменданта выступила испарина. - Но если мессир де Тюренн будет недоволен...

- Я возьму всю вину на себя, можете не беспокоиться, - Пейрак широко улыбнулся.

Когда за начальником тюрьмы захлопнулась дверь, Жоффрей рывком бросился поперек кровати и с наслаждением вытянулся на ней. Заложив руки за голову, он закрыл глаза. Перед его внутренним взором замелькали яркие картины сегодняшней ссоры с женой, разговора с комендантом, недавней дуэли, бледное, искаженное от боли лицо упавшего на снег Монтеспана... Да, досадно, что так все обернулось - смерть маркиза не входила в планы де Пейрака. По крайней мере, пока он все не разузнает относительно его отношений с Франсуазой. Нельзя сказать, что графа очень задело известие о том, что Пардайан волочился за его женой. Скорее его удивило, как быстро тот переключился с одной дамы на другую - Жоффрей готов был биться об заклад, что, когда маркиз обедал у них в Ботрейи, он уже был по уши влюблен в Анжелику. Когда же, интересно, у него нашлось время, а - главное! - желание ухаживать за Франсуазой? Неужели он ошибся в своих предположениях, и Монтеспан на деле оказался просто обычным повесой, ищущим удовольствий? И по иронии судьбы, в обоих случаях пытающийся перейти дорогу ему, графу де Пейраку? Что ж, усмехнулся про себя Жоффрей, по крайней мере стоило признать, что у маркиза хороший вкус...

В дверях повернулся ключ, но граф даже не открыл глаз. Он услышал тихие шаги по комнате в направлении стола, осторожное позвякивание собираемой на поднос посуды, и предположил, что это слуга пришел убрать остатки ужина. Надо будет утром отправить его за лекарем для маркиза, решил про себя Пейрак, и договориться с комендантом, чтобы тот устроил ему встречу с Монтеспаном под предлогом горячей заботы о его здоровье. И, помимо прочего, им с маркизом нужно было договориться о причине дуэли - шутки шутками, но если они и дальше будут упорствовать в этом вопросе, господин де Тюренн окончательно выйдет из себя и потребует у короля самой суровой кары для них обоих. Изгнание в провинцию Жоффрея бы больше, чем устроило, а вот лишение должности советника тулузского парламента, приносившей ему определенные выгоды, или конфискация имущества стали бы очень неприятными последствиями такого несвоевременного поединка. Споры по вопросам богословия Пейрак отмел сразу - его репутация была прекрасно известна в обществе, чтобы ссылаться на такой нелепый предлог для дуэли, затрагивать тему соперничества из-за дамы - слишком скользкая дорожка, которая могла привести к еще большим неприятностям и кривотолкам, нежели сейчас, тайное проникновение Монтеспана на прием в Ботрейи было и вовсе недостойным аквитанской гостеприимности поводом... Что ж, с внезапно накатившим задором решил граф, пусть причиной станут непримиримые разногласия в вопросах моды. Тем более, что попугайская манера маркиза одеваться изрядно веселила Пейрака. А уж как повеселится господин маршал, когда они с самым серьезным видом скажут ему об этом! Жоффрей представил вытянувшееся лицо господина де Тюренна и едва не расхохотался в голос. Тот, наверно, уже и сам был не рад, что исполнил просьбу Франсуазы вмешаться в поединок, и теперь был вынужден разрываться между симпатией к графу и обязанностью исполнить свой долг.

Мысли Пейрака перескочили на недавний визит жены. Жоффрей чувствовал, что между ними осталась какая-то недоговоренность, словно бы она утаила от него нечто важное, на что он в пылу ссоры не обратил внимания. Граф вспомнил, как он спросил Франсуазу о том, что еще, помимо желания рассказать ему о поцелуе с Монтеспаном и заверить мужа в полной своей невиновности, привело ее в Консьержери. Она тогда ответила, что только это, но сейчас Жоффрей был уверен, что заметил неуверенность, скрытую в глубине ее глаз. Что же она хотела сказать? Какой порыв он спугнул своими саркастическими репликами? Сейчас граф почти жалел о своей невольной вспышке гнева, которая не позволила ему докопаться до истины. Но видит Бог, ни одна женщина не выводила его из себя так, как его дражайшая супруга. Казалось, она поставила себе целью все делать ему назло, идти наперекор его желаниям и убеждениям. Будь она его любовницей, возможно, это придавало бы их отношениям некоторую пикантность, но в женщине, которая была связана с ним брачными узами, Пейрак не желал видеть ни противника, ни врага. А Франсуаза, как ни неприятно было это признавать, стала и тем, и другим. В другое время он только посмеялся бы над таким положением вещей, но сейчас, сидя в Консьержери по прихоти этой интриганки с невинным взглядом ребенка, Жоффрей с досадой был вынужден признать, что недооценил ее. Он ни на секунду не поверил в то, что она из страха за его жизнь хотела предотвратить дуэль, сообщив маршалу де Тюренну о месте и времени их встречи с Монтеспаном. Вне всяких сомнений, она, узнав, что он собирается увезти ее в Тулузу, решила таким оригинальным способом отделаться от неудобного мужа и продолжить блистать в светских гостиных Парижа. Ее нисколько не волновала дальнейшая судьба супруга. Даже если бы король и решил обойтись с ним сурово - что ж, вряд ли это как-то отразилось бы на ней. Мать Франсуазы, состоявшая фрейлиной при Анне Австрийской, и ее отец, имевший связи везде, где только возможно, несомненно, позаботились бы о своей дочери. И при ее блестящей внешности и очаровании ей ничего не стоило бы обзавестить влиятельным поклонником, тем же Фуке, например, в отношениях с которым граф, влекомый желанием побольнее уязвить жену, ее несправедливо обвинил. Или справедливо? Как бы то ни было, Франсуаза в любом случае осталась бы в выигрыше...

Пейрак уже в который раз за последние месяцы посетовал на то, что взял ее в жены, но глупо сейчас было думать о прошлом, коль скоро проблемы настоящего были куда как более значимыми. Для начала нужно было разобраться с Монтеспаном, затем - с этим судом чести, на котором настаивал де Тюренн. Несмотря на то, что Пейрак предпочел бы иметь дело с чиновниками парижского парламента, не исключено, что маршал сможет помочь ему выйти из ситуации с дуэлью с наименьшими потерями. Если только сочтет причину поединка достойной... А потом, нехорошо улыбнулся граф, он разберется с Франсуазой и навсегда отучит ее от желания устраивать ему неприятности. Сперва он увезет жену в Тулузу, чтобы постоянно держать ее у себя на глазах, подальше от столицы и жеманных подруг, сведет к минимуму ее содержание, количество приемов и выездов, чтобы она в полной мере прочувствовала меру наказания за свой проступок, погибая от скуки в ненавистной ей Тулузе. Или отправить ее в Беарн? Несколько месяцев ссылки ей не помешает - мстительно подумал Жоффрей.

Оставался еще один деликатный вопрос, которого граф не желал касаться, словно открытой раны. Анжелика... Как и каждый раз, когда он думал о ней, его сердце начинало стучать чуть быстрее. Его несбывшаяся мечта, его фея, его... Жоффрей горько усмехнулся - увы, у него не было никакого права называть ее своей. В том обществе, к которому они принадлежали, его душевная склонность к ней, его горячее чувство не имели ровным счетом никакого значения, более того - осуждались, считаясь грехом. Но почему-то именно сейчас - после дуэли с маркизом, после разговора с женой, после нескольких дней, проведенных в камере Консьержери - графу вдруг стала невыносима мысль о том, что они больше никогда не увидятся. Отдать ее Монтеспану, как он сначала решил, теперь казалось ему невозможным. При одной только мысли о том, что ее губ коснутся чужие губы, а тонкий стан сожмут руки другого мужчины, у него темнело в глазах. Нет, должен быть какой-то выход! Если только она испытывает к нему то же чувство, что и он к ней... Готова ли она слышать пересуды за спиной, терпеть скрытые и явные насмешки, с гордо поднятой головой принимать осуждение окружающих ради того, чтобы быть с ним? А ведь ей придется через все это пройти, если она решится связать с ним свою судьбу, в этом можно было не сомневаться.

"Пуатевенская шлюшка!" - резанул Жоффрея по ушам пронзительный голос Франсуазы, который слился в его голове с хором таких же полных ненависти и презрения голосов. Нет, решительно сказал он себе, Анжелика не заслуживала ни такого отношения, ни такой жизни. И если с большинством недовольных можно будет договориться с помощью золота, которое, как известно, помогает заткнуть даже самые ретивые глотки, то господин барон де Сансе, упрямый, как и его мулы, но человек, несомненно, благородный, не позволит так унизить его дочь. Да и Франсуаза вряд ли смирится с тем, что у него появится не очередная любовница, а возлюбленная. Тщеславная, злая, надменная - она не потерпит, чтобы ее место королевы Тулузы рядом с ним заняла другая. Насчет чувств супруги к нему граф не обольщался - ей нужно было только его положение и деньги, но зависть по отношению к Анжелике могла толкнуть ее на самые ужасные поступки. Черт возьми, как он был неосторожен, сказав Франсуазе о том, что не она была причиной его дуэли с маркизом!

Пейрак резко сел на кровати. С нее станется жестоко отомстить девушке. Не иначе, как гнев помутил его разум, когда он, наотмашь хлестая Франсуазу, доставившую ему столько проблем, колкими фразами, чтобы увидеть обиду в ее глазах, слезы, дрожащие на ресницах, совсем забыл об осторожности. Она убежала от него в такой ярости, что несколько долгих минут он наслаждался своей победой, но стоила ли она тех неприятностей, которые могли последовать за ней? Надо будет передать послание Нинон, решил граф, чтобы та присмотрела за Анжеликой. Больше ему не к кому было обратиться с этой деликатной просьбой. И оставалось только надеяться, что Франсуаза, успокоившись, решит, что мадемуазель де Сансе слишком незначительна и не стоит ее внимания...

Наутро, когда пришел лекарь, которого граф пригласил для Монтеспана, Пейрак настоял на том, чтобы сопровождать его в камеру к маркизу.

- Я должен лично заверить Пардайана в том, что все наши разногласия в прошлом, чтобы он, при его горячности, столь свойственной юности, не отказался от услуг моего врача, - втолковывал он начальнику тюрьмы. - Я клянусь вам, что наш разговор продлится не дольше пяти минут и не доставит вам никаких неприятностей. Решайтесь же, сударь!

И тот уступил.

- Хорошо, мессир де Пейрак, но вы пробудете там не больше пяти минут и будете говорить в моем присутствии.

- Как пожелаете! - граф слегка склонил голову в знак согласия. Для того, что он хотел сказать маркизу, ему хватит и минуты...

Попетляв по мрачным коридорам Консьержери, комендант, Жоффрей в сопровождении двух стражников и прижимающий к груди свою сумку со снадобьями лекарь подошли наконец к двери камеры, где томился маркиз.

- Господин де Монтеспан, к вам посетитель, - оповестил лежавшего без движения на постели молодого человека начальник тюрьмы.

Тот с трудом приоткрыл глаза и, увидев графа, стоявшего у дверей, хриплым голосом спросил:

- Это вы?

- Да, сударь, - ровно ответил Пейрак, со сдержанной полуулыбкой глядя на маркиза.

Действительно, вид у того был неважный. Да и обстановка камеры разительно отличалась от той, в которой поселили Жоффрея. Узкое оконце под самым потолком едва пропускало свет с улицы, каменные стены сочились влагой, в темных углах что-то подозрительно шуршало, но на столе стоял поднос со вполне сносным завтраком, а сам Монтеспан был укрыт толстым покрывалом, что должно было уберечь его хотя бы от простуды. Комендант сдержал свое слово улучшить условия пребывания маркиза в тюрьме - с удовлетворением подумал де Пейрак. Стоит позже отблагодарить его...

- Что привело вас ко мне? - Монтеспан попытался приподняться на кровати, но тут же со стоном упал обратно.

- Исключительно забота о вашем благополучии, мессир, - граф скрестил руки на груди и небрежно прислонился к дверному косяку. - Мэтр, - обратился он к доктору, - будьте так любезны, осмотрите этого господина.

- Премного благодарен, но я не нуждаюсь в ваших подачках, - маркиз все же сел на постели и теперь с неприязнью смотрел на Жоффрея.

- Мне показалось, что мы все выяснили при нашей последней встрече, - вопросительно приподнял бровь де Пейрак.

- Возможно, вы желали мне что-то сказать, но не успели? - со значением проговорил Монтеспан.

- Ах да, конечно, как я мог забыть! - губы графа дрогнули в ироничной улыбке. - Мы тогда, помнится, говорили о некой даме...

- Не будем называть имен, - предостерегающе вскинул руку маркиз, с тревогой наблюдая за комендантом, который даже подался вперед, чтобы не пропустить ни одного слова из их захватывающей беседы.

- Отчего же? - наигранно изумился Пейрак. - Вы не хотите покинуть Консьержери?

- Не такой ценой! - отрезал Монтеспан и снова упал на подушки. Дыхание его сделалось прерывистым, грудь тяжело вздымалась, а по лицу струился пот.

- Думаю, история с мадам де Пейрак, за которой вы имели неосторожность ухаживать, не заденет ничьей чести, кроме моей, а я вполне удовлетворен результатом нашего поединка, маркиз, - голос де Пейрака отразился от стен камеры и еще некоторое время гулким эхом кружил по комнате.

Все присутствующие замерли в немом изумлении.

- Мадам де Пейрак? - тихо ахнул начальник тюрьмы и тут же зажал себе рот ладонью.

- Моя супруга слишком красива, чтобы время от времени с ней не случались подобные... истории, - с любезной улыбкой обернулся к коменданту граф.

- Я не ожидал от вас такой подлости, сударь, - Монтеспан, который единственный из всех верно понял смысл происходящего, привстал на локтях и вперил в Пейрака полный ненависти взгляд.

- Я тоже был о вас лучшего мнения, - отвесил ему легкий поклон Жоффрей. - Не забудьте рассказать об эпизоде в карете господину де Тюренну. Думаю, детали вам известны лучше, чем мне.

- Вы готовы испортить репутацию вашей супруги, только чтобы добиться исполнения своих гнусных замыслов? - воскликнул маркиз, без всяких сомнений, намекая на желание графа обесчестить Анжелику.

- Репутации моей жены ничего не грозит, - спокойно ответил граф. - Право же, смешно обвинять женщину в том, что какой-то светский щеголь решил за ней поволочиться. Мы вчера объяснились с мадам де Пейрак, и в моих глазах она полностью оправдана. Думаю, такого же мнения будут придерживаться и окружающие.

- Я не приму от вас никакой помощи, - маркиз скинул на пол покрывало и, с трудом дотянувшись до стола, опрокинул на пол поднос с завтраком, который был доставлен к нему в камеру по просьбе Жоффрея. - Вы негодяй!

Оглушительный грохот вывел начальника тюрьмы, который с открытым ртом наблюдал за этой перепалкой, из ступора.

- Мессир де Монтеспан, - с укоризной начал он, подходя к кровати маркиза, - думаю, жар немного помрачил вам рассудок...

- Идите вы к черту! Убирайтесь все! - завопил молодой человек, и в его глазах зажглись искорки безумия. - Вам все равно не удастся добиться того, чего вы желаете, господин де Пейрак. Милостью божией, я поднимусь на ноги и убью вас!

- У него бред, - проговорил Жоффрей, сочувственно качая головой. - Друг мой, - проговорил он вполголоса, жестом подзывая коменданта, - за такой вспышкой гнева непременно должен последовать упадок сил. Проследите, чтобы господина де Монтеспана все же осмотрел доктор и заставьте его хоть что-то съесть, кроме тюремной баланды, - граф снова перевел взгляд на маркиза. - Любовь свела его с ума - что ж, такое часто случается. Разве мы вправе осуждать молодость за буйство чувств?

- Ваше отношение заслуживает всяческого восхищения, мессир де Пейрак, - отвесил ему почтительный поклон начальник тюрьмы. - Не всякий муж может похвастаться подобной выдержкой и пониманием.

Жоффрей только усмехнулся.

- Думаю, мне больше незачем здесь оставаться, - произнес он, выходя в коридор. - Если вы позволите, я хотел бы вернуться к себе.

- Как пожелаете, мессир граф, - и комендант дал знак караульным сопроводить Жоффрея в его камеру.

 Отправлено: 29.10.17 13:09. Заголовок: Глава 33. Анжелика. ..

Глава 33. Анжелика. Исцеление.

Анжелика все-таки заболела. Неясно, что стало тому причиной - выстуженная январским морозом комната, нервное напряжение, в котором она пребывала, или же другие обстоятельства, но девушка несколько дней с сильным жаром пролежала в кровати. Она не бредила и не металась в горячке - казалось, что она просто застыла в неподвижности, будто приросла к полотняным простыням. Анжелика не чувствовала вкуса пищи, которую ей давали, не обращала внимания на разговоры в комнате, доносящиеся до нее, словно сквозь вату, только с жадностью пила воду, которая единственная придавала ей сил. Мысли лениво поворачивались в ее голове, как каменные мельничные жерновы, но ни одну из них она не могла додумать до конца - они вспыхивали ослепительным салютом и тут же рассыпались тысячью мгновенно гаснущих искр. Ярче всего она видела глаза графа де Пейрака - то нежные, то холодные, они манили ее, затягивали в какой-то бездонный колодец, из которого были видны только нереальные в своем торжественном сиянии звезды, сверкавшие над беспросветным мраком... Настоящим было лишь прикосновение губ графа к ее губам - каждый раз, когда это воспоминание всплывало в ее памяти, на Анжелику накатывало ощущение восхитительной неги, блаженного тепла, и она пила дыхание слитого с ней в одно целое мужчины, словно нектар, не разбирая, животворящий он или же отравляющий...

Иногда в ее видениях проскальзывало лицо маркиза де Монтеспана, к которому она чувствовала невольную жалость. Бедный Луи! Ей хотелось ласково, по-матерински провести рукой по его лбу, чтобы стереть следы нестерпимой муки и страдания, причиной которых была она. Анжелика, не знавшая прежде любви, теперь понимала и пылкость пажа в Пуатье, и неистовую страсть Николя, кормившего ее с ладоней дикой земляникой, и лихорадочное желание Валентина, чей взгляд иногда выдавал полыхающее в глубине его существа темное пламя... Испытывая теперь всю гамму противоречивых чувств к человеку, которого она совсем не знала, но к которому ее непреодолимо влекло, как мотылька к ослепляющему пламени свечи, Анжелика отчаянно пыталась разобраться, чем вызван этот интерес, эта жажда его присутствия, его прикосновений, его объятий... Стоило признать, что именно к такой любви она и стремилась, когда уезжала из Монтелу в Париж, о таком единении душ и тел мечтала. Но разве могла она предположить, что ей будет отказано в счастии открыто высказывать свои порывы, вынуждая тщательно таить их от окружающих, а прежде всего - от самой себя? И не знать, взаимно ли ее чувство. Не это ли стремление разгадать извечную тайну, что хранят двое - мужчина и женщина, разжигало ее влечение к графу де Пейраку? И чем больше она запрещала себе думать о нем, тем навязчивее становились ее размышления о тулузском сеньоре...

Снова вспышка - жена графа. Ослепительно красивая и невероятно надменная. Признаться, Анжелика немного пасовала перед ней, с досадой осознавая, что такой ей никогда не стать, и что в сравнении с блистательной графиней де Пейрак она словно скромный полевой цветок рядом с капризной садовой розой. Иногда она с горечью думала, что Франсуаза с ее безупречными манерами и остро отточенным язычком больше под стать своему необычному мужу, чем она, Анжелика. Да и, право, на что она могла расчитывать рядом с ним? На мимолетные знаки внимания? На редкие встречи, тайные свидания? На обещания, которые он никогда не сможет исполнить? Лицо Франсуазы с победной улыбкой на прихотливо изогнутых устах приблизилось вплотную к ее, заслонив собой все вокруг, и заставило Анжелику отступить назад, в беспамятство... И вот уже перед ней сонная заводь пруда в Монтелу, черную блестящую гладь которой, скрытую под скатертью из ряски, тревожат лишь брошенные камни, и она с отстраненным спокойствием наблюдает, как слабеют и теряются в лабиринте береговой линии прекрасные безупречные волны, у которых только одна судьба: разбиться и исчезнуть. Неужели ей придется вернуться туда, откуда она бежала? Неужели ее удел - вспоминать о том, что не сбылось? Потому что подобное чувство невозможно пережить снова, его нельзя забыть, и все, что, быть может, произойдет с ней в будущем, будет теряться, тускнеть на фоне той головокружительной любви, которую она нарисовала в своем воображении.

Анжелика вдруг вынырнула из небытия. За окном спальни белыми хлопьями тихо падал снег, приглушая все звуки, и ей казалось, что она продолжает мерно покачиваться на волнах своих мыслей, уплывая все дальше в прошлое. Она провела рукой по лбу, потерла виски - видения, преследовавшие ее несколько дней подряд, теперь казались тенями на стенах комнаты, которые обступали ее со всех сторон, но не вызывали больше ни страха, ни печали - ведь стоило заняться рассвету, и они будут изгнаны прочь отсюда, развеявшись, словно их никогда и не было. Анжелика села на кровати и подобрала под себя ноги. Она не узнавала себя. Не иначе, как внезапная болезнь лишила ее внутренних сил и обычного жизнелюбия. Несмотря ни на что, у нее был повод для счастья: она все же обрела то, к чему стремилась - любовь. И разве хотела бы она прожить всю жизнь, не испытав этого водоворота чувств, от которого кружилась голова, а сердце сильнее билось в груди? И отказалась бы она хоть от секунды того времени, которое провела рядом с графом де Пейраком?

Она обхватила руками колени и оперлась на них щекой. Прикрыв глаза, Анжелика грезила наяву, чувствуя прикосновения его рук к своей коже, слыша его голос, ощущая на своих губах нежность его губ... Несколько долгих мгновений она наслаждалась воспоминаниями, попеременно терзавшими ее сердце то надеждой, то отчаянием, а потом неимоверным усилием воли заставила картинку такого возможного и такого несбыточного счастья поблекнуть перед ее глазами. Нет, это просто фантазии, не имеющие ничего общего с реальностью. И даже если бы они каким-то невероятным образом осуществились, то ничего, кроме горя, ей бы не принесли. Такой человек, как граф, не мог всерьез увлечься ею, Анжелика была в этом уверена. И сейчас, когда он по ее милости попал в Консьержери, его симпатия, если она и существовала раньше, теперь вернее всего обернется неприязнью. Ни к чему мечтать о том, что они когда-нибудь встретятся. Скорей ей впору молиться, чтобы этого не произошло. Увидеть его равнодушный или презрительный взгляд Анжелике было бы невыносимо тяжело. Единственное, что ей оставалось - это похоронить влечение к нему в глубине своего сердца, и в минуту, когда ее душа будет вновь стремиться к любви, заставить себя вспомнить о тех долгих часах и днях, что она провела, раздираемая на части своими же собственными чувствами.

Анжелика крепко сжала губы и подняла голову с колен. Больше она не позволит ни одному мужчине настолько завладеть ее мыслями и стремлениями! Нет, она будет сильнее Судьбы, которая сейчас вела ее в пропасть, на дне которой ее ожидали лишь осколки разбившейся вдребезги детской мечты. Анжелика непокорно тряхнула тяжелой копной золотистых волос - больше она не желала быть марионеткой в руках Провидения, отныне ее жизнь принадлежала только ей, и она сама решала, как ей поступать, не полагаясь ни на обманчивость желаний, ни на слабость сердца.

Приняв это решение, Анжелика почувствовала, как напряжение, сковывавшее ее последние несколько дней, наконец-то спало и, опустив ноги с кровати и сделав несколько неуверенных шагов по комнате, она подошла к почти потухшему за ночь камину, на котором в подсвечнике стоял изрядно оплывший огарок свечи. Неверными движениями нащупав огниво, Анжелика высекла огонь и поднесла его к фитилю, который мгновенно украсился ярким лепестком пламени. Тени, до этого скользящие по стенам и полу, теперь неохотно попрятались по углам, и она, желая окончательно изгнать их отсюда, раздула едва тлеющие угли очага. Протянув руки к весело взметнувшимся вверх огненным язычкам, Анжелика невольно улыбнулась, настолько приятно ей было и это животворящее тепло, и та маленькая победа, которую она только что одержала. Она выпрямилась и увидела свое отражение в небольшом зеркале, висевшем над камином. Чуть исхудавшее за время болезни лицо, тем не менее, было полно жизни, а зеленые глаза, широко распахнутые, сияли, словно звезды. Легкая улыбка, тронувшая уголки ее губ, придала облику Анжелики какую-то необычайную легкость, как будто с ее плеч упала неимоверно тяжелая ноша, и в этот миг она поняла, что окончательно выздоровела...

***

- Я так рада видеть вас, моя дорогая, - Нинон расцеловала Анжелику в обе щеки и слегка отстранилась, придерживая девушку за плечи кончиками пальцев. - Я слышала от вашей сестры, что вам нездоровилось, но сейчас от болезни не осталось и следа. Вы свежи, словно весенний ветерок!

- Благодарю вас, мадемуазель де Ланкло, - Анжелика присела в реверансе. - Вы написали, что желали видеть меня.

- Ах, дитя мое, - Нинон подхватила девушку под руку, - конечно же, желала! Ваше прелестное личико и живость придают очарование любому приему! Как вам понравилось в Ботрейи? Уверена, вы произвели там фурор!

Ортанс, следовавшая за ними, хмыкнула. Хозяйка дома кинула на нее взгляд через плечо.

- Есть что-то, о чем я не знаю? - глаза Нинон весело сверкнули.

- Мессир де Пейрак самолично представил ее присутствующим, а виконт де Мелён не отходил от нее ни на шаг, - с иронией, но не без удовольствия проговорила мадам Фалло.

- Даже так? - Нинон остановилась и всплеснула руками. - Вы делаете успехи, мадемуазель де Сансе! Могу поспорить, что теперь вы будете приняты в лучших домах Парижа!

- Я совсем не стремлюсь к этому, - Анжелика смущённо улыбнулась. - Да и господин де Мелён был просто учтив, не более...

- И потому сел с тобой за ужином, а после танцевал весь вечер напролет? - перебила ее Ортанс.

- Строго между нами, дамы, - Нинон понизила голос и склонилась к сестрам: - У виконта весьма скандальная репутация. Говорят, он не пропускает ни одной красавицы. Но то, что он обратил внимание именно на вас, милочка, - она кивнула вспыхнувшей, как маков цвет, Анжелике, - автоматически делает вас особенной в глазах света. Мессир де Мелён - утонченный эстет.

- Я бы предпочла, чтобы он обратил свое внимание на кого-нибудь другого, - резче, чем следовало, ответила девушка.

- И очень напрасно вы пренебрегаете таким влиятельным поклонником... И возможным покровителем, - голос Нинон опустился почти до шепота, а глаза изучающе скользнули по лицу Анжелики.

Та ответила ей прямым взглядом потемневших от внезапного гнева глаз. За кого она ее принимает?!

- Ваше целомудрие в подобных вопросах весьма похвально, мадемуазель, - хозяйка салона широко улыбнулась и, раскрыв веер, начала лениво им обмахиваться. - В наше время это большая редкость.

- Моя сестра воспитывалась в монастыре, - в разговор вмешалась Ортанс. На лице у нее отразились разнообразные чувства - она была возмущена этим непристойным разговором, но одновременно не желала задеть Нинон, чья дружба открывала для нее столько возможностей. - И то, что многие почитают за удачу, она расценивает, как бесчестье.

- Я нисколько не хотела смутить вашу нравственность, моя дорогая! - мадемуазель де Ланкло снова подхватила Анжелику под руку. - Но виконт мог бы распахнуть для вас многие двери...

- Меня это нисколько не интересует, - твердо повторила девушка.

- Тогда сменим тему, - легко согласилась Нинон и присела на кушетку, делая приглашающий жест в сторону сестер. - Как вам понравилось пьеса, которую поставили на приеме по распоряжению мадам де Пейрак? Корнель снова довел всех до зевоты своей нестерпимой патетикой?

- О, гости были в восторге! - воскликнула Отанс. - Несомненно, актерам Бургундского отеля не хватает легкости театра Мольера, но величественности у них не отнять.

Хозяйка дома тонко улыбнулась.

- Пафоса, вы хотите сказать. Признаться, их завывания наводят на меня тоску. Господин Мольер и его труппа хотя бы забавны.

- Я соглажусь с вами в том, что Мольер силен в фарсах, ему бесподобно удаются commedia dell’arte*, но вот трагедии - не его амплуа. А уж что говорить о речи его персонажей! - Ортанс закатила глаза. - Думаю, на него слишком сильно повлияли долгие скитания по провинции. Этот простонародный говорок госпожи Дюпарк и мэтра Гро-Рене** отобьют всякую охоту смотреть их пьесы людям, привыкшим к изысканному слогу светских гостиных.

- А мне кажется, напротив, - живо возразила ей Нинон, - эта самобытность, искренность и делают представления господина Мольера такими запоминающимися. Вот увидите, его ждет огромный успех в Париже.

- После того, как он публично унизил мадам де Рамбуйе? - возмутилась прокурорша.

- Особенно после того, как он публично унизил мадам де Рамбуйе, - подчеркнула мадемуазель де Ланкло. - Времена, когда смеялись над простаками-слугами, уже безвозвратно канули в Лету. Теперь пришла очередь сиятельных господ, дошедших до абсолютной глупости в своем желании выглядеть утонченными, а за ними - кто знает! - возможно, последуют и представители духовенства со своей ханжеской моралью.

Ортанс быстро перекрестилась.

- Его величество король не допустит такого бесчинства!

Нинон загадочно улыбнулась.

- Как бы то ни было, этот скандал пойдет Мольеру на пользу, - подытожила она. - И уверена, что рано или поздно ему удастся доказать публике, что комедия ни в чем не уступает трагедии, а иногда даже и превосходит ее. Как вы считаете, мадемуазель де Сансе? - неожиданно обратилась она к Анжелике.

- Комедия порой так тесно сплетена с драмой, - ответила девушка после недолгих раздумий, - что может привести к трагическому финалу. Это как в жизни - мы часто смеемся сквозь слезы, мучительно страдая в душе.

- Вы хотите сказать, что каждый носит внутри себя свою собственную историю, которая гораздо глубже той, что рассказывает о себе окружающим? - с интересом взглянула на нее Нинон. - Думаю, вы отчасти правы. Но к сожалению - или к счастью - мы редко встречаем людей, чей внутренний мир представляет для нас загадку. Большинство подменяет содержание формой, заменяя отсутствие ума - лентами, совести - драгоценностями, а честности - лицемерием... Господин Мольер станет великим драматургом именно благодаря тому, что не боится ставить общество лицом к лицу с его пороками, заключая их в форму фарса. А трагедии Корнеля, пусть и идеально выверенные, но лишенные чувства, скоро забудут. Возможно, - поправилась она, - на слуху останется только "Сид"***, в котором он хоть немного попытался выйти за рамки правил, довлеющих над классическим театром уже долгие века еще со времен Эсхила.

- Правила необходимы, дорогая Нинон, - проговорила Ортанс. - Не будь их, мир погрузился бы во мрак. Что было бы, если бы Господь не даровал нам десять заповедей?

- Каждый поступал бы, согласуясь с собственной совестью, и сразу было бы видно, хорош человек или плох, - рассмеялась куртизанка. - А то сейчас, когда в ходу показное благочестие, и не разберешь, святой перед тобой человек или волк в овечьей шкуре.

Анжелике вспомнились распутные монахи из Ньельского монастыря, и она задумчиво произнесла:

- Это хорошая тема для пьесы, как мне кажется. Грешник, притворяющийся святошей...

- Замолчи, сестра, - резко одернула ее Ортанс. - Не богохульствуй! Видимо, монашки в Пуатье были недостаточно строги, чтобы изгнать из твоей головы подобные мысли.

- Знаете, а бывает и наоборот, - словно не слыша гневного голоса прокурорши, сказала Нинон. - Человек, который всем вокруг кажется воплощением порока, на деле оказывается более праведным, чем иные прелаты. По крайней мере, честнее.

- Честно признаваться в своих пороках - не значит быть нравственным, - отрезала Ортанс. - Это гордыня, а гордыню должно смирять. Раскаяние - вот верный путь к престолу Создателя.

- Искреннее раскаяние - несомненно, - кивнула головой мадемуазель де Ланкло. - Но всякое ли раскаяние идет от сердца? Зачастую исповеди духовнику носят лишь формальный характер, и человек, произнося слова молитвы, только бесцельно сотрясает воздух.

- Господь на Страшном суде разберется, чья молитва была искренней, а чья - нет. Не человеку дано судить о его прегрешениях, но Всевышнему, и лишь страх Божий удерживает паству от греха вернее, чем свобода воли, которую вы называете совестью. Тем более, что свобода есть суть от Лукавого. Всем известно, какие беспорядки породила в королевстве Реформация с ее богопротивными идеями. И только Католическая церковь и ее пастыри удерживают страну от анархии, а наши души - от ереси.

- Вести с вами теологические диспуты - истинное удовольствие, мадам Фалло, - согласно склонила голову Нинон. - Вы всегда найдете блестящие аргументы в поддержку своего мнения.

Ортанс зарделась. Хоть она и была все еще распалена азартом спора, слова куртизанки были ей приятны.

- О, я вижу мадам де Севинье! - неожиданно воскликнула хозяйка салона. - Уверена, вам будет о чем поболтать с ней, моя дорогая, - обратилась она к прокурорше. - Помнится, она недавно спрашивала о вас.

- В самом деле? - мадам Фалло поспешно поднялась и оправила складки юбки. - Тогда, пожалуй, будет невежливо заставлять ее ждать.

Проводив сухопарую фигуру гостьи долгим взглядом, Нинон проговорила, поворачиваясь к Анжелике:

- Вы разделяете взгляды вашей сестры? Хоть они и не лишены смысла, в них, как мне кажется, слишком мало чувств.

Анжелика вспомнила, как совсем недавно мадемуазель де Ланкло в точно таких же выражениях отзывалась о трагедиях Корнеля. Согласиться с Ортанс в данной ситуации было сродни тому, чтобы признать себя ограниченной ханжой. Но и свободомыслие Нинон ее немного пугало.

- Не каждый человек, - тщательно подбирая слова, проговорила она, - способен отличить добро от зла и, следуя на поводу у своих желаний, не поддаться греху. Для этого Бог и дал нам заповеди, как неразумным детям, которые зачастую сами не ведают, что творят.

- Но вы не отрицаете, что иногда наши желания, хоть и противоречат установленным правилам, ниспосланы нам самим Богом, ибо сердце - самый верный его глашатай? - мягко улыбнулась Нинон. - И, отказываясь от щедрых даров Всевышнего, вы грешите более, чем следуя установленным им заповедям?

Анжелика закусила губу. Молодая женщина невольно коснулась того вопроса, который она сама уже долгое время задавала себе. Как просто было бы согласиться, что Бог - есть любовь, и принять чувство, которое она лелеяла в своей душе, без страха перед осуждением общества. Но, воспитанная в строгой морали, она не могла так просто отказаться от тех убеждений, что привили ей в детстве. Бунтарка внутри нее, некогда босиком бегавшая по бескрайним просторам Монтелу, горячо отзывалась на слова Нинон, но Анжелика была уже достаточно взрослой, чтобы обуздать эту дикарку. Она больше не позволит ей вырваться наружу и испортить себе жизнь. Пусть она проживет ее без любви, но зато не испытает и горьких сожалений.

Внутренняя борьба девушки не укрылась от внимательного взора мадемуазель де Ланкло.

- Меня радует, что вы размышляете, а не бездумно принимаете чью-либо сторону в этом споре, - проговорила она, касаясь запястья Анжелики. - Я хочу рассказать вам одну историю, из которой вы сделаете свои выводы, возможно, отличные от моих, а быть может, и согласитесь со мной.

Нинон положила свою холеную изящную руку, украшенную перстнями, на спинку кушетки и повела неторопливый рассказ.

- Некогда одна девушка, назовем ее Анной, влюбилась в молодого человека, принадлежавшего к одной из самых громких фамилий Франции. Она и сама была из древнего рода, а после смерти родителей располагала вполне приличным состоянием. Но увы, родители юноши посчитали ее недостойной партией для своего сына и подобрали ему другую невесту. Надо сказать, - Нинон улыбнулась, но улыбка ее вышла печальной, - молодой человек тоже был влюблен в девушку и даже решил пойти против воли отца ради нее. Его не в чем было упрекнуть, кроме излишней скромности. Он вел себя по отношению к Анне так уважительно, так почтительно, как и подобает человеку, который желает сделать свою избранницу не любовницей, но женой.

- И что же случилось? - откровения куртизанки тронули Анжелику. Несомненно, она поверяла ей тайну своего сердца, и это доверие было тем более ценно, что прекрасная Нинон, несмотря на свою открытость, мало кого допускала в свой близкий круг.

- Однажды юноша явился к ней в полнейшем отчаянии, объяснив, что отец настаивает на его браке с некой знатной девицей, тогда как сам он влюблен в Анну и лучше согласится умереть, чем потерять ее, - хозяйка дома устремила взгляд куда-то поверх плеча Анжелики, и та могла бы поклясться, что в уголках глаз Нинон блеснула влага. - Девушка, собрав все свое мужество, ответила, что отец молодого человека совершенно прав, и что у нее нет ни малейшего намерения ссорить его с семьей, поскольку между ней и будущей невестой слишком большая разница, а, кроме того, по ее мнению, брак и любовь различаются, как дым и пламя.

- И они расстались? - выдохнула Анжелика, а сердце в ее груди забилось, как сумасшедшее.

- Отчего же? - мадемуазель де Ланкло уже обрела свою прежнюю невозмутимость и весело взглянула на девушку. - Они любили друг друга, несмотря на то, что он женился на другой, и были вместе, пока огонь их чувств не угас****.

- И Анна никогда не пожалела о своем решении? - Анжелика лихорадочным взором впилась в лицо куртизанки.

- Нет, - покачала та головой. - Никогда. Рано или поздно он возненавидел бы ее, если бы она, пойдя на поводу общественной морали, а не здравого смысла, заковала его в цепи неудачного брака. Ведь супружество, по сути - это сделка, не имеющая никакого отношения к чувствам. И мужчина тем больше стремится в объятия возлюбленной, чем удачнее устроен его брак и безразличнее ему супруга.

- А если жена... испытывает чувства к своему мужу? - чуть дрогнувшим голосом спросила девушка.

- Что ж, тем хуже для нее, - пожала плечами куртизанка. - Брак - институт, убивающий любовь. И чем раньше она это поймет, тем лучше.

Вот наконец Нинон и произнесла то, что Анжелика желала услышать. Любовь - что в браке, что без брака - несет лишь разочарования. Короткая вспышка страсти, желания, а после - долгие годы сожалений...

- Так что вы думаете о моей истории? - прервала затянувшееся молчание хозяйка салона.

- Я думаю, что Анна принесла себя в жертву своей любви. И если любовь - жертва, то да, она была счастлива, - медленно проговорила Анжелика.

- Я не буду спорить с вами, дитя, - Нинон ласково провела рукой по ее щеке. - Думаю, вы и сами рано или поздно поймете, что жертвовать чем-то стоит только ради любви...

Когда сестры покидали салон, мадемуазель де Ланкло шепнула Анжелике:

- Будьте осторожны, моя дорогая. Некоторые женщины в браке хоть и не испытывают любви к супругам, все же горят ненавистью к их избранницам. И способны на многое, чтобы досадить им.

Девушка резко обернулась, но Нинон уже любезно раскланивалась с Ортанс...

______________________

*Комедия дель арте или комедия масок - вид итальянского народного (площадного) театра, спектакли которого создавались методом импровизации, на основе сценария, содержащего краткую сюжетную схему представления, с участием актёров, одетых в маски. Итальянские труппы странствовали по Франции, и эти спектакли видел молодой Мольер, вместе с труппой Дюфрена выступавший во французской провинции. Многие из увиденных им масок и комических ситуаций перекочевали в пьесы, в том числе в фарсы и комедии "Плутни Скапена", "Ревность Барбулье", "Мнимый больной".

**Актеры театра Мольера.

***Трагедия, вышедшая в конце 1636 года и составляющая эпоху в истории французского театра. "Сид" был сразу признан шедевром, создалась даже поговорка: "прекрасен как Сид". Париж, а за ним вся Франция продолжали "смотреть на Сида глазами Химены" даже после того, как парижская академия осудила эту трагедию в "Sentiments de l’Académie sur le Cid": автор этой критики Шаплен находил выбор сюжета трагедии неудачным, развязку - неудовлетворительной, стиль - лишённым достоинства.

"Сид" - первая пьеса во французской литературе, в которой раскрыт основной конфликт, занимавший писателей эпохи классицизма - конфликт между долгом и чувством.

****В молодости Нинон де Ланкло не на шутку увлеклась герцогом Шатильонским, Гаспаром Колиньи, внучатым племянником великого адмирала, погибшего в Варфоломеевскую ночь. Когда он познакомился с Нинон, уже шли переговоры о его браке с Елизаветой-Анжеликой де Монморанси, сестрой герцога Люксембургского, но девица де Ланкло была так хороша, так очаровательна, что Колиньи решил жениться на ней. Молодая красавица ответила ему отказом, предоставив, однако, очаровательные права.

 Отправлено: 10.11.17 23:21. Заголовок: Глава 34. Атенаис. С..

Глава 34. Атенаис. Салон Катрин ла Вуазен.

- По-моему, ты все драматизируешь, - Габриэла подперла рукой подбородок и с легкой иронией посмотрела на сестру.

- О, несомненно! - Франсуаза, не в силах усидеть на месте, металась по комнате.

- Я думаю, он просто хотел тебя позлить. В самом деле, ты очень опрометчиво поступила, когда впутала в это дело маршала де Тюренна.

- А что я должна была делать? - круто обернулась к Габриэле молодая графиня. - Если бы я ничего не предприняла, то сейчас была бы уже на пути в Тулузу!

- Согласись, у твоего мужа был повод так вести себя с тобой, - примирительно проговорила мадам де Тианж. - И эта история с маркизом де Монтеспаном... Как ты могла быть такой легкомысленной?

- Я? - воскликнула Франсуаза, и крылья ее тонко очерченого носа начали нервно подрагивать. - Какая глупость! Мне бы и в голову не пришло кокетничать с этим кретином! Почему, когда какому-нибудь повесе придет в голову фантазия поволочиться за женщиной, то это всегда ее вина?

- Увы, мы живем в мире, где господствуют мужчины, - Габриэла отщипнула от грозди винограда, стоявшего в вазе на столе, округлую полупрозрачную ягоду и поднесла ее к губам. - И нам надо вести себя хитрее, чтобы добиться того, чего мы хотим. Ты могла бы прекрасно уживаться со своим мужем и крутить романы на стороне, если бы следовала правилам игры, принятым в обществе.

- О, ты плохо знаешь Жоффрея! - Франсуаза рухнула в кресло напротив сестры. - Это ничего не изменило бы. Ему просто доставляет удовольствие издеваться надо мной. Уверена, что он завел интрижку с этой де Сансе, чтобы унизить меня.

- А еще потому, что она удивительно хорошенькая и смотрит на него широко распахнутыми от восторга глазами, - едко добавила Габриэла. - Я наблюдала за ней во время приема - дурочка влюблена в него по уши. Думаю, ему это быстро прискучит.

- Но он дрался из-за нее на дуэли! - снова воскликнула Франсуаза.

- Это все твои домыслы, - раздраженно махнула рукой сестра. - Нет ни единого доказательства этому, кроме сомнительных намеков твоего супруга. Который был настолько зол на тебя, что сказал бы все, что угодно, только чтобы привести тебя в ярость. И у него это отлично получилось.

- Ты думаешь, что наше охлаждение произошло из-за его ревности? - с внезапной надеждой проговорила графиня. - Но как он мог узнать о поцелуе? Я в тот же вечер рассчитала кучера!

- Возможно, маркиз похвалялся своей победой в кругу гасконцев, к которому относится и твой муж, - задумчиво проговорила Габриэла. - Эти южане крайне невоздержанны на язык.

- Да, да, это вполне возможно! - радостно подхватила идею Франсуаза. - А за сестрицей Ортанс он начал ухаживать специально, чтобы сповоцировать Монтеспана, сверх меры увлеченного этой деревенщиной, на дуэль... И как же мне раньше это в голову не пришло! - она вскочила с места и порывисто обняла сестру.

- Потому что ты всегда попадаешься в ловушку собственного безудержного гнева, - улыбнулась Габриэла. - А твой муж никогда не позволяет эмоциям руководить собой. Тебе стоило бы поучиться у него сдержанности.

- Но что мне делать теперь? - голос молодой женщины снова стал встревоженным. - Он же теперь возненавидит меня!

- Ты знаешь, - небрежно проговорила маркиза, - сейчас в моде прорицания, гадания, любовные напитки... Весь высший свет помешан на ворожеях и колдунах...

- О, - отпрянула от сестры Франсуаза. - Не хочешь ли ты сказать...

- А почему бы и нет? - пожала плечами Габриэла. - Если ты узнаешь свое будущее и, к примеру, приобретешь элексир, который распалит страсть твоего мужа к тебе - кому от этого станет хуже?

- А если об этом узнают? - все еще колебалась графиня де Пейрак.

Габриэла фыркнула.

- Да сейчас все, кому не лень, катаются в Вильнев-сюр-Гравуа к Вуазен*! Не ты первая, не ты последняя...

Франсуаза изо всех сил сжала руку сестры:

- Ты поедешь со мной!

***

Карета мадам де Тианж остановилась на улице Борегар, в квартале Вильнев-сюр-Гравуа, выросшем совсем недавно вокруг церкви Нотр-Дам-де-Бон-Нувель, не доезжая несколько домов до небольшого особняка, скрытого в тени деревьев окружавшего его сада. Две дамы в масках, закутанные в темные плащи, неслышно, словно тени, проскользнули к дверям дома, где проживала колдунья, и постучались в массивную деревянную дверь. В то же мгновение она распахнулась, словно их уже ожидали, и на пороге возник слуга, державший в руке зажженную свечу.

- Мы к госпоже Катрин, - раздался приглушенный голос из-под маски.

Лакей посторонился, пропуская женщин внутрь.

- Следуйте за мной, сударыни, - он сделал приглашающий жест рукой и повел их по длинному коридору вглубь особняка.

- Что-то мне не по себе, - прошептала Франсуаза на ухо сестре, но та лишь насмешливо сверкнула на нее глазами из-под маски.

Слуга распахнул створки дверей, и темный коридор залил ослепительный свет.

- Прошу вас, - с низким поклоном лакей почтительно прикрыл за дамами двери и оставил их наедине с прорицательницей.

Франсуаза обвела взглядом открывшееся ее глазам достаточно просторное помещение. Надо сказать, впечатление оно производило ошеломляющее. Задрапированная от потолка до пола малиновым бархатом, комната сверкала тысячей свечей, стоявших повсюду. Окон в ней не было, или же они были прикрыты занавесями в тон драпировкам. На полу лежал толстый персидский ковер, скрадывающий звуки шагов, на котором замысловатые узоры переплетались с угольно-черными линиями огромной пентаграммы. Вершина ее упиралась в небольшой помост, на котором стояло кресло, а на нем восседала красивая молодая женщина в странном одеянии - широком, до пят балахоне, расшитом золотыми орлами, полностью скрывавшем ее фигуру. Массивный парчовый тюрбан на темных блестящих локонах, уложенных по последней моде, довершал эту грандиозную композицию.

- Боже всемогущий, - выдохнула графиня. Она ожидала увидеть маленькую грязную комнатку с неопрятной старухой, которая тасовала бы скрюченными узловатыми пальцами засаленную колоду карт, а на деле ее ожидали роскошные апартаменты, хозяйку которых язык не повернулся бы назвать ведьмой.

- Ну, что я тебе говорила! - с торжеством в голосе прошептала Габриэла. - Катрин можно доверять - это не какая-нибудь шарлатанка с Парижского дна.

- Посмотрим, - неопределенно качнула головой Франсуаза, уже отошедшая от первого шока. Возможно, за яркими декорациями скрывается обычная актриса с набором стандартных предсказаний.

Колдунья, опершись на подлокотники кресла, изящно поднялась со своего места и медленно спустилась с помоста. Графиня де Пейрак отметила, что под балахоном прорицательницы переливается всеми оттенками зеленого платье из дорогой шелковой тафты, пальцы холеных рук унизаны перстнями, а в ушах покачиваются массивные золотые серьги. Да, дела у нее, по всей видимости, идут отлично...

Не доходя до сестер нескольких шагов, Катрин присела в низком реверансе. Тюрбан на ее голове чуть качнулся и вспыхнул золотыми искрами в свете горящих повсюду свечей.

- Приветствую вас в моем жилище, - голос ворожеи, чуть приглушенный, был низким и певучим. - Желаете погадать? Приобрести волшебные элексиры? - ее ярко накрашенные губы дрогнули в легкой полуулыбке.

- Погадать, - Франсуаза решительно сняла с руки перчатку и протянула ей раскрытую ладонь.

- Как будет угодно госпоже, - Катрин звонко хлопнула в ладоши, и в комнату вошел недавний слуга, несущий на вытянутых руках небольшой изящный столик, а за ним прошмыгнула совсем юная служанка лет двенадцати с двумя стульями. Завершал процессию черный кот, вышагивающий так важно, будто ради него и затевалась вся эта кутерьма. Молодая женщина подумала, что это уже перебор - слишком уж колдунья старалась произвести впечатление на своих гостий.

- Это Фамильяр**, - проследив за взглядом посетительницы, проговорила прорицательница. - С его помощью мы получим более точные предсказания, ибо в нем заключена частица сил, говорить о которых вслух не принято.

Кот, зыркнув зелеными глазищами на дам, улегся на одном из лучей пентаграммы и замер неподвижно, словно статуэтка из эбенового дерева. Франсуаза невольно поежилась - животное действительно выглядело несколько потусторонне, и она могла поклясться, что у него гораздо более разумный взгляд, чем у обычной домашней кошки.

- Присаживайтесь, - ворожея опустилась на один из стульев, придвинутых к установленному точно в центре пентаграммы столу, и указала графине де Пейрак на другой, стоявший напротив.

Габриэла застыла столбом посреди комнаты, не зная, куда ей деваться.

- Я не могу начать сеанс при посторонних, - обратилась к ней Катрин. - Мой слуга проводит вас в гостиную, где вы сможете подождать своей очереди.

Когда маркиза в сопровождении лакея удалилась, колдунья перевела взгляд своих пронзительных черных глаз на Франсуазу.

- Я не прошу вас снять маску, госпожа, - тихо проговорила она. - Мне достаточно вашей ладони и колоды карт, чтобы поведать вам будущее...

Молодая женщина дернула уголком рта.

Поверхность круглого стола, разделяющего их, была украшена двенадцатилучевой звездой, в середине которой располагался круглый золотой диск. На него ворожея торжественно водрузила колоду карт, словно из ниоткуда возникшую в ее ладони.

- Подумайте о том вопросе, который волнует вас, - Катрин переплела пальцы рук и оперлась на них подбородком. - А потом коснитесь рукой карт.

Франсуаза слегка прикрыла глаза и отчетливо представила лицо Жоффрея. Каким-то невероятным образом воображение перенесло ее в Тулузу - в то время, когда между ними еще царило согласие. Муж с радостной улыбкой обнимал супругу за талию, а в его глазах читалась волнующая нежность по отношению ней. Его теплая ладонь лежала на ее животе: - "Наследник графов Тулузских... Вы не могли преподнести мне лучшего подарка, моя дорогая...". Да, именно этого она желает. Вернуться назад в то время, когда они были счастливы вместе. Под силу ли ей сделать это?.. Рука молодой женщины потянулась к колоде, но тут раздалось пронзительное мяуканье кота, сорвавшегося со своего места и длинным прыжком вскочившего на стол. Она в ужасе отпрянула, но колдунья даже не шелохнулась.

- Подумайте снова, - проговорила прорицательница, а ее пальцы легко пробежались по черной гладкой шерсти животного. - На самом деле это не тот вопрос, который вас интересует.

Франсуаза стиснула зубы, борясь с грохочущим в ушах сердцем, и снова закрыла глаза. Она опять оказалась в Отеле веселой науки, но Жоффрея рядом с ней уже не было. Вместо картины счастливого супружества она увидела себя, застывшую в глубоком реверансе перед королем... "Мадам де Пейрак, мы в восхищении...", - раздался у нее в голове голос молодого монарха. Она видела его настолько отчетливо, словно он стоял сейчас перед ней - роскошное одеяние, скрывающее крепкое, натренированное охотой тело, тщательно завитые каштановые локоны, покрытые шляпой с пышным плюмажем, тонкая линия усов над красиво очерчеными губами. Франсуаза будто впала в транс, и вот уже она, рука об руку с королем, шествует по бесконечной галерее, украшенной сотнями зеркал, а вокруг них в угодливых поклонах склоняются придворные...

Кот требовательно мяукнул.

- Коснитесь карт, мадам, - проговорила Катрин.

Графиня распахнула глаза и не сразу поняла, где находится. Зеркальная галерея все еще качалась перед ней, ослепляя ярким светом отражающихся в зеркалах хрустальных люстр, но постепенно подергивалась туманом, ускользая от ее внутреннего взора, словно дым.

- Вы пришли ко мне, чтобы узнать будущее, но взгляд ваш был обращен в прошлое, - голос колдуньи тёк, словно река, убаюкивая и расслабляя. - Теперь вы ясно видите верную дорогу. Коснитесь карт, - снова повторила Катрин.

Кот, слегка склонив голову набок, внимательно наблюдал за тем, как тонкая рука молодой женщины тянется к колоде, а после, словно посчитав свою миссию выполненной, спрыгнул со стола и вернулся на свое место.

- Сама судьба благоволит вам, - со значением проговорила ворожея. - Вам осталось сделать последний шаг, чтобы открыть дверь туда, куда вы стремитесь...

Уже не колеблясь, Франсуаза положила руку на карты и почувствовала легкое покалывание в кончиках пальцев. Колдунья взяла колоду и медленно перетасовала ее, что-то шепча себе под нос. Потом быстро взглянула на молодую графиню:

- Ваша стихия - Воздух, - полуутвердительно сказала она, и первая карта легла на седьмой, если считать от вершины, луч звезды. - В вашем нынешнем союзе нет любви, ваш избранник вам неверен, - глаза Франсуазы впились в рисунок, изображающий мужчину, стоящего между двумя женщинами***. - Но вас не должно это волновать, - продолжала Катрин, и следующая карта - огненная колесница, управляемая воином**** - легла на стол. - Вас ожидает новый союз, который приведет вас к вершинам славы, - третьей картой было Солнце.

- Новый союз? - пробормотала Франсуаза. - Но я замужем...

- Это уже почти в прошлом, - рассеянно пробормотала прорицательница и вытянула из колоды следующую карту, на которой рушилась каменная башня*****. - В заключении останется он, а вы обретете свободу. Если приложите некоторые усилия, - на стол легла карта Шута. - Подумайте о том, что все еще связывает вас с вашим мужем, и избавьтесь от этого как можно скорее, иначе ваша свобода будет неполной, а ваши планы - под угрозой.

Молодая женщина с ужасом посмотрела на колдунью, но та невозмутимо продолжала:

- А вот и ваш покровитель, - карта Дьявола смотрела на похолодевшую Франсуазу и, казалось, ухмылялась. - Я сразу поняла, что вы избранная, едва вы переступили порог. Не бойтесь, - горячая ладонь накрыла руку графини, и Катрин перегнулась к ней через стол, - никто не потребует вашу душу. Просто тот путь, на который вы вступили, подчинен желаниям, а не смирению. Желайте, и получите все, чего захотите.

Следующая карта - Колесо фортуны. Франсуаза вопросительно взглянула на ворожею.

- Это то, что составляет суть вашей личности, - проговорила прорицательница. - Азарт, желание рискнуть, выиграть любой ценой. В данный момент вы готовы сделать ставку, - карта Императора легла на стол, - и поверьте, она себя оправдает. Я вижу рядом с вами женщину, - внезапно с тревогой в голосе произнесла колдунья. Карта Жрицы с золотой короной на голове странно диссонировала со всем остальным пасьянсом. - Она искренне вам предана, но из-за нее ваши планы могут рухнуть. Я посоветовала бы вам остерегаться ее, но пока ее влияние на вашу судьбу слишком ничтожно, чтобы принимать его в расчет, - Катрин ненадолго задумалась, а потом сказала: - Держите ее пока при себе, но не теряйте бдительности.

Следующая карта еще больше насторожила ворожею. Женщина, разрывающая руками пасть льву******, находилась в перевернутом положении.

- Это плохой знак, - покачала головой колдунья. - Вы сами себе станете врагом, если, - она поспешно достала из колоды следующую карту, - поддадитесь чарам луны*******. Ее блеск обманчив, а дары - горьки. Вы потеряете больше, чем приобретете.

- Что, все настолько плохо? - Франсуаза закусила губу.

- Не могу истолковать однозначно, - озадаченно протянула Катрин. - Вас ждет суд********, но вы избежите огня.

- То есть, я останусь в выигрыше? - молодая женщина немного приободрилась.

- Смотря что считать выигрышем, - уклончиво проговорила прорицательница. - Скажем так, вы вернетесь туда, откуда начали свой путь, но, познав всю полноту блеска и славы, будете чувствовать себя низвергнутой с небес, - на стол легла карта Отшельника. - Вы останетесь одна...

Франсуаза из всех сил сжала руки, лежавшие на коленях.

- Меня все покинут? А мои надежды обратятся в прах? - в ее голосе проскользнули нервные нотки.

- Давайте посмотрим последнюю карту, - примирительно произнесла Катрин. - Она подведет итог всему раскладу.

И в центр звезды упала карта Повешенного*********...

Кот, сидевший до этого неподвижно, поднялся со своего места и направился к креслу, на котором сидела колдунья, когда к ней пришли посетительницы. Выгнув спину, он потянулся, а после вольготно расположился на мягком сиденье. Франсуаза, уже осознавшая, что он ничего не делает просто так, кивнула в его сторону:

- Какой знак он мне подает?

- Сейчас посмотрим, - Катрин быстро сгребла карты со стола и быстро их перетасовала.

- Тяните, - отрывисто бросила она, протягивая колоду Франсуазе. Было видно, что ворожея и сама поражена результатом гадания.

Немного поколебавшись, молодая женщина протянула руку и вытащила карту почти с самого низа колоды.

- Маг**********, - Катрин обернулась на кота. - Она должна сделать выбор, не так ли?

Кот лениво махнул хвостом и зевнул.

- Ну что ж, попробуем, - колдунья поднялась и вышла в другую комнату. Через несколько минут она вернулась с пузырьком из темного стекла, плотно заткнутого пробкой. Поставив его на стол перед Франсуазой, она произнесла: - Здесь то, что поможет решить все ваши проблемы. Вам достаточно выпить двадцать капель, растворенных в стакане воды, чтобы устранить препятствие, которое мешает вам двинуться навстречу своей судьбе. Но решение за вами, моя дорогая, - Катрин фамильярно потрепала графиню за подбородок. Та поморщилась, но стерпела. - Вы сможете достичь невиданных высот или же навсегда остаться в тени вашей соперницы...

Франсуаза вспыхнула. Упоминание о любовнице Жоффрея было ей, словно нож в сердце. Значит, девчонку все же придется принимать всерьез...

- А у вас нет снадобья, - молодая женщина немного поколебалась, но все же закончила, - чтобы раз и навсегда избавиться от этого недостойного моего мужа увлечения?

- Это ничего не решит, - покачала головой ворожея. - Более того, приведет к последствиям еще худшим, нежели сейчас. Смиритесь с тем, что ваш муж вам больше не принадлежит - не стоит тешить себя напрасными надеждами. А этим, - она снова взяла в руки стеклянный пузырек и качнула его перед глазами Франсуазы, - вы одним махом избавитесь и от причины, и от последствий ваших неприятностей.

Графиня кончиками пальцев коснулась тускло мерцающего в свете свечей сосуда. Стоит ли ей слушать прорицательницу? Не пожалеет ли она о своем выборе? Возможно, ей еще удастся все наладить... Словно прочитав ее мысли, Катрин мягко проговорила:

- Вам не нужно принимать решение прямо сейчас. Вы можете думать, сколько пожелаете. Тем более, что совсем скоро вы убедитесь, что у вас нет другого выхода.

Ладонь Франсуазы сжалась вокруг пузырька.

- Сколько я вам должна? - надменно бросила она.

- Я не возьму с вас платы... - колдунья хитро улыбнулась. - Сейчас. Вы расплатитесь со мной позже, когда все завершится.

- Думаете, я снова приду к вам? - с губ графини сорвался нервный смешок. - Вы очень самоуверенны!

- Я знаю, что вы снова придете ко мне, - Катрин опустилась обратно на свое место напротив клиентки. - И вы тоже это знаете...

Молодая женщина поднялась со стула и направилась к двери. Вслед ей раздалось:

- Позовите вашу сестру - мне есть, что ей сказать.

Переступив порог комнаты, Франсуаза вдруг поняла, что ничего не говорила колдунье о том, кем ей приходится Габриэла. Испарина выступила на ее висках, а страх холодком скользнул вдоль позвоночника. Чертова ведьма! Да она лучше умрет, чем последует ее дьявольским советам! Но руки, действуя словно сами по себе, уже прятали маленький пузырек за вырез корсажа...

_______________

*Катрин Монвуазен, урождённая Дезейе, жена придворного ювелира, повитуха, гадалка и отравительница, замешанная в знаменитом "Деле о ядах". Подвиги этой женщины далеко превосходили подвиги маркизы-отравительницы Жанны де Бренвилье. В её саду в Вильнев-сюр-Гравуа были найдено 2500 закопанных детских трупиков и неразвившихся эмбрионов, а изъятого при обыске крысиного яда вполне хватило бы, чтобы отправить на тот свет добрую половину мужей, наскучивших своим жёнам. Особая деликатность заключалась в том, что клиентками Монвуазен состояли особы с очень громкими именами, её услугами пользовались, например, герцогиня Орлеанская, герцогиня Бульонская и маркиза де Монтеспан.

**Фамильяр (фр. familier) - волшебный териоморфный дух, согласно средневековым западноевропейским поверьям, служивший ведьмам и колдунам. В магии фамильяром считается живое существо, в которое маг отобразил частичку собственного духа для того, чтобы получить возможность наложения чар на самого себя без выгорания души. Без наличия фамильяра маг может непосредственно использовать для личных целей лишь те чары, что не изменяют/обновляют/восстанавливают самого мага, так, например, маг не может исцелить себя без фамильяра, но может использовать отложенные чары для того же исцеления. Фамильяром не может быть разумное существо, более высокоразвитое, нежели маг.

***L'Amoureux - Влюбленные, старший Аркан. Часто карта Влюбленных в перевернутом положении обозначает любовный треугольник, тайную любовную связь и неверность.

****Le Chariot - Колесница, старший Аркан. Колесница означает значительный рывок вперед. Она показывает, что тот, кому гадают, вырвался из круга прежних интересов и пошел новым путем.

*****La Maison Dieu - Башня, старший Аркан. Традиционно перевернутая Башня ассоциируется с заключением.

******La Force - Сила, старший Аркан. Сила в перевернутом положении обычно означает страх и потерю надежды.

*******La Lune - Луна, старший Аркан. Карта Луны вводит нас в таинственное царство Тьмы и Ночи, в образный мир зазеркалья. Темная сторона Луны открывает путь в самые неизведанные и пугающие бездны души.

********Le Jugement - Суд, старший Аркан. Суд обычно связывают с наказанием, карой, с безысходностью и страхом.

*********Le Pendu - Повешенный, старший Аркан. Имеет значение приговора судьбы. Как правило, негативный - вплоть до смерти.

**********Le Bateleur - Маг, старший Аркан. Маг олицетворяет собой умение отвечать за свои поступки, решительность и осознанное управление собственной судьбой, понимание своей жизненной задачи, выбор единственно верной дороги.

 Отправлено: 16.12.17 21:13. Заголовок: Глава 35. Жоффрей. О..

Глава 35. Жоффрей. Освобождение.

- Ну что же, граф, - господин де Тюренн широко улыбнулся Пейраку, - у меня для вас хорошие новости. Вы можете вернуться в свой отель Ботрейи, пока мы не получим дальнейших распоряжений относительно вас от Его величества. Но я уверен, что его решение будет исключительно мягким. В моих же глазах вы полностью оправданы. Единственное, - добавил он, - вам запрещено уезжать из Парижа, пока не будет вынесен окончательный вердикт по вашему делу.

- Благодарю вас, сударь, - Жоффрей чуть склонил голову. - Как скоро я cмогу покинуть эти гостеприимные стены? - он слегка улыбнулся, небрежным жестом обводя комнату для допросов.

- Как только пожелаете. Я отдам нужные распоряжения коменданту.

- Мои друзья тоже получат свободу? - осведомился граф.

- Господа де Лозен и д’Андижос - несомненно, но вот маркиз де Монтеспан...

- Могу ли я походатайствовать за него? - Пейрак со значением взглянул на маршала.

- Вы не боитесь новой провокации с его стороны? - прямо, без околочностей спросил его старый вояка.

- Боюсь? - усмехнулся Жоффрей. - Нет, нисколько. Скорее, опасаюсь за его здоровье. Несмотря на все усилия моего лекаря, он все еще очень плох.

- Да, это так. Должен сказать, что ваше мастерство фехтовальщика вызывает восхищение - такой удар! - Тюренн даже прицокнул языком от восторга. - Особенно, - немного помедлив, продолжил он, - в силу определенных обстоятельств...

- Вы имеете в виду мою хромоту? - Пейрак искренне рассмеялся. - Полноте, ни к чему подбирать слова - вы нисколько меня не задели. Поверьте, мне слишком часто напоминали к месту и не к месту о моем увечье, чтобы теперь это хоть сколько-нибудь меня трогало.

- Я рад, что вы правильно меня поняли, - кивнул головой маршал. - Что ж, я пойду вам навстречу и освобожу господина де Монтеспана. Но вы должны дать мне слово чести, что не будете искать с ним встреч.

- Слово чести, - граф встал и церемонно поклонился.

- Тогда позвольте мне откланяться, - Тюренн отвесил Пейраку не менее церемонный поклон и, водрузив на голову свою шляпу, вышел из допросной.

***

Какое упоение - вернуться домой после тюремных застенков! Соскочив с коня и перекинув поводья слуге, Жоффрей поднялся по ступенькам крыльца. Дворецкий распахнул перед ним двери особняка, и граф, приветливо кивнув ему, прошел внутрь.

- Я буду обедать в столовой, - проговорил он, передавая лакею тяжелый, припорошенный снегом плащ. - Надеюсь, у нас найдется что-то, помимо хлеба и мяса? - улыбнулся Пейрак, видя, как поспешно закивал дворецкий. Избавившись от перчаток и шляпы, Жоффрей добавил: - И пусть мне приготовят ванну.

Поднявшись наверх, он снял с себя всю одежду, небрежно зашвырнул ее подальше в угол, и, накинув халат, который лежал на кровати, словно ожидая своего хозяина, опустился в глубокое кресло у большого камина, который уже успел разжечь расторопный слуга. Пейрак с удовольствием слушал такие привычные звуки родного дома - отдаленное хлопанье дверей, едва различимые голоса прислуги, звук льющейся в ванну воды, которую в бадьях таскали из кухни лакеи... Да уж, стоило провести некоторое время в тюрьме, чтобы его наполняли радостью такие простые вещи. Жоффрей усмехнулся. Пожалуй, скоро он додумается до того, что ему стоит сказать "спасибо" Франсуазе за то, что она упекла его в Консьержери! А кстати, где она?

- Альфонсо, - осведомился он у дворецкого, который зашел доложить, что ванна готова. - Госпожа графиня дома?

- Нет, мессир де Пейрак, мадам еще с утра изволила уехать, не предупредив, куда.

- Хорошо. Доложите мне, когда она изволит появиться, - с легкой иронией проговорил Пейрак.

Встроенный в пол ванной комнаты круглый мраморный бассейн был уже наполнен, и над ним клубился густой пар. Сняв халат, Жоффрей опустился в благоухающую провансальской лавандой теплую воду и на несколько долгих минут отключился от действительности, переживая почти чувственное удовольствие от нежного, едва ощутимого прикосновения воды к своей коже, от блаженного тепла, растекающегося по его телу, от непередаваемо приятного ощущения безмятежности, которое он уже так давно не испытывал... Дворецкий неподвижно застыл у дверей, ведущих из спальни в ванную, чтобы, как только господину что-нибудь понадобится, немедленно исполнить поручение.

Когда первая эйфория прошла, граф, несколько раз окунувшись в воду с головой, обратился к Альфонсо:

- Что-нибудь произошло за время моего отсутствия?

- Я сообщал вам обо всем в письмах, ваша светлость, - дворецкий передал Пейраку кусок зеленого марсельского мыла*.

- А есть что-то, о чем ты меня не уведомлял? - Жоффрей встал и намылился целиком, чувствуя, что въедливый тюремный запах, которым, казалось, пропитались и его одежда, и волосы, и тело, начал наконец-то исчезать.

- Мадам де Пейрак собиралась поехать на маскарад к господину Фуке, который прислал приглашение на прием в Сен-Манде несколько дней назад. Уверен, как только вы увидитесь с ней, она расскажет вам все подробности.

- Не сомневаюсь, - сардоническая улыбка скользнула по губам Пейрака. Ей много чего придется ему рассказать - Франсуаза напрасно надеется, что ее злая шутка сойдет ей с рук. - Что-то еще?

- Все письма, которые приходили вам, заперты в секретере. Я не рискнул передавать их в Консьержери, мессир, - дворецкий с тревогой посмотрел на Жоффрея, гадая, правильно ли он поступил.

- Прекрасно, - воскликнул граф, снова погружаясь в воду. - Я займусь ими после обеда.

***

Среди множества писем - важных и не очень - внимание Пейрака привлекло послание от Контарини. Написанное на рыхлой серой бумаге, все измятое, захватанное грязными пальцами, оно вызывало вполне обоснованную тревогу за человека, который его отправил. Но, пробежавшись глазами по написанным вкривь и вкось строкам, граф вздохнул с облегчением - его друг смог избежать ловушек инквизиции и добраться до Нидерландов, где ему уже ничего не угрожало. Тем не менее, Жоффрея охватило беспокойство и какое-то смутное предчувствие надвигающейся беды. Он встал и, продолжая сжимать письмо в руке, несколько раз прошелся по комнате. История с дуэлью при содействии маршала де Тюренна должна была завершиться благоприятным для него образом, с женой предстоял хоть и тяжелый, но вполне предсказуемый разговор, архиепископ Тулузский был далеко, и его интриги Пейрака сейчас волновали меньше всего. Тогда откуда это чувство, что вокруг него сжимается железный капкан неприятностей?

Подойдя к окну, он некоторое время наблюдал за высоким худым стариком, который неторопливо, то и дело останавливаясь, чтобы перевести дух, нес от колодца, скрытого в глубине сада, ведро с водой. "Дедушка Паскалу совсем сдал," - с внезапной жалостью подумал граф. Верный его дому слуга, поверенный его тайн, кристально честный и простодушный Паскалу... Время не щадит никого...

Чувство неосознанной тревоги заставило его спуститься вниз и, пройдя по длинной галерее с изящными арками, на которые падал отсвет цветных витражей, открыть дверь домашней часовни. Он нечасто заходил сюда, в отличие от Франсуазы, которая, желая продемонстрировать окружающим свое религиозное рвение, проводила здесь много времени. Показная набожность жены не раздражала Жоффрея, скорее - вызывала снисходительную улыбку и отчасти понимание, ведь в насквозь лицемерном светском обществе, к которому они принадлежали, нужно было играть по строго установленным правилам. Франсуаза отлично усвоила, как должно себя вести, и теперь ее умению производить впечатление одновременно истовой праведницы, свято соблюдающей все религиозные предписания, и остроумной жеманницы, блистающей на приемах, можно было лишь поаплодировать. Подумать только, она принимала причастие каждую неделю! Пейрак усмехнулся. Достичь таких высот в искусстве притворства мало кому удавалось, но ведь его супруга - необычная женщина и, стоило признать, весьма умная, возможно, даже чересчур умная для женщины. Но граф видел ее насквозь. За последний год он с невероятной четкостью разглядел в ней расчетливость и желание манипулировать всеми вокруг. Не это ли отвращало его от нее?

Скрестив руки на груди и чуть склонив голову, Пейрак стоял посреди часовни и, казалось, был полностью погружен в молитву. Небольшая молельная, с двумя подушками из кордовской кожи для преклонения колен и с маленьким алтарем зеленого мрамора, над которым висела великолепная картина испанского художника, вызывала в нем приятное ощущение умиротворения. Тут стояла тишина, пахло свечами и ладаном, и не было священника, который своими проповедями отвлекал бы его от общения с Богом. Странно, но один на один с собой Жоффрей видел величие Создателя яснее, чем в самом роскошном храме с торжественным звучанием органа и высокими, будто неземными голосами певчих, несущимися с хоров. Он был глубоко убежден, что вере нужно молчание, когда внутренний диалог устремляет душу ввысь, очищает и облагораживает ее, в то время как недалекий посредник, который своими неумелыми речами и фанатичными догмами отбивает всякую охоту к искренности - лишь мешает.

Мысли графа, хоть и были далеки от традиционной молитвы из затверженных до автоматизма с детства фраз, все же, благодаря окружавшей его обстановке и общему настрою, соединились в логическую цепочку, которая привела его к единственно правильному решению. Интуиция, которая редко подводила Жоффрея, твердила сейчас об опасности, и перестраховаться от возможных неприятностей было бы не только мудро, но и дальновидно. Что с того, если он переусердствует в желании обезопасить себя? Будет намного хуже, если он не подготовится к удару судьбы, ежели такой неожиданно последует.

Пейрак подошел к большой нише в стене за алтарем и в узорах резьбы не без труда отыскал искусно спрятанную замочную скважину. Повернув ключ в замке, граф открыл дверцу, которая бесшумно распахнулась, повернувшись на тщательно смазанных петлях, и увидел в темной глубине тайника большую шкатулку, которую, повинуясь неясному порыву, спрятал здесь некоторое время назад. Целое состояние в золоте и драгоценностях, которое могло сослужить ему неоценимую службу в случае опалы или серьезных неприятностей. Прав ли он был, ограничившись только одним тайником? Не опрометчиво ли поступил? И действительно ли так надежен подземный ход, который он приказал прорыть из Ботрейи за пределы Парижа?

Взяв шкатулку и тщательно заперев потайную дверцу, Жоффрей поднялся к себе. Откинув крышку ларца, он долго смотрел на тусклый блеск золотых изделий, на вспыхивающие яркими гранями драгоценные камни, любовался теплым светом, исходящим от бесценных жемчужин... Здесь - залог его безопасности, капитал, который привлечет на его сторону нужных людей и поможет купить жизнь и свободу, если возникнет угроза потерять и то, и другое. Но одного тайника недостаточно.

Распределив содержимое ларца на две равные части, Пейрак наполнил доверху шкатулку поменьше драгоценностями и, накинув на плечи плащ, спрятал ее в его широких складках. Слугам ни к чему знать, куда и зачем он идет, а ранние сумерки сделают его уход за пределы дома незаметным. Тем более, что у него не было намерения выходить за ворота.

Жоффрей, попав в сад через дверь оранжереи, направился в глубину парка, где около старой, выщебленной временем стены стоял колодец, покрытый куполом из кованого железа. Именно отсюда старик Паскалу носил в дом воду, и именно здесь начинался подземный ход, который шел под погребами соседних домов, вдоль крепостных стен со стороны Бастилии, доходил до предместья Сент-Антуан, а там соединялся со старинными катакомбами и прежним руслом Сены. Но, так как там все уже застроили, Пейрак в свое время велел провести ход дальше, до Венсенского леса, где теперь был выход наружу через разрушенную часовню. Он щедро заплатил трем рабочим, чтобы они хранили тайну. И верный Паскалу был одним из них.

Граф стал медленно опускать в глубину колодца массивную, потемневшую от сырости цепь, на конце которой висело большое деревянное ведро, окованное медью, до тех пор, пока оно не замерло на полпути к воде. Наклонившись, он смог разглядеть в стене деревянную дверцу, к которой вели зачерненные металлические скобы, практически неразличимые на темных, влажных камнях, из которых был сложен колодец. Спустившись по ним вниз, Жоффрей нажал на выступ, который запускал механизм открытия двери, и она тотчас открылась. Пейрак удовлетворенно кивнул - действительно, старый слуга содержал все в идеальном порядке, можно было не сомневаться, что и люк у часовни тоже прекрасно действует.

Выйдя на поверхность у скромного храма, укрытого в лесу, Пейрак разглядел еле виднеющиеся на темном горизонте колокольни Парижа. Чувство какой-то хмельной радости охватило его. Он был свободен, и сейчас - прямо в эту минуту! - мог покинуть столицу без всяких сомнений и сожалений. Его ничего здесь не держало, кроме слова, данного маршалу де Тюренну. И Анжелики... Жоффрей оперся рукой на каменную стену часовни и прикрыл глаза. Как получилось, что он не может выкинуть из головы и из сердца эту девушку? Как, вышло, что она прочно поселилась в его мыслях, отодвигая на задний план все чувства, кроме желания вновь увидеть ее? Находясь в Консьержери, он непрестанно думал о ней, грезил о тех головокружительных поцелуях, что она дарила ему, представлял, как они увидятся снова - случайно, на каком-нибудь приеме, как она вскинет на него свои изумрудные глаза, как ее губ коснется мимолетная улыбка...

Нет, он не может полагаться на волю случая! Да и встречаться с Анжеликой, когда за ними будут наблюдать десятки любопытных глаз, он не хотел. Просить Нинон предоставить им убежище для свидания ему казалось пошлым и недостойным его чувств к девушке. Но желание вновь услышать ее голос, вдохнуть дурманящий аромат ее кожи, прижать к себе ее гибкое тело было непреодолимым. Он перебрал в уме все подходящие варианты, которые дали бы ему возможность встретиться с Анжеликой наедине, и с досадой был вынужден отказался от них. В самом деле, перед ним стояла нелегкая задача - назначить встречу так, чтобы ни ее родственники, ни друзья ничего не заподозрили, чтобы она не почувствовала себя оскорбленной, чтобы он мог увидеться с ней с глазу на глаз... Жоффрей стукнул кулаком по каменной кладке и тут же рассмеялся над собственной горячностью. Да, подумал он, любовь к золотоволосой красавице превратила его в неразумного юнца, но, черт возьми, как же приятно было ощущать вновь бурлящую в жилах кровь и грохочущее в груди сердце, испытывать порывы, о которых он уже позабыл, пресытившись любовью самых разнообразных женщин, к которым не испытывал ничего, кроме мимолетного интереса и легкого пренебрежения, как к красивым игрушкам. После жестоких ударов, которые ему нанесла собственная жена, ему казалось, что он никогда уже не сможет с искренним интересом относиться к женщинам, а в его сердце змеей проникла горечь - частый недуг мужчин, приобретших большой опыт, но не утративших трезвости ума. Теперь же, когда на его жизненном пути появилась Анжелика, он почувствовал, что снова живет, и что все его опасения, сомнения, недоверие тают, словно снег под лучами весеннего солнца. Все казалось незначительным рядом с ней, юной и неопытной феей, не осознающей еще своей колдовской власти над мужскими сердцами, а оттого еще более желанной. Какими чарами она смогла его приворожить, привязать к себе, покорить помимо его воли? Ему нужно было увидеть ее снова, чтобы разобраться во всем...

Пейрак, погруженный в свои мысли, не замечал холода, но порыв пронизывающего до костей ветра, налетевший неизвестно откуда, заставил его зябко поежиться. Да, ему давно уже пора было возвращаться домой, эта прогулка и так слишком затянулась. Но прежде он должен сделать то, зачем пришел сюда - спрятать шкатулку с драгоценностями в основании полуразрушенного алтаря часовни. Маловероятно, что сюда кто-нибудь наведается и найдет его тайник. Если его тревога окажется ложной - что ж, он заберет ларец, когда будет возвращаться домой в Тулузу. Но пока пусть он побудет здесь, надежно спрятанный ото всех, кроме того, кому Жоффрей сможет доверить эту тайну. Задвинув шкатулку в узкую щель под алтарем, граф прикрыл ее камнями, подобранными тут же на полу и, удовлетворенный результатом своих трудов, направился к люку потайного хода. На душе у него стало немного легче, словно ему удалось в очередной раз обойти судьбу.

Поднимаясь по скобам колодца, он заметил какую-то темную тень, склоняющуюся над каменным краем. На секунду замерев, граф с облегчением осознал, что это всего лишь Паскалу.

- Я уже давно жду вас, господин, - проговорил старик, помогая Жоффрею выбраться наружу.

- Не стоило, - отозвался Пейрак, дружески похлопав слугу по плечу. - Ты, наверно, совсем закоченел здесь.

- Это неважно, - расплылся в беззубой улыбке дедушка Паскалу. Услужить хозяину было для него высшей наградой, ради которой можно было стерпеть любые неудобства.

- Ход в отличном состоянии, - проговорил Пейрак и одобрительно кивнул. - Ты отлично несешь службу. Я прикажу выдать тебе вознаграждение.

- Премного благодарен, - слуга низко поклонился.

- А теперь пойдем в дом. Я не отказался бы выпить сейчас бокал красного вина, чтобы согреться, - сказал граф, направляясь к отелю.

Паскалу, поспешно подхватив с земли фонарь, последовал за ним.

- Госпожа графиня уже вернулась? - как бы между делом спросил Жоффрей.

- Да, господин. Узнав, что вас - слава Пресвятой деве! - выпустили из-под ареста, она сказала, что будет ужинать у себя в комнате.

- Очень предусмотрительно, - пробормотал себе под нос Пейрак.

- Приказать накрыть вам в столовой? - подобострастно проговорил старик, желая во что бы то ни стало угодить обожаемому хозяину.

- Пусть принесут поднос с едой в гостиную, - рассеянно проговорил граф. - Я переоденусь после прогулки и спущусь вниз через несколько минут.

- Как вам будет угодно, - с этими словами Паскалу поспешно направился в сторону кухни, около дверей которой сновали слуги, весело переговариваясь и раскатисто смеясь.

Никем незамеченный, Жоффрей вернулся тем же путем, что и уходил. Лишь на миг он задержался в оранжерее, чтобы сорвать с апельсинового дерева цветок флердоранжа. Нежный белоснежный бутон снова разбудил в нем воспоминания об Анжелике и о приеме, который самым невероятным образом перевернул его жизнь. Осторожно обхватив тонкий стебелек пальцами, граф вдохнул чарующий запах, исходящий от полупрозрачных лепестков, и, улыбнувшись краешком рта, направился туда, где хотел бы сейчас находиться меньше всего - в комнату Франсуазы.

Дверь в ее покои была заперта. Он негромко, но настойчиво постучался.

- Марго? - раздался нервный голос из-за дверей.

- Откройте, сударыня, - ровно ответил он.

Несколько томительных мгновений из комнаты не доносилось не звука, потом раздались еле слышные шаги и в замке повернулся ключ. Застыв на пороге и вцепившись рукой в косяк, молодая женщина, бледная, как смерть, тем не менее, с вызовом смотрела на него. Лишь в глубине ее глаз можно было различить страх, лицо же с высоко вздернутым подбородком и упрямо сжатыми губами выражало если не надменность, то фамильную гордость Мортемаров, которой Франсуаза всегда так кичилась. Пейрак в который раз попенял себе за то, что недооценил собственную супругу, за тщеславием и легкомысленностью которой не сразу разглядел железный стержень, несгибаемую волю и желание любыми способами добиться своей цели. Попытка упечь его в Консьержери - это были еще цветочки. Страшно было предположить, какими будут ягодки...

- Вы позволите мне войти? - светски осведомился он, касаясь ладонью двери, чтобы распахнуть ее.

- Думаю, это не очень хорошая идея, - тихо, но непреклонно проговорила Франсуаза.

- О, в самом деле? Отчего же? Вы разве не скучали по мне, мадам? - изобразил искреннее огорчение Жоффрей.

- Не больше, чем вы по мне, сударь, - взгляд ее синих глаз сделался ледяным. - После того, что вы наговорили мне при нашей последней встрече, думаю, нам больше нечего обсуждать.

- Напротив, - усмехнулся граф, - у нас есть множество тем для разговоров. Например, ваш отъезд в Тулузу...

- Мой? - помимо воли воскликнула она. - Но вы говорили...

- Или вы предпочтете стены монастыря? - вкрадчиво продолжил он, не обращая внимания на ее слова. - Говорят, королева Анна Австрийская недавно приобрела для бенедиктинок великолепный монастырь Валь-де-Грас. Кроме того, я слышал, что большим успехом пользуется и монастырь ордена визитандинок в Шайо.

- Вы не посмеете, - сдавленным голосом проговорила Франсуаза.

- Вы так уверены в этом? - он небрежно толкнул плечом дверь, заставив жену попятиться назад, и вошел в комнату. - Вы так набожны, душа моя, так благочестивы, что мне кажется неправильным заставлять вас вести бессмысленную и полную греховных развлечений жизнь здесь, в Париже. Тулуза вас тоже не привлекает, - Пейрак развел руками. - Что же остается?

- Прошу вас, Жоффрей, не будьте жестоки, - лицо женщины дрогнуло, и граф с удовлетворением уловил в устремленном на него взгляде отчаянную мольбу.

Он опустился на пуфик около туалетного столика. Распахнув шкатулку с драгоценностями, Пейрак пропустил между пальцами жемчужное ожерелье, потом достал и расправил на ладони колье с сапфирами, которое недавно подарил Франсуазе.

- Скажите, а вас не трогают страдания бедняков, дорогая? - неожиданно проговорил он, насмешливо взглянув на жену. - Сейчас в моде не только благочестие, но и милосердие. В монастыре вам вряд ли понадобятся все эти украшения, а обитатели Парижского дна будут прославлять вашу доброту вечно, коль скоро вы отблагодетельствуете их таким щедрым пожертвованием...

Молодая графиня выпрямилась.

- Вы хотите, чтобы я извинилась перед вами? Хотите, чтобы я унижалась, валялась у вас в ногах? - голос Франсуазы с каждым словом повышался, и Жоффрей подумал, что еще немного, и она закатит ему настоящую истерику.

- Нет, мадам, ну что вы! - язвительно проговорил он. - Разве такое чудовище, как я, которому самое место в Преисподней, смеет требовать извинений от такого чистого и непорочного ангела, как вы? - граф с треском захлопнул крышку шкатулки. - Каюсь, я был несправедлив к вам, когда вы, как преданная жена, решили навестить меня в тюрьме, и не поверил, что вы сообщили господину де Тюренну о дуэли исключительно из христианских побуждений, - он подался вперед, и глаза его потемнели от гнева. - Как вы сейчас себя чувствуете, сударыня, когда ваш план отправить меня за решетку провалился, а меня отпустили? Правда, мне запрещено до окончательного решения Его величества покидать Париж, но вас-то здесь ничего не держит, не так ли?

Франсуаза промолчала. Только руки, которые она сцепила в замок перед собой, слегка задрожали.

- Вы отвратительны мне, - тихо сказал Жоффрей. - Если раньше я относился к вам, как подобает супругу, то теперь я испытываю чувство гадливости при одной только мысли, что женщина, подобная вам, носит мое имя. Вы - лживое, изворотливое создание, беспринципное и аморальное. Я с удовольствием предпочел бы больше никогда не видеть вас, не слышать, не дышать с вами одним воздухом, но я уверен, что, получив свободу, вы опозорите меня и мой родовой герб самыми гнусными выходками.

Она сделала протестующий жест.

- Вы несогласны? - Пейрак иронично поднял бровь. - Вам кажется, что вы не заслуживаете подобных эпитетов? Смею вам напомнить, что вы предали меня дважды - закрутив роман с маркизом де Монтеспаном и отправив меня в тюрьму. Я не хочу дожидаться следующего удара в спину, мадам. Вам не удасться снова меня одурачить.

С этими словами Жоффрей поднялся и направился к дверям.

- И да, сударыня, когда назначен прием у господина Фуке? - обернувшись, он в упор посмотрел на жену.

- Через неделю, - прошелестела Франсуаза, которая держалась из последних сил, чтобы не расплакаться под его суровым взглядом.

- Прекрасно, - граф кивнул. - У вас уже готов туалет, в котором вы пойдете?

- Это имеет какое-то значение? - она вскинула на него недоумевающий взгляд.

- Несомненно. Вы пока все еще являетесь моей супругой, и ваша обязанность - быть самой нарядной и красивой дамой на этом празднике. Надеюсь, это не будет слишком обременительно для вас.

Оставив ошарашенную Франсуазу осмысливать его слова, он направился к себе. Сопровождать жену на прием у него не было ни малейшего желания, но Жоффрею было необходимо увидеться с суперинтендантом, чтобы обсудить некоторые вопросы, касающиеся Лангедока. К сожалению, его визит в Королевскую академию к мэтру Валантэну оказался напрасным, но кто знает, не сможет ли господин де Мелён поспособствовать его планам. Кроме того, Пейрак был уверен, что у Фуке, известного любителя всего прекрасного и изящного, он встретится с Анжеликой, которую виконт, сраженный красотой девушки, несомненно, тоже пригласит, а ради этого можно было пойти на некоторые неудобства. И конечно же, он должен был показать окружающим, что между ним и Франсуазой царит самое доброе согласие, чтобы даже тень подозрений не коснулась юной мадемуазель из Пуату.

Зайдя в свою комнату, Жоффрей увидел, что на столе - там, где он его и оставил - стоит ларец с драгоценностями. Решив вернуть его на место перед тем, как приступить к ужину, он снова, уже второй раз за день, направился в часовню. Переступая порог молельни, Пейрак весело подумал, что слуги будут поражены таким повышенным благочестием со стороны своего хозяина. Или же решат, что пребывание в тюрьме настроило его грешную душу на религиозный лад. Забавно будет, если завтра он заставит всю челядь истово молиться по нескольку раз на дню и рьяно соблюдать пятничные посты**. Несомненно, тогда они будут костерить его не в пример чаще, чем Дьявола!

Установив на алтарь конделябр с зажженными свечами, граф отпер тайник и поставил туда шкатулку. Немного подумав, он достал из камзола цветок, который сорвал в оранжерее, и аккуратно положил его на резную крышку, словно вместе с сокровищами он оставлял в полутемной нише и тайну своего сердца. Неожиданная мысль пришла ему в голову, когда он поворачивал ключ в замочной скважине. Направляясь в гостиную, где для него был сервирован ужин, Жоффрей уже знал, как встретиться с Анжеликой наедине, чтобы при этом соблюсти все приличия и иметь возможность скрыть их беседу от посторонних ушей...

____________________

*фр. Savon de Marseille - традиционное французское мыло ручного производства из Марселя, которое изготавливается при помощи омыления смеси растительных масел в основном с помощью соды. История марсельского мыла тесно связана с Сирией, с городом Алеппо, где на протяжении тысячетелий делали мыло на основе оливкового масла и масла плодов лавра благородного. После Крестовых походов мыло начало распространяться по Италии и Испании, а затем достигло Марселя. В качестве сырья для марсельского мыла используется оливковое масло Прованса, а в качестве щёлочи - пепел растений, выращенных в солёной воде, в частности солероса.

К 1660 году в Марселе действовали 7 мыловаренных заводов, которые производили около 20 000 тонн мыла. При короле Людовике XIV появился сам термин «марсельское мыло». В то время это было мыло зелёного цвета, которое продавалось в брусках по 5 или 20 кг.

** Пятницы всего года (за некоторыми исключениями) у католиков являются постными днями, вернее, днями воздержания, поскольку связаны с воспоминанием Страстей Христовых.

 Отправлено: 29.12.17 15:41. Заголовок: Глава 36. Анжелика. ..

Глава 36. Анжелика. Сен-Ландри.

Направляясь к воскресной мессе, Анжелика была так рассеянна и задумчива, что Ортанс пришлось несколько раз громко окликнуть ее, когда та, машинально прибавляя шаг, уходила далеко вперед от сестры и сопровождающего их мэтра Фалло.

- Что с тобой сегодня? - недовольно осведомилась прокурорша, крепко взяв девушку за локоть и притянув к себе.

- Мне хочется побыть одной, - огрызнулась Анжелика.

- Подумать о своих грехах перед исповедью? - насмешливо фыркнула Ортанс. - В таком случае, тебе следовало записать их, чтобы не забыть поведать святому отцу обо всех своих проступках.

- В таком случае, и тебе, дорогая сестра, не мешало бы попросить у Бога прощения за твое вечное злословие.

- Сударыни, - раздался рядом возмущенный голос мужа Ортанс, - вы даже перед мессой не можете угомониться - бранитесь, как пара кумушек на рынке.

- Ах, Гастон, - закатила глаза мадам Фалло, - Анжелика невыносима! Вы прекрасно знаете, какие муки я терплю, наставляя ее. И заметьте, безо всякой благодарности с ее стороны, - Ортанс демонстративно перекрестилась, - но со смирением сносить насмешки и оскорбления ради обращения заблудших овец на путь истины - есть важнейший долг каждого христианина.

- Не воображай себя святой мученицей! - чуть не расхохоталась Анжелика над этой комедией. - Все твои слова о смирении и христианском долге - пустое сотрясание воздуха. Ты всегда, даже в детстве, была чопорной ханжой.

- А ты - нахалкой и безбожницей, - осадила ее Ортанс. - Сестры в монастыре не знали каким святым молиться, чтобы тебя поскорее забрали оттуда.

Прокурор, потихоньку наливаясь негодованием, как пузатый графин - красным вином, наконец решительно вклинился между двумя дамами, крепко взяв их под руки.

- Сейчас же прекратите этот балаган! - прошипел он, украдкой оглядываясь по сторонам. - Еще не хватало, чтобы после богослужения все прихожане только и делали, что обсуждали вас!

Анжелика замолчала и стала с преувеличенным вниманием рассматривать приземистую приходскую церковь, которая уже виднелась в конце улицы. Храм, строгий и лаконичный, чьи стены потемнели от времени, был словно напоминанием об эпохе Крестовых походов и рыцарей в железных доспехах. Высокая колокольня с четырьмя узкими башенками по бокам ярко выделялась на фоне утреннего, пронзительно-синего зимнего неба.

Задержавшись перед вытянутым готическим порталом, расположенным на центральном фасаде церкви, Анжелика подняла взгляд к каменному барельефу Девы Марии, укрепленному над широко распахнутыми воротами храма. На коленях у Божьей Матери сидел маленький Иисус, а по обеим сторонам от них стояли коленопреклоненные ангелы. Рука ее была поднята в благословении, а на губах застыла светлая, всепрощающая улыбка.

- Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus, nunc et in hora mortis nostrae. Amen*, - быстро проговорила Анжелика и перекрестилась. Мэтр Фалло одобрительно кивнул.

Войдя под высокие своды, поддерживаемые длинными колоннами, между которыми располагались широкие нефы и капеллы, Анжелика с удовольствием вдохнула запах ладана, горящих свечей, пряных трав и цветов, которые прихожанки предусмотрительно закладывали между страниц молитвенников, желая, чтобы церковь в воскресный день благоухала, как весенний сад. Опустившись на массивную деревянную скамью, Анжелика сложила руки на коленях и, в ожидании начала службы, принялась разглядывать витражи, изображающие эпизоды из жизни апостолов и Иисуса Христа. Все пространство церкви было наполнено разноцветными солнечными бликами, которые скользили по стенам и лицам сидящих на скамьях людей, создавая праздничное настроение. Анжелика на мгновение прикрыла глаза, испытывая радость от погружения в насыщенную ладаном атмосферу длинных церковных служб со звучным голосом священника и музыкой органа. Возможность молиться и думать о спасении души приносила ей покой.

Но вот все пришло в движение - на хорах певчие завели интроит**, из-за алтаря появился кюре и красивым, хорошо поставленным голосом провозгласил:

- Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Господь с вами.

Паства, осенившая себя крестным знамением, дружно отозвалась:

- И со духом твоим.

Богослужение пошло своим чередом. Ничто не нарушало его строгого, торжественного порядка, призванного настроить собравшихся в храме на возвышенный и благочестивый лад. Но вот проповедь!.. Проповедь сегодня потрясла Анжелику до глубины души. Священник, молодой и преисполненный чувства, а оттого невероятно убедительный, заговорил с прихожанами о любви. Не только Анжелика, но и все присутствующие в церкви, пораженные тем жаром, с которым он взялся развивать эту тему, внимали ему чуть ли не с благоговением.

- Судьбы, внешне также несхожие, такие разные, согреваются одним всепоглощающим пламенем, сияющим как для простого смертного, так и во славу Всевышнего - любовью, - в глазах святого отца зажегся огонь подлинной веры, и он распростер руки над паствой. - Мир знает разные формы любви: к чужестранцам, ближним, бедным, компаньонам, друзьям, родителям… наконец, любовь любящих. Чужестранцы, родина которых порабощена и разграблена, вызывают сострадание. Ближних любят за то, что они - источник нашего благополучия, бедных - за то, что мы делимся с ними хлебом насущным, компаньонов - поскольку их убытки наносят ущерб нам, друзей - потому что нам приятно их общество, родителей - ибо мы наследуем им и боимся их прогневить… И лишь любовь любящих проникает в сердце Бога и воистину беспредельна. Правда, такая любовь - редкость. Зато это любовь истинная. Ибо не ведает ни нужды, ни корысти. Она выше здоровья и недуга, процветания и соперничества, сочувствия и безразличия. И охотно жертвует жизнью ради минуты счастья.***

Священник продолжал говорить, но Анжелика уже не слушала его - все ее мысли крутились вокруг того, что она только что услышала. Истинная любовь, любовь любящих, исходящая из сердца, угодная Богу, беспредельная... От глубины и красоты этого чувства у нее захватило дух, но одновременно ей показалось, что она стоит на краю бездны, в которую может рухнуть, сделав неосторожное движение, или же воспарить над ней, влекомая Божьей благодатью, называемой любовью...

После всеобщей молитвы священник вознес Святые Дары над алтарём.

- Через Христа, со Христом и во Христе Тебе, Богу Отцу Всемогущему, в единстве Духа Святого всякая честь и слава во веки веков.

- Аминь, - пробормотала Анжелика, все еще находящаяся под впечатлением от проповеди.

- Тело Христово да сохранит меня для жизни вечной, - раздавалось под сводами церкви. - Кровь Христова да сохранит меня для жизни вечной.

Прихожане стали подниматься со своих мест, чтобы причаститься Святых даров. Приняв от священника гостию**** и отпив из массивной золотой чаши глоток вина, сильно разбавленного водой, Анжелика вернулась на скамью. Оставалось только дождаться благословения и окончания богослужения, чтобы исповедаться, и она очень надеялась, что сегодня таких желающих будет немного.

Тут к ней, сидящей на противоположном от прохода краю скамьи, подошел мальчик, прислуживающий при алтаре, и прошептал:

- Мадемуазель, а вы желаете после мессы покаяться в грехах?

- Да, а что? - Анжелика с удивлением посмотрела на него.

- А то, что я за несколько су проведу вас в исповедальню, где не будет толкаться народ, - он махнул рукой в сторону дальней капеллы. - Ну как, по рукам?

- А почему ты решил облагодетельствовать именно меня? - подозрительно осведомилась она, сощурив на мальчишку свои зеленые, как у кошки, глаза.

- Потому что вы, мадемуазель де Сансе, самая красивая девушка в нашем приходе, - во взгляде юнца горело неподдельное восхищение. - И если вы подарите мне один только поцелуй, то я обещаю, что не возьму с вас ни денье!

- Ну ты и нахал! - шепотом воскликнула Анжелика и тихо прыснула. - По рукам.

- Поцелуй или два су, - со значением посмотрел на нее паренек и, приложив палец к губам, быстро ретировался.

- Ты уже принялась дурить голову мальчишкам, - кисло проговорила Ортанс, поджимая губы. - Да и где - в церкви! Ты неисправима, Анжелика. Да спасет Господь твою душу!

- Спасибо, - язвительно отозвалась девушка, - думаю, твоими молитвами мне вымощена прямая дорога в Рай.

- Твои бы слова - да Богу в уши, - сестра встала со скамьи и направилась в сторону кюре, который только что закончил мессу.

Анжелика же, напротив, пошла в том направлении, которое указал ей служка, и уже через пару мгновений стояла перед исповедальней, почти неразличимой в глубине едва освещенной капеллы. Девушка не могла вспомнить, видела ли она ее здесь раньше, но, возможно, просто не обращала на нее внимания или же она редко использовалась по назначению. Как бы то ни было, предложение мальчика было как нельзя кстати, поскольку Анжелика хотела не просто исповедоваться, но и попросить совета у священника, что было бы непросто сделать при таком количестве народа, когда таинство становилось обычной формальностью и ограничивалось несколькими дежурными фразами.

Из-за колонны вынырнул мальчишка.

- Вы уже забыли про свое обещание, мадемуазель, - он укоризненно посмотрел на нее, и в светло-карих, обрамленных густыми ресницами глазах мелькнула обида.

- Почему ты так решил? - Анжелика потрепала его по непослушным волосам. - Я же стою и жду тебя здесь.

- Правда? - он просиял. - Ну так что же, как вы решили отблагодарить меня?

Девушка достала из бархатного мешочка, подвешенного на поясе, несколько су и протянула их мальчишке. И едва не расхохоталась, увидев, как вытянулось его лицо.

- Спасибо, - вяло промямлил он, сжимая монеты в кулаке.

- А это - за то, что ты самый красивый юноша в Сен-Ландри, - с этими словами Анжелика наклонилась к нему и звонко расцеловала в обе щеки.

Паренек вспыхнул и поднял на нее влюбленные глаза.

- О, - только и смог вымолвить он, а потом опрометью кинулся прочь.

Проводив его взглядом, Анжелика подошла к исповедальне и опустилась коленями на скамью около малиновой завесы, отделяющей ее от сидящего внутри священника.

- Господь да будет в сердце твоём, чтобы искренне исповедовать свои грехи от последней исповеди, - раздался приглушенный голос над самым ухом девушки, и она чуть не вскрикнула от неожиданности.

- Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь, - с трудом выдавила она из себя.

- Продолжайте, дочь моя, - мягкий тембр был преисполнен доброжелательности.

Анжелика задумалась. Еще совсем недавно она твердо знала, какой грех отягощает ее совесть и какого совета попросит у святого отца, но сейчас ее язык словно прилип к нёбу. Она скрестила руки на высокой спинке скамьи и опустила на них голову.

- Почему вы молчите? - в голосе священника отчетливо послышалась легкая ирония. - Исповедь подразумевает, что вы раскажете мне то, в чем желаете покаяться. Иначе я не смогу вам помочь - ведь если больной стесняется показать свою рану врачу, врачебное искусство не способно вылечить того, о чем оно не знает.

- Дайте мне собраться с мыслями, святой отец, - Анжелика подняла голову и прижала пальцы к вискам. Сейчас запах ладана и оплывших свечей вызывал у нее головокружение. Ей отчаянно хотелось немедленно выйти из церкви и полной грудью вдохнуть свежий холодный воздух.

- Что гложет вас? Доверьтесь мне, - снова донесся до нее вкрадчивый голос священника.

- Мною владеют помыслы, неугодные Богу, - наконец произнесла девушка.

- Помыслы не есть деяния, - наставительно проговорил святой отец. - Обязанность христианина, дитя мое, состоит в том, чтобы не поддаваться искушениям, на которые толкает его слабая плоть. Душа же, основа веры, для того и дарована нам Создателем, чтобы противостоять проискам Дьявола.

- А если не тело, а душа требует недозволенного? Если разум отчаянно сопротивляется греху, а сердце жаждет поддаться ему? - голос Анжелики чуть дрогнул. - Что, если помыслы мои ниспосланы мне Богом? А я противлюсь его воле...

- Все, что идет от сердца, есть благо для души. Все, что от разума - гибель. Господь сказал: "Если вы не обратитесь и не станете как дети, не войдете вы в Царствие Небесное". Невинные души следуют только велениям сердца, а потому безгрешны. А вы, если следуете дьявольским проискам разума, губите себя.

- Вы хотите сказать, святой отец, - медленно проговорила Анжелика, - что если мое сердце желает того, что недозволено моралью, я должна уступить его зову?

- Только если это действительно веление сердца, - тихо ответил священник. - Создатель дал нам заповеди, чтобы мы знали, что есть зло, и отличали его от добра. Но также Он, в великой милости своей, даровал нам сердце, чтобы в нем звучал Его голос, который наставлял бы и направлял нас на путь истинный.

- А как узнать, что голос, звучащий в моем сердце, действительно исходит от Бога? Разве Господь желает, чтобы я преступила те законы, которые он установил? Разве хочет, чтобы общество отринуло меня от себя, как заблудшую овцу?

- Возможно, Создатель пошлет вам пастыря для защиты, если те, кто обязаны заботиться о вас, пренебрегут своими обязанностями. Вы никогда не будете одна, дочь моя, если с вами пребудет Господь. И если даже весь мир обратится против вас, но вы будете уверены, что поступаете правильно, то это будет обозначать, что Бог стоит за вашей спиной и направляет вас. Вспомните историю Иова*****, на долю которого выпали немыслимые испытания, но он не отказался от веры в Господа. Вопреки всему, он слышал голос Создателя в своем сердце и не сходил с пути, предначертанного ему свыше. "Неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?" - говорил он. Поразмышляйте над следующим изречением, дитя мое, - человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца. Почему так происходит?

- Потому что пути Господни неисповедимы? - несмело предположила Анжелика.

- Нет, - она почувствовала, что ее собеседник улыбается. - Потому что мы желаем познать замысел Божий несовершенным разумом, а не проницательным сердцем. Вам стоит всего лишь заглянуть в себя, чтобы понять, что истинно, а что нет. И любое сомнение, порожденное разумом, должны отвергнуть, как противное вере.

- Вы окончательно запутали меня, святой отец, - Анжелика покачала головой. - Я пришла сегодня на исповедь, чтобы обрести оружие в борьбе с искушением, укрепиться в своем желании противостоять греху, а вместо этого вы заставили меня сомневаться в себе самой и в правильности моего решения. Еще немного - и я начну сомневаться в Божьем промысле.

- Не позволяйте сомнениям разрушить вашу веру, - мягко пожурил ее священник. - Сомнения в наших отношениях с Богом делают нас подобными морской волне, ветром поднимаемой и развеваемой. Прислушивайтесь к словам, которые говорит вам ваше сердце, и следуйте по пути, который предназначил вам Господь.

- А как же тогда трактовать слова апостола Иоанна, который писал, что ничему нельзя верить слепо? - упрямо проговорила она.

- Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, - живо откликнулся святой отец. - Несомненно, его слова истинны, ибо многие обольстители вошли в мир, - при этих словах Анжелика залилась горячим румянцем, тотчас представив себе, как наяву, графа де Пейрака, который страстно целовал ее в оранжерее Ботрейи. - Дитя мое, слова обольстителя могут искусить разум, плоть, но сердце обмануть они не в силах. Разве мужчина, к которому тянется ваша душа, лгал вам, разве можете вы упрекнуть его в том, что порывы его были неискренни, а чувства - поддельны?

Анжелика вскочила на ноги, и скамья, на которой она стояла, с грохотом упала на пол. Из-за завесы раздался легкий смешок.

- Пожалуй, я не буду сегодня исповедоваться, - сдавленным голосом произнесла девушка, пятясь к выходу из капеллы.

- Чадо, прощаются тебе грехи твои, - смиренно проговорил священник, а потом негромко рассмеялся.

Девушка застыла на месте, как изваяние. Происходящее показалось ей страшным сном, словно сам Дьявол пробрался сегодня в церковь, чтобы погубить ее. Озноб ледяной волной прокатился по позвоночнику, а на лбу выступила испарина. Мальчишка, показавший ей эту исповедальню, представлялся ей теперь злым духом, заведшим ее прямиком в Ад. Она оглянулась назад, туда, где виднелись скамьи, стоящие перед алтарем, и прихожане, которые, исполнив свой христианский долг, с чистым сердцем направлялись к выходу из церкви. Какая тонкая грань отделяла ее сейчас от обычного мира, в который она могла вернуться в любой момент, всего лишь покинув пределы капеллы. Но страх парализовал ее, не давая двинуться с места. Слова молитвы путались у нее в голове, усиливая панику. Господи, это точно происки нечистого! Дрожащей, словно налитой свинцом, рукой она осенила себя крестным знамением.

- Domine Iesu, dimitte nobis debita nostra, salva nos ab igne inferiori******... - шептали ее губы, а сердце буквально выскакивало из груди, колотясь где-то в горле.

- Вы все еще здесь? - вдруг осведомился хорошо знакомый Анжелике голос с пробирающими до костей ироническими интонациями, а завеса, за которой находился святой отец, на проверку оказавшийся посланником Сатаны, всколыхнулась.

Этого не может быть... Это невозможно... Здесь, в церкви... Но тут перед ее мысленным взором предстал Пуатье и собор на главной площади, изящный, словно индусский ларец, с колоколенками в виде сосновых шишек по углам. В ушах отчетливо раздался голос юного пажа: "Ризничий Нотр-Дам-ла-Гранд иногда сдает кафедру и исповедальни тем, кому надо о чем-нибудь поговорить по секрету, подальше от нескромных ушей. Кафедра стоит тридцать ливров, а исповедальни - по двадцать". А что, если?..

Она быстро преодолела расстояние в несколько шагов, отделявшее ее от малинового покрова, за которым скрывался лже-священник, и решительно отдернула тяжелую ткань в сторону.

- Господин де Пейрак, - выдохнула Анжелика, увидев смеющиеся черные глаза и белоснежные зубы, сверкающие в полумраке капеллы. - Это просто чудовищно - то, как вы поступили со мной! - выкрикнула она в запальчивости, а глаза ее полыхнули яростью. - Отвратительно, ужасно, - она прижала руки к горящим щекам.

Граф, не переставая улыбаться, начал подниматься со скамьи, на которой сидел, но Анжелика остановила его резким движением:

- Не приближайтесь ко мне! Иначе я выцарапаю вам глаза, задушу вас, я вас…

Он послушно опустился обратно и с деланной скорбью в голосе осведомился:

- Что же тогда останется от ужасного хромого сеньора, если вы выцарапаете ему глаза?

- Как бесстыдно вы обманули меня, - прошептала Анжелика, на которую вдруг накатила слабость. Она коснулась рукой деревянной стенки исповедальни, ища опоры, и почувствовала под пальцами вырезанные и отполированные резцом мастера затейливые узоры. - Вы действительно Дьявол во плоти...

- Помилуйте, мадемуазель де Сансе, - граф размашисто перекрестился, - дьявольского во мне не больше, чем в любом человеке. А возможно, и намного меньше...

- Я удивляюсь, почему Господь не поразил вас молнией с небес за этот омерзительный фарс, который вы устроили, - она поджала губы, а на ресницах ее блеснули непрошенные слезы.

- Наверно потому, что я говорил то, что думал, и пришел сюда не для того, чтобы оскорбить ваши чувства...

- А для чего же? - ее глаза изучающе взглянули на него.

Вместо ответа Жоффрей де Пейрак встал и привлек ее к себе. Анжелика уперлась ему в грудь руками, но он крепко сжал ее в объятиях, не давая вырваться.

- Вы поверите мне, если я скажу, что искренне раскаиваюсь в том, что не открылся вам сразу, когда вы пришли сюда? - негромко произнес он, одной рукой удерживая девушку, а другой - нежно касаясь ее щеки, чтобы заглянуть в глаза. - Клянусь честью, я так и собирался поступить!

- И что же вам помешало? - прекратив сопротивление, она в упор посмотрела на него.

Он не отвел взгляда.

- У меня нет никакого другого оправдания, кроме того, что я хотел немного поддразнить вас, - Жоффрей обезоруживающе улыбнулся. Эта улыбка странным образом изменила лицо мужчины, едва различимое в полутьме, и сейчас в его облике промелькнуло что-то мальчишеское, задорное, искреннее, словно она на мгновение заглянула ему прямо в сердце.

- Почему же вы продолжили этот недостойный спектакль? - Анжелика, руки которой еще совсем недавно с силой упирались в грудь графа де Пейрака, чтобы оттолкнуть его от себя, теперь обессиленно лежали на его плечах.

Почувствовав перемену в ее настроении, он с волнующей нежностью в голосе прошептал:

- Когда вы начали говорить, открывать тайны, сокрытые в глубине вашей души, я, признаюсь, захотел узнать еще больше - то, что вы прячете ото всех, что мучает и тревожит вас. Вы можете мне не верить, но единственным моим желанием в тот момент было развеять ваши сомнения, поддержать вас, сказать, что в этом мире вы не одиноки и можете рассчитывать на участие искренне любящих вас людей... Вы же внимательно слушали сегодняшнюю проповедь? - он улыбнулся краешком рта. - Любовь любящих проникает в сердце Бога и воистину беспредельна. Эта любовь истинная, она не ведает ни нужды, ни корысти, она выше здоровья и недуга, процветания и соперничества, сочувствия и безразличия... Познать такую любовь есть величайшее счастье на земле, но, как уверил нас уважаемый святой отец, она - большая редкость. И тем более удивительно, что в ваших сегодняшних откровениях, которые не были предназначены для моих ушей, но все же -
хвала Создателю! - были мною услышаны, говорилось именно о такой любви.

Анжелика вскинула на Жоффрея глаза, в которых легко читалось смущение.

- И ради того, - продолжал он, - чтобы услышать их вновь, я готов подвергнуться любой каре, на которую вы пожелаете меня обречь.

Ему удалось найти нужный тон, чтобы ее гнев и раздражение улеглись, а на смену им пришло желание посмеяться над всей этой ситуацией, которая сейчас не казалась Анжелике такой уж возмутительной. В самом деле, расскажи ей кто-нибудь, что мужчина - обманом ли, подкупом - проник в исповедальню, чтобы наедине увидеться с девушкой, которая ему небезразлична, разве она не посчитала бы это забавным и невероятно романтичным? И просто удивительно, насколько убедителен он был в роли исповедника! Она ни на секунду не усомнилась в том, что действительно говорит с настоящим священником.

- Вы вгоняете меня в краску, мессир, - наконец произнесла она. - Думаю, сегодня я и так уже слишком много наговорила, не зная, кто стал свидетелем моих признаний, чтобы продолжать их, глядя вам прямо в глаза. И кроме того, как теперь быть с тайной исповеди? - по ее губам скользнула лукавая улыбка.

- Она навсегда сохранится здесь, - граф торжественно приложил руку к груди. - Клянусь, что никто и никогда не узнает того, что вы мне рассказали.

- Могу ли я вам верить, господин де Пейрак? - задумчиво проговорила Анжелика и, движимая каким-то ниспосланным свыше порывом, положила свою ладонь поверх его.

- А что говорит вам ваше сердце? - тихо спросил он, переплетая ее пальцы со своими. - Ваши признания, которые потрясли меня до глубины души, в то же время открыли мне правду, которую я не осознавал до конца - всю глубину моего чувства к вам... - от его обычной иронии теперь не осталось и следа, а голос был наполнен неподдельной искренностью.

Девушка опустила ресницы. Всем своим существом она стремилась к мужчине, который сумел завладеть ее мыслями и желаниями, который теперь знал ее главную тайну - то, что она любит его... И который ясно дал ей понять, что ее чувство взаимно. Безудержная радость наполнила ее всю - до кончиков пальцев, а на губах расцвела ослепительная улыбка.

- Анжелика, - глухо произнес он, наклоняясь к ней, чтобы поцеловать.

- Анжелика! - одновременно раздался сзади визгливый голос Ортанс, которая, видимо, обнаружив ее долгое отсутствие, пошла разыскивать сестру, заглядывая во все укромные уголки церкви.

Отпрянув от графа, Анжелика быстро подняла с пола упавшую скамейку и опустилась на нее коленями. Жоффрей, давясь беззвучным смехом, в мгновения ока задернул разделившую их занавесь. Мадам Фалло, стоящая на пороге едва освещенной капеллы, сощурилась, внимательно вглядываясь в полумрак и ища глазами сестру.

- Ортанс, - Анжелика изобразила бурное негодование, - что ты здесь делаешь?

- Ох, прости, - пробормотала сестра, разглядев наконец очертания исповедальни и коленопреклоненную Анжелику возле нее.

Из-за бархатного покрова раздалось:

- Бог, Отец милосердия, смертью и воскресением Сына Своего примиривший мир с Собою и ниспославший Святого Духа для отпущения грехов, посредством Церкви Своей пусть дарует тебе прощение и мир. И я отпускаю тебе грехи во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Ортанс набожно перекрестилась и поспешно отступила на несколько шагов назад.

- Господь всемогущий, я же совсем забыл назначить вам эпитимью*******! - еле слышно ахнул граф де Пейрак.

Анжелика зажала себе рот рукой, чтобы не расхохотаться в голос.

- И какое же покаяние вы наложите на меня, святой отец? - наконец выговорила она сквозь смех.

- Ничего непосильного для столь искреннего сердца и чистой души, как у вас, - проговорил он, и его тон вдруг стал серьезным. - Обещайте мне подумать над тем, что я сказал вам. Прислушайтесь к себе и честно ответьте - готовы ли вы пренебречь всем ради того, кто ничего не может вам дать, кроме своей любви...

Анжелика вздрогнула. Впервые он заговорил с ней так открыто, впервые высказал то, что долго хранил под маской иронии и светской учтивости. Готова ли она была ответить на его призыв? Готова ли была полностью изменить свою жизнь ради него?

- Не отвечайте сейчас, - мягко продолжал он. - Подумайте. Но если ваше сердце чувствует то же самое, что и мое, то дайте мне знать об этом...

- Я обещаю подумать, - она поднялась со скамьи и, машинально осенив себя крестным знамением, направилась в сторону Ортанс, которая с нетерпением ожидала ее около выхода.

- Наконец-то! - воскликнула сестра. - Хотелось бы мне знать, какие грехи задержали тебя так надолго! - ее глаза, словно буравчики, впились в Анжелику.

- Об этом известно только мне и Богу, - ответила девушка, голова которой шла кругом от разнообразных мыслей. Остаться одной - вот все, чего она сейчас желала. Разобраться в себе, осмыслить произошедшее, принять решение, быть может, самое важное в ее жизни...

Выйдя на улицу, Анжелика остановилась и подняла голову к барельефу девы Марии, на который любовалась утром. "Бог есть Любовь", - словно наяву, услышала она мелодичный голос у себя в голове. Или же он шел из глубины сердца?..

________________

* Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь.

** Интроит (лат. introitus - вступление, вход), входное песнопение - в западных литургических обрядах один из элементов литургии, входящий в состав начальных обрядов и открывающий собой мессу.

*** Гостия (от лат. hostia - "жертва") — евхаристический хлеб в католицизме латинского обряда. Гостии выпекаются из пресного теста, состоящего исключительно из муки и воды. Для их изготовления с XII века используются специальные формы с рельефными изображениями распятия, агнца и других христианских символов, благодаря чему эти изображения отображаются на выпеченных гостиях.

**** Текст проповеди взят из письма мадемуазель Буржуа, монахини, с которой Анжелика познакомилась в Америке.

***** Иов - главный персонаж библейской книги Иова. История непревзойденных страданий Иова, который, будучи замечательным гражданином и честным, справедливым человеком, имел так много и так много потерял, поднимает вопрос о природе страдания, ответить на который человечество бессильно. Христианский мыслитель Сёрен Кьеркегор видел в речах Иова больше мудрости, чем во всех трудах Гегеля. Он противопоставлял интуитивное постижение Божественной воли Иовом рациональным построениям Сократа и других философов, верящих в силу разума.

****** О, милосердный Иисус! Прости нам наши прегрешения, избавь нас от огня адского...

******* Епитимья - вид церковного наказания для мирян в христианской Церкви; имеет значение нравственно-исправительной меры. В латинском обряде Католической церкви епитимья назначается священником кающемуся, как правило, во время каждой исповеди. За исключением особых случаев епитимья заключается в прочтении определённого количества молитв.

 Отправлено: 29.12.17 15:43. Заголовок: Традиционная исповед..

Традиционная исповедальня в церкви Танна во Франции.



Для создания нужного настроения слушала саунд к фильму "Le Libertin" 2000 года. В частности: Joyeux Anniversaire (A Capella) Bruno Coulais, Gloria (A Capella) Bruno Coulais, La Folie du Cardinal Bruno Coulais.

 Отправлено: 07.01.18 20:23. Заголовок: Глава 37. Фуке. Сен-..

Глава 37. Фуке. Сен-Манде.

Имение Сен-Манде всегда было излюбленной резиденцией Николя Фуке - здесь он бывал чаще всего. Одной из главных причин, по которой он приобрел это поместье, была близость Венсенского замка, где проводил часть лета королевский двор. Это позволяло суперинтенданту часто наведываться в резиденцию монарха и принимать у себя её обитателей. Особняк, изначально весьма скромный, при Фуке полностью преобразился: Шарль Лебрен, который занимался росписью гостиных, прихожих, кабинетов, спален и библиотек, превратил дом в волшебную шкатулку из сказки "Тысяча и одна ночь" - настолько же красивую, насколько и роскошную. Лепнина на потолке, изящная мебель, скульптуры, картины знаменитых художников: все поражало воображение и служило одной цели - показать утонченный вкус и богатство хозяина Сен-Манде.

Сады, простиравшиеся вплоть до Венсенского замка, которыми занимался садовник Жак Бессеман, были засажены ровными аллеями из тисов и елей, украшены бесчисленными фонтанами; по весне там благоухали распускающиеся тюльпаны, а глаз радовала уникальная коллекция анемонов, которая была гордостью виконта. При доме находились конюшни и зверинец с хищными животными, куда он любил водить гостей поместья.

Библиотека, унаследованная Фуке от отца, содержала около тридцати тысяч книг и более тысячи манускриптов, украшенных фамильным гербом суперинтенданта. В кабинете, где хранились бесценные тома, хозяин дома обычно принимал посетителей. И сейчас, сидя за богато инкрустированным столом из эбенового дерева, столешница которого была покрыта тонко выделанной коричневой кожей, он тихо закипал от гнева, слушая нескончаемые обвинения своего брата Базиля*.

- Восемнадцать миллионов! Восемнадцать! - тем временем кричал тот, расхаживая по кабинету и размахивая руками. - Ты окончательно потерял стыд! Спустить целое состояние на карты и шлюх! Я уже молчу о тех деньгах, которые ты тратишь на обустройство Во-ле-Виконт! Этот огромный парк, фонтаны, каналы - ты пускаешь по ветру вверенные тебе деньги Франции!

- Я в своем праве, Базиль, - Николя сцепил руки в замок и с громким стуком опустил их на стол. - Те услуги, что я оказываю Его величеству и лично кардиналу Мазарини, должны хорошо оплачиваться, ты не находишь? Только за последние полгода я раздобыл для них двадцать миллионов, которые мне дали в долг, полагаясь только на мое слово. И большую часть денег мне уже удалось вернуть. Как видишь, все в выигрыше, а твои претензии просто смехотворны.

- Ты уже давно перепутал государственную казну с собственным карманом! - воскликнул аббат и, подойдя к столу, за которым сидел брат, навис над ним, подобно коршуну.

Суперинтендант откинулся на спинку кресла, обитого мягкой кордовской кожей, и демонстративно поморщился.

- Тебя ждет опала! И ты потащишь за собой всю семью! Подумай об этом, - указательный палец Базиля взметнулся вверх, и он стал похож на проповедника, грозящего с амвона грешникам небесной карой.

- У меня достаточно друзей, которые вступятся за меня, - небрежно отмахнулся Николя. - А после смерти Мазарини, которому уже недолго осталось, я займу место первого министра. И тогда никто не посмеет тронуть меня... И тебя, - со значением добавил он, посмотрев на Базиля.

- Если тебя раньше не прикончит на дуэли какой-нибудь несчастный муж-рогоносец, чью жену ты осчастливил своим вниманием, - проворчал аббат, потихоньку успокаиваясь.

Николя Фуке широко улыбнулся.

- Я люблю женщин и щедр по отношению к ним, - развел он руками. - Разве хоть одна из них может считать себя недовольной или оскорбленной связью со мной? Да и их мужья не должны быть в обиде на меня - ведь я выбираю только лучших из лучших, и мое внимание к их очаровательным спутницам жизни должно льстить им.

- Моли Бога, брат, чтобы никто из них не услышал твоих слов, иначе они разорвут тебя на куски! - снова начал заводиться младший Фуке.

- О, ты нагнал на меня страху, Базиль! - расхохотался Николя. - Теперь, пожалуй, я перестану выходить из дома, опасаясь напороться на чью-нибудь шпагу. Или, возможно, ты сам выступишь моим тюремщиком, как некогда являлся им для прекрасной Бутвиль**?

Аббат пошел красными пятнами.

- Не смей произносить ее имя в моем присутствии, - придушенным шепотом выдохнул Базиль. - Иначе...

- О, я посмею даже пригласить ее на маскарад, который состоится у меня здесь, в Сен-Манде, через несколько дней! - довольный тем, что смог уязвить брата, Николя разве что не потирал руки от удовольствия. - Ты тоже приглашен, - он скептическим взглядом окинул темный строгий наряд аббата, больше подходящий служащему магистратуры и украшенный лишь воротником и манжетами из белоснежного фландрского полотна. - Но я настоятельно рекомендую тебе выбрать костюм понаряднее, чтобы составить достойную конкуренцию герцогу Макленбургскому***, который, говорят, настолько потерял голову от твоей черноглазой прелестницы, что даже решился на расторжение брака со своей женой, Кристиной-Маргаритой.

- Это ложь! - выкрикнул окончательно вышедший из себя Базиль. - Ты просто издеваешься надо мной!

- Нисколько, - суперинтендант продолжал улыбаться. - Уверен, что дело выгорит, поскольку Франции очень выгоден этот союз. А мадам де Шатийон весьма предана интересам короны, - с легким сарказмом в голосе закончил он.

- Несомненно, настолько же, насколько супруга покойного маршала Жака де Ружа**** предана тебе, брат, - ядовито ответил аббат. - Она ведь тоже будет присутствовать на приеме, не так ли?

- Если пожелает, - тон Николя Фуке сделался ледяным. - Я почту за великую честь принимать Ее светлость у себя.

- Интересно, как долго она будет носить маску безутешной вдовы? Бьюсь об заклад, уже в середине вечера она сменит ее на более легкомысленную: например, любовницы хозяина приема - господина суперинтенданта, - продолжал язвить Базиль, не замечая, как бледнеет и играет желваками Николя.

- Ты не смеешь порочить честь мадам де Руж своими грязными домыслами! - загремел виконт, резко поднявшись со своего кресла. - Ей не место в одном ряду с такими шлюхами, как мадам де Шатийон, за репутацию которой ты так рьяно вступаешься! Она наставляла тебе рога с каждым, кто попадал в ее поле зрения: герцог Немурский, герцог де Бофор, принц Конде, маршал Окенкур... Мне продолжать этот бесконечный список? А ты не устаешь бегать за ней, как собачонка! Ты жалок и смешон!

- Мы еще посмотрим, кто веселее посмеется, брат, - скрипнул зубами аббат и направился к выходу из библиотеки. - Я ли, когда нелепые слухи о возможной свадьбе Элизабет-Анжелики с герцогом Макленбургским окажутся всего лишь глупыми домыслами недалеких сплетников, вроде тебя, или ты, когда рано или поздно вскроется твоя скандальная связь с Сюзанной де Руж, и ее безупречной репутации придет конец!

- Убирайся вон! - выкрикнул ему вслед Николя Фуке, но дверь за спиной Базиля уже успела захлопнуться. Суперинтендант тяжело рухнул в кресло. - Кретин, полоумный идиот!

В дверном проеме показалась голова лакея, который испуганно таращился на хозяина дома. Видимо, отголоски ссоры виконта де Мелён с братом разнеслись далеко за пределы библиотеки.

- Чего тебе? - отрывисто бросил Николя, безуспешно пытаясь придать лицу равнодушное выражение. Внутри у него все еще клокотали ярость и гнев.

- К вам посетитель, господин Фуке, - слуга подобострастно поклонился. - Маркиз дю Плесси-Бельер. Прикажете проводить?

Суперинтендант мгновенно подобрался. Семейные склоки могли подождать: Базиль еще пожалеет о своих неосторожных словах - он заставит его пожалеть, но позже. Сейчас у виконта были дела поважнее. Речь шла о его добром имени, свободе, а, возможно, и жизни...

- Веди, - он махнул рукой лакею и несколько раз глубоко вздохнул, чтобы окончательно избавиться от остатков раздражения.

Молодой мужчина, который через несколько мгновений зашел в кабинет, произвел на Николя Фуке неоднозначное впечатление. Виконт, который с первого взгляда привык безошибочно оценивать людей, сейчас пребывал в легком замешательстве. Одна черта в облике визитера резко контрастировала с другой. Его нельзя было с полной уверенностью отнести ни к самодовольным и грубоватым военным, хотя, как Николя знал, он только что прибыл из расположения вверенной ему части, ни к льстивым и лицемерным придворным, а между тем дю Плесси принадлежал к свите Филиппа, брата короля. Больше всего маркиз напоминал бастион, возвышающийся над бескрайней равниной, заполненной врагами. Неприступный и величественный, он своим обманчивым изяществом привлекал к себе любителей легкой добычи, чтобы потом безжалостно расправиться с ними. Смертоносный клинок, спрятанный в кружевах... "Неудивительно, что герцог Анжуйский*****, горячий поклонник любви по-итальянски, приблизил к себе этого ледяного красавчика", - усмехнулся про себя суперинтендант, оценив и безупречные черты лица молодого человека, и его безукоризненный внешний вид. Изысканный костюм из светло-зеленого бархата, отделанный затейливым золотым шитьем, изображающим птиц и цветы, смотрелся на нем несколько экстравагантно, но великолепно. Широкополая белая шляпа с зеленым плюмажем была надета поверх роскошного светлого парика. На слегка припудренном бледно-розовом лице, обрамленном длинными локонами, тонкая полоска светлых усов выглядела нарисованной. Его глаза удивительно прозрачного голубого цвета отливали зеленью. Но, несмотря на тщательно продуманный наряд, внимательному наблюдателю сразу становилось понятно, что внешний вид волнует маркиза меньше всего - это было не более, чем маской, данью господствующему при дворе культу красоты и роскоши. Лицо Филиппа дю Плесси оставалось совершенно бесстрастным, а поза - неподвижной, словно он был еще одной статуей в бесценной коллекции Сен-Манде. Взгляд его, холодный и застывший, напоминал скорее взгляд змеи, нежели живого человека. Змеи перед смертельным броском... Виконт невольно вздрогнул. Да, с ним надо держать ухо востро!

Молчание, повисшее в кабинете, стало почти невыносимым, пока маркиз наконец-то не снял шляпу и не поприветствовал Николя Фуке с абсолютно безучастным выражением лица, словно тот был не всесильным суперинтендантом, а малознакомым прохожим, случайно встреченным им на прогулке в садах Тюильри.

- Виконт де Мелён, - чуть склонил голову молодой человек.

- Маркиз дю Плесси, - в тон ему холодно кивнул Фуке. Какая надменность!

- Могу я узнать, сударь, зачем я здесь? - высокомерно осведомился маркиз, снова застыв в своей неподвижности, словно в невидимых доспехах.

- Всему свое время, мессир, - суперинтендант откинулся в кресле и в упор посмотрел на своего собеседника.

Несомненно, молодому дю Плесси претило, что его, дворянина, вызвали к себе, как простого слугу, и доводило до бешенства то, что ему пришлось исполнять чужую волю вопреки собственной. "Что ж, - с некоторой долей злорадства подумал Фуке, - гордыню должно смирять, особенно у таких напыщенных представителей аристократии, для которых родовой герб заслоняет все остальное человечество". У него не было ни малейшего желания вести себя по-дружески с этим заносчивым воякой, помешаным на вопросах этикета. Кроме того, он крепко держал маркиза в руках, зная нелицеприятные тайны из его прошлого, способные загубить столь блестящую репутацию и стремительно развивающуюся на полях сражений карьеру.

- Я наслышан о ваших военных успехах, - продолжал суперинтендант все тем же холодным тоном. - Ваш отец мог бы гордиться вами.

Филипп дю Плесси ничего не ответил. Он смотрел куда-то поверх головы собеседника, словно этот разговор его ни в коей мере не касался.

- Чрезвычайные обстоятельства заставили меня вызвать вас в Сен-Манде. Обстоятельства, касающиеся напрямую вас и вашей семьи, - виконт сделал многозначительную паузу, - и достопамятных событий в Плесси, которые имели место быть много лет назад. Надеюсь, вы еще не забыли о той неприятной ситуации?

Он с удовлетворением увидел, что маркиз стал бледным и напряженным, а в его глазах наконец-то появился хоть какой-то интерес, пришедший на смену недавнему презрительному равнодушию.

- К чему извлекать на свет эти замшелые истории? - наконец произнес он ровным тоном, мгновенно овладев собой. - Прошлое - это прошлое.

- Если оно похоронено и забыто - несомненно, - кивнул суперинтендант. - Но если оно настойчиво напоминает о себе, грозя обернуться огромными неприятностями в будущем, то игнорировать его - глупо и недальновидно. А вы как считаете, сударь? - их взгляды на мгновение скрестились, как безжалостные клинки на поле боя, но Фуке с честью выдержал эту схватку.

- Думаю, вам уже пора перестать ходить вокруг да около и сообщить мне, наконец, в чем, собственно, дело, - по-военному резко, но при этом небрежно ответил Филипп дю Плесси-Бельер.

Он все еще думал, что выйдет победителем из этого сражения, как, видимо, происходило всегда. Но на этот раз ему придется подчиниться воле того, кто держит в своих руках судьбы Франции, и его - в том числе. Он, Николя Фуке, заставит маркиза сделать то, для чего он его вызвал.

- В вашей очаровательной кузине Анжелике де Сансе, - виконт позволил себе улыбнуться, внимательно вглядываясь в исказившиеся на мгновение безупречные черты молодого дю Плесси. - Помнится, ваш покойный отец всегда был уверен, что она не имеет никакого отношения к похищению ларца с ядом из комнаты принца Конде, но я все же сомневался на этот счет. И наша с ней недавняя встреча подтвердила мои подозрения.

- Я не виделся с ней уже много лет, - медленно проговорил маркиз, а его рука судорожно сжалась на эфесе шпаги.

- А я, представьте себе, имел счастье познакомиться с юной мадемуазель на приеме в отеле Ботрейи, устроенном господином де Пейраком из Тулузы несколько недель назад, - с наигранным весельем произнес виконт. - Обворожительна, просто обворожительна! Признаюсь, у меня возникло желание поухаживать за ней - конечно же, исключительно в интересах нашего общего с вами дела! - но потом я решил, что ваше внимание она примет более благосклонно. И оно вызовет куда меньше подозрений...

Филипп дю Плесси-Бельер воззарился на суперинтенданта с таким неподдельным изумлением, что Фуке громко расхохотался.

- Признайтесь, маркиз, вам ведь по душе такая необременительная миссия? - вкрадчиво проговорил он. - Потанцевать с вашей восхитительной кузиной несколько танцев, погулять с ней по аллеям Сен-Манде, возможно, сорвать поцелуй с ее прекрасных уст? - не давая молодому человеку вставить хоть слово, Фуке продолжал: - Через несколько дней я устраиваю маскарад, и мадемуазель де Сансе уже отправлено приглашение, которое она не посмеет проигнорировать, опасаясь вызвать мои подозрения, и вам представится возможность воплотить в жизнь этот замечательный план. Ну же, соглашайтесь, мессир, - виконт чуть подался вперед, - вы в любом случае останетесь в выигрыше, ведь взамен я попрошу у вас только информацию о ларце, если у вас получится выудить ее из вашей милой кузины. А у вас получится, я в этом не сомневаюсь, - в голосе Николя Фуке вдруг прорезались стальные нотки.

Филипп нахмурился, и в глубине его глаз зажегся нехороший огонек.

- Стоило ли отвлекать меня подобной безделицей? Я служу королю и Франции, и у меня нет времени на бессмысленные ухаживания, - с оттенком презрения в голосе проговорил он. - Есть гораздо более действенный и простой способ, который позволил бы окончательно похоронить всю эту неприятную историю. Навсегда! - дю Плесси закончил фразу своим обычным скучающим тоном, от которого бросило бы в дрожь любого более впечатлительного человека, чем виконт де Мелён. Но тот и бровью не повел.

- Нет, этого недостаточно. Мало ли, кому мадемуазель де Сансе могла рассказать о ларце? Или показать, где его спрятала... Молодые девушки так беспечны, - Фуке притворно вздохнул и покачал головой. - К тому же, от этой, как вы выразились, безделицы зависят наши с вами судьбы. Думаю, маркиз, несмотря на всю вашу занятость, направленную на благо Франции, вы все же найдёте время для встречи с вашей родственницей, - с нажимом закончил суперинтендант.

Филипп дю Плесси-Бельер погрузился в раздумья. Его льдисто-голубые глаза под полуопущенными длинными ресницами потемнели, а уголки губ опустились, придавая его лицу оттенок легкой грусти, словно он разделял сожаления виконта по поводу своей легкомысленной кузины.

- Вы получите ваш ларец, господин Фуке, - наконец холодно отчеканил он и, не произнося больше ни слова, направился к двери, твердо впечатывая каблуки нарядных туфель в мягкий ворс ковра, словно находился на плацу, а не в покоях суперинтенданта.

Проводив дю Плесси взглядом, виконт налил себе вина из стоящего рядом хрустального графина и довольно улыбнулся, как кот, поймавший увертливую мышь. Подняв бокал, словно салютуя собственной хитроумности, он еще раз поздравил себя со столь идеально подобранной кандидатурой для того деликатного дела, которое он желал провернуть, оставшись при этом в тени. Можно было с уверенностью утверждать, что молодой хищник не выпустит из зубов добычу. А добыча, вне всяких сомнений, сама с радостью подставит горло этому безжалостному волку с лицом ангела.

"Прекрасно, Николя, просто прекрасно...", - улыбнулся Фуке, обнажив в улыбке острые зубы. В этот момент он, как никогда, походил на ту эмблему, которую некогда избрал своим гербом. Она висела сейчас прямо перед ним, над дверью, за которой только что скрылся маркиз дю Плесси-Бельер: карабкающаяся вверх белка, чьи сильные лапы попирали девиз, вьющийся лентой в основании гербового щита: "Quo non ascendam?"******...

_____________________

*Аббат Базиль Фуке. Получал доход с бенедиктинского аббатства Барбо, аббатства Риньи и аббатства Сан-Жуинь Нуайе-Мопертюи, президент судебной палаты Арсенала, начальник тайной полиции Мазарини.

**Элизабет-Анжелика де Монморанси-Бутвиль, мадам де Шатийон, герцогиня Мекленбургская, называемая "Прекрасная Бутвиль" - французская аристократка, известная любовными похождениями и участием в политической борьбе во время Фронды. В 1655 году мадам де Шатийон была арестована по приказу Мазарини. Кардинал намеревался посадить её в Бастилию, но руководитель его тайной полиции аббат Базиль Фуке (брат Никола Фуке), влюбленный в Элизабет-Анжелику, ограничился домашним арестом, и почти все время проводил с задержанной, что вызвало различные слухи.

***Кристиан - сын герцога Адольфа Фридриха I Мекленбургского и его супруги Анны Марии, дочери графа Энно III Остфрисландского. После смерти отца 27 февраля 1658 года стал единоличным правителем герцогства Мекленбург-Шверин. Первым браком был женат на своей двоюродной сестре Кристине Маргарите, второй дочери Иоганна Альбрехта II Мекленбургского.

****Жак де Руж, маркиз дю Плесси-Белльер, был женат на Сюзанне де Брук де Монплезир, предполагаемом прототипе Анжелики в романе Голон.

*****Только после смерти своего дяди герцога Гастона Орлеанского в 1660 году Филипп стал герцогом Орлеанским, а до этого он носил титул герцога Анжуйского.

******Дворянским гербом Фуке было изображение карабкающейся вверх белки, с подписью Quo non ascendam? (Куда не заберусь?). На бретонском наречии "Fouquet" значит белка. Девиз 'Quo non ascendam? (Куда не заберусь?), интерпретируется как "Каких высот не достигну?".

 Отправлено: 07.01.18 20:26. Заголовок: Дамы, с Рождеством! ..

Дамы, с Рождеством!

В подарок от меня новая глава и новый герой - Филипп дю Плесси-Бельер!

 Отправлено: 18.01.18 15:29. Заголовок: Атенаис. Сен-Манде. ..

Атенаис. Сен-Манде. Маскарад.

- Рад приветствовать вас в Сен-Манде, прекрасная Атенаис! - Николя Фуке склонился в изысканнейшем поклоне перед мадам де Пейрак.

Одетый по итальянской моде эпохи Возрождения, он представлял собой величественное зрелище: просторный, отделанный мехом парчовый плащ, наброшенный поверх короткой куртки из набивного бархата с широкими рукавами, из-под которой пышными буфами была выпущена белоснежная сорочка, придавали ему портретное сходство с некогда могущественнейшими провителями Флоренции - Медичи. Головным убором суперинтенданту служил широкий черный берет без полей, украшенный спереди массивной золотой медалью.

- Где же ваша маска, сударь? - кокетливо осведомилась Франсуаза, протягивая ему руку для поцелуя.

- Хозяину дома не пристало прятать лицо от своих гостей, - широко улыбнулся виконт. - Но, я вижу, мадам, вы тоже пренебрегли этим аксессуаром.

- О, она не подходила к моему костюму! - молодая графиня коснулась изящного серебряного шлема, украшенного страусиными перьями и венчающего ее высокую прическу, состоящую из каскада мелких упругих локонов, которые ореолом окутывали ее очаровательное личико.

- Я не ошибусь, если скажу, что сама Афина Паллада сошла сегодня с Олимпа, чтобы почтить своим присутствием наш скромный праздник? - Николя Фуке чуть склонил голову набок, откровенно любуясь своей собеседницей.

- Вы, как всегда, проницательны, мессир де Мелён, - Франсуаза поднесла к губам веер, чтобы скрыть лукавую улыбку.

- Господин де Пейрак, - суперинтендант учтиво раскланялся с графом. - Надеюсь, сегодняшний прием не заставит вас скучать. Хотя, конечно, затмить праздник, который вы устроили в Ботрейи, мне вряд ли удастся.

- Уверен, что мне есть, чему у вас поучиться, виконт. Даже до Лангедока доходили слухи о грандиозности устраиваемых вами торжеств.

- Мы тоже наслышаны о тулузском Отеле веселой науки, - подала голос молодая женщина, стоявшая чуть позади суперинтенданта и до этого не произносившая ни слова.

Франсуаза перевела на нее удивленный взгляд. Увлеченная беседой с хозяином дома, она и внимания не обратила на его спутницу.

- Моя супруга, Мария-Магдалина, - виконт взял жену за руку и заставил ее сделать шаг вперед.

- Я в восхищении, мадам. Вы словно сошли с портретов художников эпохи кватроченто*. Такая изящность черт, такая одухотворенность во взгляде... - граф де Пейрак отвесил ей любезный поклон.

Привыкшая всегда находиться в тени своего мужа и теперь смущенная неожиданным для нее вниманием, мадам Фуке присела в легком реверансе. Франсуаза почти с жалостью посмотрела на нее. Не иначе, как Жоффрей решил польстить этой дурнушке. Расчесанные на прямой пробор каштановые волосы сзади были собраны в низкий хвост и перевиты золотым жгутом. Верхнее платье с глубоким треугольным вырезом было спереди отрезное под грудью, а по спине сшито, как мантия. К платью были привязаны съемные рукава с поперечным разрезом на локте, а декольте закрывала вставка, богато украшенная вышивкой. Узкие рукава и гладкая прическа делали ее миниатюрнее и младше своего возраста - ей можно было дать не больше 17 лет, что подчеркивалось бледностью лица и какой-то болезненной скромностью, тем более странной у дамы, чей муж занимал столь высокое положение. Да и платье глубокого винного цвета с широкими ниспадающими складками, которое другую женщину превратило бы в королеву, ее, как ни парадоксально, сделало еще более незаметной. Ей совершенно не нужна была маска, которую она застенчиво теребила в руках, - настолько она была безлика.

- Позвольте я провожу вас к гостям, мадам де Пейрак, - обратился суперинтендант к Франсуазе, и она с удовольствием оперлась на предложенный ей локоть.

За ними последовали граф де Пейрак и Мария-Магдалина.

- Ваша кольчуга, сударыня, - услышала молодая графиня голос Фуке, склонившегося к ее уху, - надеюсь, вы не думаете, что кто-то посмеет покуситься на вашу жизнь здесь, в Сен-Манде?

- О, конечно же нет! - воскликнула Франсуаза, рассмеявшись, и коснулась рукой своего корсажа, украшенного листовым серебром, чей рисунок действительно напоминал металлический доспех древних времен. - Но она будет мне надежной защитой от завистливых взглядов и оскорбительных выпадов.

- Думаю, богине не смогут повредить бессильные попытки простых смертных уязвить ее, - Фуке поднес ее руку к своим губам. - Вот ваши подданные, мадам, поприветствуйте их, - с этими словами он ввел ее в огромную парадную залу с высоким куполообразным потолком, освещенную тысячами свечей, которые отражались в зеркалах, заключенных в массивные золотые рамы, оконных стеклах, упрятанных в полукруглых нишах, увитых гирляндами цветов, и бесценных хрустальных бокалах, вспыхивающих всеми гранями в руках собравшихся сегодня в Сен-Манде гостей.

Франсуазе льстило внимание суперинтенданта, нравились восхищенные взгляды со всех сторон, в которых она купалась, как в солнечных лучах. И ее оригинальный костюм, и необычная прическа, и блеск украшений - все было призвано обратить на нее внимание, подчеркнуть красоту, придать величественности. Первая дама Лангедока, теперь она - уже в который раз! - затмила всех и в Париже...

Отвесив ей еще несколько изысканнейших комплиментов и оставив около буфета, виконт подошел к высокому, статному мужчине с военной выправкой, закутанному в длинный атласный плащ такой слепящей белизны, что становилось больно глазам. Лицо незнакомца скрывала золочёная маска "баута"**, а волосы - светлый парик с крупными длинными локонами, струящимися вдоль спины и приподнятыми надо лбом, словно два крыла. Холеные руки, украшенные перстнями, подобранными тщательно и со вкусом, привлекли особое внимание Франсуазы. С не меньшей тщательностью всегда подбирал украшения и Жоффрей. Только кожа его рук была смуглой, как у всех представителей Юга, а у собеседника господина Фуке она была светлой, чуть золотистой, словно светилась изнутри. Равнодушно скользнув взглядом по молодой графине, которая не сводила с него глаз, он что-то вполголоса сказал суперинтенданту, но тот отрицательно качнул головой. Незнакомец с непринужденным, уверенным изяществом откинул назад полу плаща и как бы невзначай положил ладонь на эфес шпаги, и в этом жесте было столько ленивой грации, что Франсуаза невольно сглотнула. Ей вдруг отчаянно захотелось заглянуть под маску таинственного незнакомца, увидеть его лицо, узнать, какого цвета его глаза... Она даже сделала шаг по направлению к мужчинам, но они, словно почувствовав ее намерение, переместились к окну, где продолжили свой разговор.

Разочарованная, Франсуаза окинула взглядом гостиную. Множество гостей, наряженных в самые разнообразные костюмы, окружали ее. Были здесь и Артемиды-охотницы с полумесяцами в волосах и миниатюрными колчанами со стрелами за спиной, были Аполлоны в лавровых венках и всевозможные нимфы в белых воздушных платьях. Было несчетное количество итальянских масок - Коломбин, Моретт и Венецианских Дам*** с замысловато уложенными волосами и увешанных драгоценностями. Мужчины предпочитали более скромные Volto**** или же вовсе обходились без этого непременного маскарадного атрибута, предпочитая, подобно хозяину дома, оригинальность костюма анонимности.

Вскоре молодая графиня отыскала в толпе высокую фигуру мужа, облаченного в пурпурный бархат. Его черные блестящие волосы были покрыты роскошной шляпой с золотым шитьем и пышным плюмажем, а лицо скрывала полумаска, которая оставляла открытыми его чувственные губы, на которых то и дело мелькала улыбка - иногда насмешливая, иногда любезная, но чаще всего - снисходительная, с которой он обычно выслушивал милые глупости постоянно роящихся вокруг него хорошеньких дам. Вот и сегодня его уже успели окружить несколько весело щебечущих особ, среди которых была, как ни странно, и госпожа Фуке, которая то и дело подносила к лицу маску на длинной ручке, пытаясь скрыть предательский румянец смущения, время от времени вспыхивающий на ее бледных щеках. Франсуаза едва не фыркнула, так это комично смотрелось - все эти бесполезные уловки, которые женщины предпринимали, желая расположить Жоффрея к себе или на краткий миг привлечь его внимание. Глупые, они не понимали, с каким равнодушием, если не пренебрежением, он относился к ним, ценя их компанию не более, чем стаю беззаботных птичек в солнечный весенний день.

К ней незаметно подошла Габриэла, наряженная в турецкий костюм с тюрбаном из легкого шелка, украшенного золотыми монетами, и красным газовым платком, закрывающим лицо.

- Афина Паллада, - со значением произнесла она и весело рассмеялась. - Ничего другого я от тебя и не ожидала, сестрица!

Франсуаза искоса взглянула на нее.

- А ты, напротив, удивила меня выбором наряда. С каких пор тебя стала интересовать восточная тема?

- Ах, а тебе разве никогда не хотелось стать единственной любимой женой своего обожаемого султана - пусть и на одну ночь? - Габриэла со значением посмотрела на графа де Пейрака, который в этот момент склонялся к руке хозяйки дома, а та не могла скрыть улыбку радости, настолько ей была приятна его галантность.

- Нет, - излишне резко ответила Франсуаза и резким движением раскрыла веер, которым стала неторопливо обмахиваться, пытаясь скрыть раздражение. - Покорно ждать момента, когда на мне остановит свой выбор пресыщенный и избалованный мужчина - не для меня. Я сама хочу быть королевой и снисходить до умирающих от любви ко мне поклонников. Или же ввергать их в отчаяние своим отказом.

Мадам де Тианж взяла с подноса проходящего мимо слуги бокал с шампанским и насмешливо протянула:

- Вы стоите друг друга - ты и твой супруг. Не знаю, придете ли вы когда-нибудь к согласию, поскольку никто из вас не хочет уступать даже в мелочах. Вы оба горды до безумия.

- И поверь мне, так будет продолжаться и дальше, - Франсуаза холодно взглянула на сестру. - Только свою гордость и чувство собственного достоинства я могу противопоставить его желанию поступать всегда так, как хочется ему, и полностью игнорировать мои интересы. Видишь, несмотря на всю эту историю с Консьержери, он не запер меня в монастырь и не отправил назад в Тулузу, хотя имел полную возможность. Думаю, у меня еще есть шанс взять над ним верх.

Габриэла покачала головой.

- Скорее всего он ведет какую-то свою игру, смысл которой тебе пока неясен. Он не тот человек, чтобы терпеть противника в собственном доме; рано или поздно он нанесет ответный удар - в тот момент, когда ты будешь меньше всего этого ожидать.

- Не говори глупостей, - молодая графиня нервно рассмеялась. - То, что я сейчас здесь, с ним, говорит о том, что Жоффрей, несмотря на все свое негодование и злость, все же осознал, что со мной нужно считаться.

- А кроме того, он даже учел, что мессир де Мелён устраивает маскарад, и пришел в маске, хоть и без карнавального костюма, - едко заметила маркиза. - Он сегодня на удивление покладист, и это не может не настораживать, поскольку совсем не в его характере. Как ты не можешь понять, что ему никто не указ - ни всесильный господин суперинтендант, ни его собственная, не в меру самонадеянная супруга. Или ты считаешь по-другому, дорогая сестра?

Франсуаза хотела ответить ей какой-нибудь колкостью, но в этот момент в салоне стихли все разговоры, и на середину залы вышел хозяин дома собственной персоной. Подняв руки вверх, он весело провозгласил:

- Господа и прекрасные дамы, позвольте мне дать сигнал к началу праздника!

С потолка над его головой начала медленно спускаться бумажная голубка, символизирующая Коломбину - королеву маскарада. Все зачарованно следили за ее неспешным полетом, пока она вдруг неожиданно не взорвалась с громким хлопком и не осыпала присутствующих дождем из конфетти и серпантина.

- Именно так обычно и начинается знаменитый венецианский карнавал, - воскликнул Николя Фуке, раскланиваясь в ответ на оглушительные овации, несущиеся со всех сторон. - Надеюсь, эта традиция приживется и у нас, во Франции!

С этого момента все закружилось в безудержном вихре веселья и развлечений. Одно ошеломляющее зрелище сменялось другим, роскошный ужин - танцами, танцы - театральным представлением, а оно, в свою очередь, балетом... С нетерпением гости ожидали кульминации вечера - фейерверка, который должен был устроить "великий чародей" Джакомо Торелли, чье имя гремело не только в его родной Италии, но и по всей Европе.

Особые восторги у присутствующих вызвал лев, которого, словно котенка, водила за собой на тонкой цепочке очаровательная девушка, наряженная пастушкой. Он был столь кроток, столь мил и столь послушен, что она могла без страха садиться на него верхом, пожимать ему лапу и обнимать его.

Льва прозвали дамским угодником и на протяжении всего приема оказывали ему всяческое внимание: прикармливали и осторожно гладили по шелковистой густой шерсти. Он покорно склонял большую лобастую голову и, казалось, с удовольствием принимал эти знаки внимания. Когда появились маленькие мальтийские собачки, наряженные солдатами, и, по сигналу дрессировщицы, начали танцевать вокруг него, кружась на задних лапках, словно маленькие юркие волчки, общество было окончательно покорено. Только Франсуаза почувствовала легкий укол зависти из-за того, что праздник в Ботрейи не был украшен подобной диковинкой. Ну что ей стоило подумать об этом?!

Но вот царственное животное, несколько раз неспешно обойдя зал и собрав свою долю восторгов, подошло к ней и замерло напротив. Несколько долгих томительных мгновений молодая графиня смотрела на него, в глубине души обмирая от страха, но изо всех сил стараясь держать лицо, чтобы ни единым движением не выдать своего волнения. В салоне повисла напряженная тишина, а девушка, державшая льва на поводке, попыталась потянуть за конец цепочки, чтобы заставить животное двинуться с места. Все тщетно! Лев даже не заметил ее усилий, продолжая своими желтыми, внимательными глазами всматриваться в непроницаемые черты Франсуазы де Пейрак. Наконец пушистая кисточка на его хвосте дрогнула, бугры могучих мускулов перекатились под золотистой бархатной шерстью, огромные передние лапы подогнулись, и он склонился перед обманчиво-хрупкой фигурой воительницы в высоком шлеме в неком подобии светского поклона.

- Как это символично! - воскликнул кто-то, когда мадам де Пейрак опустила свою тонкую руку на голову льва, а тот тихонько заурчал и лег у ее ног. - Сила покорилась красоте...

Франсуаза милостливо кивнула. Сердце в груди колотилось, как сумасшедшее, но она расточала направо и налево обворожительные улыбки и принимала восторженные комплименты своей несравненной красоте и невероятной смелости. Краем глаза она заметила, как мужчина в белом плаще, который некоторое время назад беседовал с виконтом и привлек ее внимание своей необычной манерой держаться, убирает за пояс охотничий кинжал, выглядевший крайне неуместно на этом веселом и беззаботном празднике. Он не отводил взгляда от льва, который продолжал все так же лежать у ног графини, и она наконец-то смогла увидеть, какого цвета у него глаза - небесно-голубые, почти прозрачные, как накатывающаяся на берег морская волна, что особенно ярко подчеркивала золотая маска, скрывавшая его лицо. Даже не взглянув на молодую женщину, словно ее безопасность его нисколько не интересовала, а кинжал он достал исключительно забавы ради, таинственный незнакомец щелчком расправил чуть смявшиеся манжеты рубашки и удалился по-военному размашистой походкой, ни разу не оглянувшись.

Очередной поклонник, желающий своим нарочитым равнодушием заинтересовать ее? Азартный и до безрассудства смелый охотник? Рыцарь, готовый пожертвовать жизнью ради Прекрасной дамы? Франсуаза загадочно улыбнулась. Что ж, сегодня в Сен-Манде ей определенно удалась роль королевы приема - она привлекла всеобщее внимание и вызвала неподдельное восхищение, а потому она сможет без труда смириться с тем, что этот праздник в чем-то превзошел тот, который устроила она. Во всем же остальном - в изысканности блюд, разнообразии вин, изяществе сервировки, оригинальности украшений - южное гостеприимство, вне всякого сомнения, ни в чем не уступало парижскому.

Во время танцев ей ни разу ни пришлось присесть - так много желающих было увлечь ослепительную графиню де Пейрак в объятия Терпсихоры*****. Флейты, гобои и скрипки заполняли танцевальную залу чистыми звуками музыки, которая задавала такт движениям, дыханию и даже тем легким коротким фразам, которыми обменивались партнеры во время танцев. Голоса кавалеров сливались для Франсуазы в один нескончаемый аккорд, в котором лидировал то дискант флейты, если пару ей составлял восторженный юнец, то сопрано скрипки, если к ее уху склонялся учтивый салонный щеголь, а иногда слышался вкрадчивый, но настойчивый бас фагота, когда руки прекрасной Атенаис касался мужчина среднего возраста, который не мог устоять ни перед всепобеждающей силой музыки, ни перед очарованием сошедшей с небесной колесницы богини...

В момент, когда оглушительный звон литавр соединился с высоким и на мгновение замершим чистым звуком валторны, знаменующим смену партнеров, Франсуаза услышала голос, от которого ее охватил легкий озноб - мягкий лютневый перелив от высоких насмешливых нот до глубоких - низких, проникновенных...

- Жоффрей, - выдохнула она, покорно следуя за мягкими, но властными движениеми его рук, ведущими ее в ровном, продуманном до мелочей рисунке танца.

- Франсуаза, - церемонно ответил он, чуть склоняя голову.

- Не думала, что вы пожелаете танцевать сегодня, - она уже обрела обычное присутствие духа и с наигранным удивлением посмотрела на мужа.

- Меня вынудили к этому некоторые обстоятельства, - проговорил он, обвивая рукой ее талию и увлекая за собой.

- Вас одолели поклонницы? - с сарказмом осведомилась Франсуаза, изящно закругляя кисть и склоняясь к нему в подобии реверанса.

- Можно и так сказать, - его глаза весело сверкнули из-под маски. - А вас - поклонники? Ваша победоносная красота сегодня снова повергла всех ниц, даже грозного властителя саванны.

- Как и ваша неотразимая галантность, - парировала молодая графиня. - Боюсь, госпожа Фуке не скоро оправится от воздействия ваших чар. Вам обязательно было расточать комплименты этой невзрачной тихоне?

- Вы ревнуете? - если бы они находились наедине, то Жоффрей де Пейрак, вне всяких сомнений, разразился бы смехом, но сейчас он только иронически улыбнулся.

- Вы давно уже отбили у меня охоту интересоваться вашими похождениями, - как можно безразличнее ответила Франсуаза, отводя взгляд от его лица и устремляя его вдаль - туда, где на небольшом возвышении располагались музыканты.

- Это очень похвально, - снова раздался его невыносимо язвительный, но при этом волнующий голос. - Если бы еще было возможно отучить вас вмешиваться в мои дела и самым бесцеремонным образом устраивать мне неприятности, то, пожалуй, у нас был бы шанс разрешить наши разногласия, - с этими словами он развернул жену к себе и пышным плюмажем своей шляпы подмел черно-белые плитки пола у ее ног.

- Если бы вы уважали меня, как подобает супругу, и считались с моим мнением, - отчеканила она, делая маленький изящный шажок в его сторону и разводя в стороны руки, - то мне не пришлось бы противостоять вам, чтобы сохранить чувство собственного достоинства.

- Вы слишком много думаете о себе, моя дорогая, - граф водрузил шляпу обратно на голову и протянул супруге развернутую ладонь, на которую она едва ощутимо оперлась, - и ставите свои интересы выше моих, хотя, как мне кажется, добродетельная и примерная жена должна поступать ровно наоборот.

- Чересчур покорные жены чаще всего оказываются в монастырях, где потом долгие годы замаливают грехи своих ветренных мужей, - холодно отозвалась Франсуаза, медленно двигаясь следом за мужем в заданном танцем темпе.

- Там же оказываются и слишком строптивые, - с этими словами он склонился к ее руке, но она не почувствовала прикосновения его губ к своей коже - это была лишь дань вежливости, не более. - Поразмышляйте над этим, сударыня.

Музыка смолкла, пары остановились, и Жоффрей, отвесив супруге легкий поклон, поручил ее следующему кавалеру, который с нетерпением ожидал своей очереди, чтобы пригласить ее на танец.

С этого момента праздник потерял для молодой женщины все свое очарование. Каков негодяй! Он хочет отправить ее в монастырь, чтобы беспрепятственно развлекаться со своими любовницами и вести тот разгульный образ жизни, к которому привык в Тулузе! И самое страшное то, что он был в своем праве, и Франсуаза никак не могла ему помешать...

Она сглотнула тугой комок, образовавшийся в горле, и несколько раз моргнула, чтобы никто не заметил слез, набухших в уголках ее глаз. Жоффрей предложил поразмышлять ей над его словами - что ж, она так и сделает. Но вряд ли ему понравятся результаты этих раздумий.

Извинившись перед своим партнером и сославшись на духоту, Франсуаза направилась к ближайшему буфету, чтобы освежиться. Проходя мимо небольшой ниши, полускрытой широкими складками бархатной портьеры, она почти неосознанно замедлила шаг, еще до конца не понимая, что ее насторожило. И в этот момент до нее донеслось:

- Мадам де Мерекур! Вот уж кого не ожидал сегодня увидеть! - негромкий мужской голос был преисполнен сарказма. - Как я слышал, ваш муж уже вернулся из Испании, где велись переговоры о свадьбе его величества Людовика с инфантой Марией-Терезией. Он здесь, в Сен-Манде? Если так, то вы ведете себя крайне неосторожно, сударыня. Вы не боитесь скомпроментировать себя в его глазах разговором со мной?

- Нисколько! - раздался низкий грудной смешок, и женский голос продолжил: - Думаю, он и так уже знает все - и даже больше - о нас с вами... Париж переполнен слухами, как сточная канава - нечистотами.

- Какое поэтическое сравнение! Бернар де Вантадур****** позавидовал бы вашим в высшей степени образным аллегориям! - из-за завесы раздались негромкие аплодисменты. - Браво, Карменсита, уроки куртуазности в Отеле веселой науки не прошли для вас даром...

- Как и другие ваши уроки, maestre, - в голосе женщины промелькнула дрожь возбуждения. - И я желала бы повторить их все... - она перешла на шепот, и Франсуаза больше ничего не смогла разобрать.

Молодая графиня изо всех сил сжала в руках веер. Вся кровь отхлынула от ее лица, и оно стало мертвенно-бледным. Господи, опять этот ненавистный ей голос с чуть скучающими насмешливыми интонациями и обволакивающим тембром! Она бы многое отдала, чтобы никогда больше не слышать его. Увы, как бы ей ни хотелось думать обратное, но он мог принадлежать только одному мужчине - ее супругу, который в очередной раз унизив и оскорбив ее, теперь, как ни в чем ни бывало, занялся этой невыносимой развратной испанкой, окончательно потерявшей всякий стыд!

Франсуаза покачнулась от внезапно накатившей на нее дурноты и почувствовала соленый привкус на губах. Проведя рукой по лицу, она с ужасом увидела, что ее пальцы измазаны кровью, которая тонкой струйкой вытекала из носа, грозя в самом скором времени испачкать ее праздничный туалет, если она ничего не предпримет. Что же делать? В отчаянии она оглянулась по сторонам и обнаружила в нескольких шагах от себя даму с непроницаемой маской на лице, которая с головы до ног была укутана в черный плащ-домино*******.

- Кто вы? - резко спросила молодая графиня, гордо выпрямляясь. Еще не хватало ей обнаружить свою слабость перед неизвестно кем!

- Мадам, - тихо, но настойчиво, произнесла незнакомка, приближаясь к ней. - Тут неподалеку есть фонтан, я помогу вам привести себя в порядок. Вот, возьмите, - и она протянула Франсуазе платок, который та тут же приложила к лицу, стараясь как можно аккуратнее промокнуть все еще сочащуюся из носа кровь.

Они миновали несколько комнат, стараясь не привлекать к себе внимания, и все это время дама осторожно поддерживала Франсуазу, то и дело осведомляясь о ее состоянии. Молодая графиня, донельзя раздасадованная всей этой нелепой ситуацией и разозленная только что услышанным разговором, нетерпеливо бросила:

- Это часто бывает в моем положении, вам ни к чему беспокоиться, сударыня.

Рука незнакомки, придерживающая ее за локоть, едва ощутимо дрогнула, но Франсуаза, занятая своими мыслями, не обратила на это никакого внимания.

Наконец, не проронив больше ни слова, они дошли до небольшого фонтана, весело журчавшего в полукруглом эркере в одной из бесчисленных комнат особняка. Франсуаза с облегчением подставила под ледяные струи кусок тонкого батиста, окрашенный алым. И по мере того, как вода смывала с платка пятна крови, на нем все явственнее проступала вышитая в уголке буква "А"...

_____________

*Кватроченто - общепринятое обозначение эпохи итальянского искусства XV века, соотносимой с периодом Раннего Возрождения. Это время творчества Пьерро делла Франческа, Боттичелли, Донателло, Брунеллески, Мазаччо, Беллини (Якопо, Джентиле и Джованни), Пинтуриккьо, Фра Анжелико, Пьетро Перуджино, Доменико Гирландайо и мн. др.

**«Баута» - эта маска имеет зловещий вид за счет того, что нижняя ее часть остроконечно вытянута вперед. Однако как раз благодаря этой особенности человеку в ней можно свободно есть и пить, а также разговаривать, не боясь быть узнанным – специфическая форма искажает звуки голоса. Баута была очень любима представителями всех сословий, ее охотно носили как на многочисленных карнавалах, так и в повседневной жизни. Известно, что такие венецианские маски часто выбирали принцы и короли для тайных прогулок по городу. С ней носили треугольную шляпу и длинный атласный плащ.

***Коломбина - полумаска, часто украшается золотом, серебром, хрусталём и перьями. Маска была частью образа одноимённой актрисы в комедии дель арте. Согласно легенде, актриса была настолько красива, что не пожелала скрывать лицо, и специально для неё создали маску, закрывающую лишь часть лица.

Моретта - овальная маска из чёрного бархата, изобретена во Франции. У неё нет рта; маска крепится на лице за счёт штырька, который зажимается в зубах, лишая женщину возможности говорить. Другое название маски - Servetta Muta (немая служанка).

Венецианская Дама (Dama di Venezia) - очень элегантная и изысканная маска, изображающая знатную венецианскую красавицу эпохи Тициана - нарядную, увешанную драгоценностями, с замысловато уложенными волосами. У Дамы есть несколько разновидностей: Либерти, Валери, Саломея, Фантазия и др.

****Вольто - известна под названием «Гражданин», поскольку её носили в дозволенные дни рядовые горожане. Вольто - наиболее нейтральная из всех масок, копирующая классическую форму человеческого лица. Она крепилась к голове лентами (у некоторых вольто вместо тесемок на подбородке имелась ручка).

*****Терпсихора - муза танца в древнегреческой мифологии.

******Бернар де Вантадур - провансальский трубадур XII в., творивший при дворе Алиеноры Аквитанской.

*******Домино – это длинный плащ-накидка с большим капюшоном, с которым уместна любая маска. Обычно подбивается яркой подкладкой и является частью карнавального женского костюма.

 Отправлено: 01.02.18 14:33. Заголовок: Анжелика. Сен-Манде...

Анжелика. Сен-Манде. Маскарад.

- 60 фунтов хлеба по 2 су за фунт, 5 фунтов масла по 8 су за фунт, 10 фунтов говядины по ливру за фунт, - монотонно перечисляла Ортанс, расхаживая по комнате, - зеленщику - 10 су и 2 лиара, молочнице - 5 су... Ах да, цыпленок на Богоявление! Еще 15 су... Ты пишешь? - обратилась она к сестре.

- Да, - отозвалась Анжелика, аккуратно вписывая называемые ей суммы в книгу расходов.

- Сколько там получилось? - поинтересовалась Ортанс, заглядывая ей через плечо.

- 19 ливров 10 су и 6 денье, - почти без промедления ответила Анжелика.

- Дай, я проверю, - недоверчиво проговорила сестра, отнимая у нее растрепанную тетрадь. - И действительно, - спустя минуту она подняла на Анжелику полные удивления глаза.

- Урсулинки в Пуатье находили, что я превосходно считаю и рассуждаю, - с лукавой улыбкой проговорила та, небрежно роняя перо на стол. - А еще они очень горевали о том, что им не удалось сделать из меня такую же примерную богомолку, как ты, Ортанс. О, они так надеялись, что ты пострижешься в монахини... - Анжелика весело рассмеялась. - Но, видимо, чары твоего мужа-прокурора оказались сильнее!

Ортанс запустила в нее тетрадью, от которой она ловко увернулась.

- Ты совсем забыла про вино! - ахнула вдруг Анжелика. - А ведь это самая большая статья расходов, поскольку Гастон предпочитает то, что с реки*, а гренаш** нынче идет по 5 су за кварту***!

- Побойся Бога! - возопила Ортанс. - Да он пьет меньше, чем кюре, а тот известный трезвенник!

- Ну да, ну да, - многозначительно протянула Анжелика. - А это не святого ли отца вынесли недавно из "Трех молотков" его служки, которые тоже лыка не вязали? Говорят, они чуть не утопили его в Сене.

- У тебя язык, словно помело, - процедила сестра, покрываясь красными пятнами. - Первый раз об этом слышу!

- А мне рассказали об этом по секрету матросы на пристани, когда я помогала твоему мужу сторговать у них бочонок вина подешевле, - невозмутимо ответила Анжелика. - А тот был объемом не меньше ста кварт! Вот и посчитай, во сколько он обошелся бы ему, - она сделала многозначительную паузу, а потом победно закончила: - если бы я не сбила цену почти вдвое!

Ортанс охнула.

- Так он взял тебя с собой в док, чтобы... чтобы... - она не находила слов от возмущения.

- Чтобы выгодно купить вино, - закончила за нее Анжелика. - Когда я жила в Монтелу, господин Молин часто говорил, что у меня есть коммерческая жилка, - она весело рассмеялась. - А вообще ты должна быть благодарна мне, сестрица! Бочонок стоимостью двадцать восемь с половиной ливров достался нам всего за 2 пистоля****. И какого вина! - она причмокнула. - Настоящего, из Сент-Эмильона*****.

- Да это же наш месячный расход на продукты! - снова вскричала Ортанс. - О чем он только думал...

- Мужчинам свойственно совершать глупости, - небрежно пожала плечами Анжелика. - А потому им нужно прощать маленькие слабости, иначе они начнут искать развлечения вне дома...

- И откуда у тебя такие познания? - нехорошо сощурилась сестра, борясь с желанием оттаскать мерзавку за ее золотую шевелюру.

- От сестры Анны, - с деланной наивностью вытаращилась на нее Анжелика. - Ты что, не помнишь, как она наставляла нас в монастыре и говорила, что всем желаниям мужа нужно подчиняться с покорностью?

- Точно, - подхватила Ортанс, неожиданно громко прыснув, - а ее глаза навыкате вращались, словно шары, и мы давились от смеха, прекрасно понимая, о чем она думает. Старая бесстыдница!

Анжелика посмотрела на сестру с изумлением - вот это да! Ортанс, оказывается, не лишена чувства юмора, кто бы мог подумать! И только она захотела продолжить ставший вдруг таким захватывающим разговор, как та, на пару мгновений вышедшая из образа благочестивой святоши, уже приняла свой обычный чопорный вид, демонстративно перекрестилась и проговорила:

- Простим сестре Анне ее невольный грех невоздержанности. Она была уже в таком возрасте, что не ведала, что несла. Но вернемся к тому, с чего начали....

- К расходам? - Анжелика подобрала с пола и помахала перед носом сестры тетрадью, которая сейчас больше напоминала измятый донельзя и рассыпающийся на отдельные страницы черновик школяра, чем солидную финансовую ведомость.

- Нет, - отрезала Ортанс, - к вину.

Анжелика тихонько вздохнула и чинно опустилась на стул, глядя снизу вверх на сестру. Но в глубине ее глаз плясали чертенята.

- Итак, с этого дня я запрещаю тебе - слышишь, запрещаю! - ходить куда-либо с моим мужем!

- Даже в церковь? - перебила ее Анжелика, но та только нетерпеливо отмахнулась.

- Никуда - это значит никуда, - с нажимом повторила Ортанс. - Заруби себе на носу - еще одна такая прогулка, и ты отправишься к отцу быстрее, чем успеешь произнести хоть слово в свое оправдание! И вообще, как тебе удалось выбить такую огромную скидку?

Анжелика пожала плечами.

- Это было несложно, - небрежно проговорила она. - Во всяком случае, не сложнее, чем получить освобождение от таможенных пошлин у принца Конде для нашего отца.

- О, понятно, - язвительно сказала Ортанс и скрестила руки на груди. - Значит, моя с сестра не благородная дворянка, а вульгарная лавочница, торговка, готовая биться за каждый су с такими же, как и она сама, деревенщинами с пристани. Ладно наш отец - ему заморочил голову Молин своими сомнительными проектами, да и живет он - слава Богу! - слишком далеко от Парижа, чтобы своей презренной торговлей мулами повредить репутации нашей семьи. Но вот чего я не знала, так это того, что управляющий Плесси оказал такое же пагубное влияние и на тебя. Это же просто неприлично, - повысила она голос, - чтобы девушка знатного происхождения думала о чем-то, помимо замужества и всего, что связано с ним. Что скажут наши соседи, если узнают о твоем недостойном поведении?

- Но это же просто глупо, - запальчиво выкрикнула Анжелика, упрямо тряхнув головой, - осуждать людей за то, что они пытаются выбраться из нищеты, пусть даже трижды аристократической и благородной! Неужели лучше выпрашивать подачки у вышестоящих господ, которые смеются над ними, вместо того, чтобы работать и получать прибыль?

- Работать? - придушенным шепотом переспросила Ортанс. - Ты что, простолюдинка? Крестьянка? Может быть, мы зря пытаемся найти тебе мужа, и предел твоих мечтаний - завести лавку или таверну? Или, того хуже, заняться коммерцией, как мужчины, которые недостаточно знатны, чтобы быть принятыми в светских гостиных, но при этом излишне честолюбивы, чтобы прозябать в безвестности?

- Я бы не отказалась иметь свое дело, - неожиданно серьезно проговорила Анжелика и в упор посмотрела на сестру. - Тогда бы я могла сама распоряжаться своей жизнью, и никакая заносчивая аристократка, все достоинства которой кроются лишь в титуле и состоянии ее мужа, не могла бы смотреть на меня свысока.

- Глупая! - снисходительно ответила Ортанс. - Твое происхождение - это пропуск в высший свет. Запомни, ни одной торговке, пусть даже несусветно богатой, никогда не попасть туда, где будут принимать дочь барона де Сансе. И не стоит пачкать наше родовое имя сомнительными занятиями. Достаточно того, что наш отец выжил из ума и занялся разведением мулов. Но мужчине простительно то, что никогда не простят женщине...

В этот момент, прерывая их спор, в дверь вошла Барба с большой коробкой наперевес.

- Что это? - с любопытством воззарились на нее сестры.

- Только что доставили от виконта де... - служанка запнулась, вспоминая, что за имя произнес посыльный. - Ох, забыла... Но тут наверняка есть карточка, - и она водрузила коробку на стол.

- Иди, - кивнула ей Ортанс. - Мы сами разберемся, кто этот таинственный виконт.

Нетерпеливо она отодвинула крышку в сторону и восхищенно ахнула - на шуршащем, черном, как ночь, муаре, скрывающем полупрозрачным воздушным облаком содержимое коробки, лежала карточка из плотного белого картона с золотой окантовкой по краю. Ортанс схватила ее и поднесла к глазам. Быстро пробежавшись взглядом по строчкам, она посмотрела на Анжелику и торжественно произнесла:

- Виконт де Мелён и де Во, маркиз де Бель-Иль приглашает тебя на маскарад, который состоится первого февраля в его поместье Сен-Манде. Ты можешь прийти со спутником или со спутницей. И в костюме, который он преподносит тебе в знак своего безмерного уважения и восхищения.

С этими словами она откинула в сторону муаровую ткань и достала из коробки алое шелковое домино с черной глянцевой подкладкой, щедро изукрашенное золотой вышивкой. Следом за ним последовала полумаска, отделанная золотым кружевом.

- Очень любезно было с его стороны позаботиться о твоем наряде, Анжелика, - не помня себя от радости, проговорила Ортанс, протянув сестре алый плащ, - хотя для господина суперинтенданта эти расходы настолько незначительны, что о них не стоит и упоминать. Думаю, - добавила она, - ты обязана этим приглашением Франсуазе де Пейрак, которая, несомненно, очаровала его на празднике в Ботрейи. И я видела, как вы любезно общались с ней тогда, а ее муж представил тебя гостям... Да, наконец-то ты взялась за ум, и видишь, как все удачно начало складываться!

Сестра говорила что-то еще, но Анжелика не слушала ее. С ужасом она смотрела на кроваво-красный кусок шелка в руках Ортанс, который мог означать только одно - Николя Фуке знал все про ларец с ядом и теперь желал заманить ее на маскарад в Сен-Манде, чтобы без лишнего шума избавиться от нее. Там будет столько дам и кавалеров в масках, что пропажа одной из гостий не вызовет никаких вопросов. Ее просто-напросто не заметят...

- Примерь же, - тем временем продолжала Ортанс. - Думаю, ты будешь восхитительно смотреться в этом костюме.

Анжелика покачала головой и еле слышно из-за сдавленного страхом горла произнесла:

- Я никуда не поеду...

***

- Как любезно было со стороны Нинон подарить тебе это платье! - проговорила Ортанс, помогая Анжелике облачиться в белоснежный туалет, в котором та произвела фурор в Ботрейи.

- Да, мадемуазель де Ланкло была очень любезна, - рассеянно ответила Анжелика, полностью поглощенная собственными мыслями.

- Ты точно не хочешь надеть тот чудесный костюм, который прислал тебе господин Фуке? - спросила Ортанс, отступая на шаг назад и с удовлетворением разглядывая результаты своих усилий.

- Нет, - Анжелика так энергично мотнула головой, что несколько локонов выбились из ее прически и упали ей на лоб. - Меня вполне устроит тот наряд, который ты взяла напрокат в лавке у мэтра Магуле******.

- Тогда... - Ортанс немного поколебалась, - ты будешь не против, если его надену я?

Анжелика с изумлением посмотрела на сестру.

- Ты? - только и смогла вымолвить она, во все глаза таращась на как всегда безупречно причесанную и одетую с аскетичностью королевы в изгнании Ортанс.

- А почему нет? - та вдруг смущенно улыбнулась и залилась жарким румянцем. - Я ни разу не была на маскараде, да еще в таком красивом костюме...

- Но тогда господин Фуке может решить, что я приняла его подарок, и... и, возможно, посмеет позволить себе лишнее по отношению ко мне, то есть к тебе, - лихорадочно начала придумывать причину отказа Анжелика. Еще не хватало, чтобы вместо нее жертвой покушения стала Ортанс! - Ты же помнишь, что рассказывала нам о нем Нинон...

- Глупости! - перебила ее сестра и накинула себе на плечи алое домино. - Какая роскошь! - прошептала она, проводя рукой по гладкому шелку. - И подумать только - ты предпочитаешь этому наряду поношенный черный балахон, взятый напрокат...

- Я вообще не хочу идти на этот прием, - мрачно проговорила Анжелика, осторожно, чтобы не испортить прическу, завязывая на затылке концы муаровой ленты, которая удерживала на ее лице простую белую маску без всяких украшений.

- Дурочка, да как ты могла хотя бы помыслить о том, чтобы оскорбить господина суперинтенданта отказом, - пропела Ортанс, вертясь перед зеркалом и оглядывая себя со всех сторон. - На входе у гостей будут спрашивать приглашения, и если потом выяснится, что ты не пришла, мессир Фуке будет вне себя от возмущения! Ему не отказывает никто - даже принцы крови. Да что принцы! Сам король часто гостит в Сен-Манде...

Анжелика тщательно затянула все завязки своего наряда, которых было значительно больше, чем на обычном плаще, накинула капюшон и предстала перед Ортанс с головы до пят укутанная в черный атлас так, что видны были только ее маска, полностью скрывающая лицо, и подол белого платья.

- Господи, - скептически оглядела ее сестра, - ты похожа на вдову или на старую деву...

- Зато ты - на легкомысленную кокетку, - парировала Анжелика, в свою очередь критически разглядывая Ортанс, чьи руки выглядывали из рукавов домино, украшенных золотыми кружевами, а от обилия вышивки и позумента слепило в глазах. Надо было признать, что высокая фигура госпожи Фалло в драпировках красного шелка выглядела величественно, а изящные руки казались еще белее и тоньше. Полумаска придавала ей загадочности, а слегка подкрашенные тонкие губы казались пухлее и соблазнительнее.

- Глупости! - отмахнулась сестра. - Это же маскарад - уверена, там будут такие наряды, что мой на их фоне покажется весьма скромным.

- И все же... будь осторожней, - Анжелика внезапно шагнула к сестре и сжала ее руки.

- Ты меня предупреждаешь об осторожности? - усмехнулась Ортанс. - По-моему, ты что-то перепутала.

- И все же, - упрямо повторила Анжелика, - всякое может случиться. Это маскарад, все в масках... У кого-то могут быть недобрые намерения...

- Не думаю, что маскарад у господина Фуке может быть опаснее твоих шатаний по портовым пристаням, - закатила глаза Ортанс. - Во всяком случае, публика там соберется не в пример приличнее.

"Если бы!" - подумала про себя Анжелика, вспомнив всех тех знатных господ и дам, что съехались когда-то в Плесси, чтобы организовать заговор против короля, но продолжать разговор не стала. Ей слишком многое пришлось бы объяснять Ортанс, а она совсем не была уверена, что готова доверить сестре эту мрачную тайну.

Через некоторое время служанка доложила о прибытии фиакра, и дамы отправились в Сен-Манде.

 Отправлено: 01.02.18 14:33. Заголовок: *** Карета, помесив..

***

Карета, помесив грязь парижских улиц, выбралась на широкую дорогу предместья и покатила быстрее. Голые, обледеневшие дубы по обочинам означали, что они въезжают в Венсен.

Наконец справа показалась резиденция Фуке. Освещенная факелами аллея вела прямо к дому господина суперинтенданта, а по обе стороны от нее выстроились двойной цепочкой лакеи в синих с золотом ливреях; у каждого в руке было по ярко полыхавшему факелу, и все вместе они затмевали огни видимой с дороги главной башни располагавшегося неподалеку Венсенского замка.

Положив приглашение на серебряный поднос склонившегося в низком поклоне около парадного входа слуги, сестры вошли в просторный вестибюль. Анжелика отметила, что лестница, ведущая на второй этаж, располагается ровно посередине холла, а не как в Ботрейи - двумя закругленными крылами уходя вверх, и высокий потолок был расписан не картинами на мифологические сюжеты, а украшен лепниной. Что касалось золотых фризов, изящных конделябров и жирандолей, деревянных панелей, зеркал в массивных рамах, натертого до блеска паркета - резиденция виконта де Мелёна ни в чем не уступала отелю графа де Пейрака. Роскошь и утонченный вкус правили здесь бал...

В противовес Ортанс, которая с восхищением разглядывала все это великолепие, Анжелике сейчас было совсем не до окружающей их обстановки праздника. Бенгальские огни, зажженные в начале вечера, отвлекли ее от тревожных мыслей лишь на короткое мгновение. Изысканная дичь, редкостная рыба, тончайшие вина, пирамиды из овощей и фруктов не пробуждали в ней ни малейшего аппетита. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, она остановилась возле буфета, на котором были расставлены чаши из вермели, полные свежих фруктов, сладких лимонов, португальских апельсинов, конфитюров, марципанов и бисквитного печенья. Рядом в хрустальных графинах стояли лимонады и вина. Чуть приподняв край маски и пригубив бокал ледяного оранжада, поданного ей услужливым лакеем, Анжелика принялась украдкой рассматривать многочисленных гостей.

Кого здесь только не было! И игривые нимфы, и надменные богини, и блистательные Аполлоны... Дамы и кавалеры, наряженные по моде прошлых веков... Разнообразные итальянские маски, шелковые плащи всех цветов и оттенков, невероятных фасонов шляпы, изукрашенные перьями, драгоценными камнями и галуном... Все вокруг кружилось, сияло и искрилось весельем.

Анжелика быстро отыскала в толпе и господина суперинтенданта, изображающего флорентийского вельможу, и Франсуазу де Пейрак, наряженную Минервой... С волнением она стала скользить взглядом по зале, пока не увидела высокую фигуру мужчины в обычном, хоть и нарядном костюме, чьи черные, как вороново крыло, волосы покрывала широкополая шляпа из пурпурного бархата в тон наряду. Ее приподнятые края были приколоты к высокой тулье золотыми пряжками, инкрустированными драгоценными камнями, а белоснежный плюмаж резко контрастировал с темной шевелюрой и полумаской, оставляющей открытой нижнюю часть лица. Сердце Анжелики пропустило несколько ударов - несомненно, она узнала эти губы, чей чувственный изгиб уже долгие месяцы будоражил ее воображение, этот твердый, решительный подбородок, говоривший о властности и упрямстве его хозяина...

Граф де Пейрак стоял в своей обычной небрежно-любезной позе, скрестив руки на эфесе шпаги и чуть отставив вперед одну ногу. Голова его была слегка склонена набок, и он с преувеличенным вниманием внимал речам очаровательной шатенки, чьи щеки горели от возбуждения, а руки играли с зажатой в тонких пальцах маской на длинной ручке, выдавая ее смущение, а может быть, и скрытое кокетство. Анжелика почувствовала острый укол ревности - девушка была красива какой-то возвышенной, утонченной красотой, и граф, несомненно, был расположен к ней, иначе по его губам не блуждала бы сейчас эта загадочная улыбка, от которой Анжелику всегда бросало в дрожь. Но вот он поднял голову и внимательным взглядом обвел гостиную, а после снова склонился к своей собеседнице. "Он ищет кого-то!" - с внезапным облегчением подумала Анжелика и обругала себя за глупые подозрения. Что она себе напридумывала? Граф был просто любезен, как и всегда, и его разговор с этой девушкой - не более, чем обычная вежливость. "Возможно ли, что он ищет меня?..." - пронеслось у нее в голове, и ей отчаянно захотелось поверить в то, что он ждал ее, а потому оделся так, чтобы быть узнанным, хотел, чтобы она подошла к нему, заговорила, скрытая анонимностью маскарада...

Анжелика снова поднесла к пересохшим от волнения губам бокал с лимонадом, желая унять пожар чувств, бушевавший внутри. Сейчас было не самое подходящее время, чтобы обнаруживать свое присутствие - она была еще слишком возбуждена, да и спутница графа не спешила покидать его общество. Кроме того, Анжелика перехватила взгляд графини де Пейрак, с ревнивым гневом взирающей на совершенно не обращающего на нее внимания супруга. Удивительно, но в этот момент Анжелика почувствовала что-то сродни жалости к этой блистательной и гордой красавице, чьи достоинства были бессильны вызвать к ней интерес мужа, в то время как другие мужчины готовы были умереть за один только благосклонный взгляд ее синих глаз...

"Почему же он выбрал меня? - снова и снова крутилась в голове Анжелики навязчивая мысль, которая неотступно преследовала ее на протяжении всех тех дней, что прошли с момента их последнего свидания в Сен-Ландри. - Почему так настойчиво хочет быть со мной, несмотря на осуждение общества и грандиозный скандал, который неминуемо последует, едва окружающие узнают о нашей с ним связи?". Она не знала, как ей поступить, какое решение принять, но, едва только увидев его, ей овладело непреодолимое желание раствориться в его объятиях, ощутить на своих губах его губы, вдохнуть его запах, с недавних пор ставший таким родным...

Внезапно ее размышления прервал грубый толчок. Какой-то дворянин, облаченный в белоснежный плащ, и в золотой маске с острым выступом снизу, напоминающим клюв хищной птицы, задел ее плечом и, пробормотав то ли извинения, то ли ругательства, устремился на другой конец залы - туда, где в алом домино стояла Ортанс. Анжелика похолодела. Вот оно, началось... С этого момента она следила только за ними - незнакомцем в белой, до пят, накидке, почему-то напоминающей ей облачения тамплиеров, рыцарей Храма, с которыми когда-то так жестоко и вероломно расправился Филипп Красивый*******, и сестрой в ярком маскарадном костюме, которую мужчина, несомненно, принял за нее, Анжелику. Она тенью следовала за ними повсюду, ни на секунду не выпуская из виду, чтобы в случае опасности прийти на помощь Ортанс. Но та вела себя весьма благоразумно - спокойно и с достоинством выслушивала то, что говорил ей ее неожиданный кавалер, не стремилась с ним уединиться и никоим образом не провоцировала на ухаживания.

Едва Анжелика перевела дух, успокоенная поведением Ортанс, как случилось неожиданное происшествие - ручной лев, до этого разгуливающий по залу, как домашняя кошка, и на которого гости праздника почти перестали обращать внимание, вдруг показал свой норов царя зверей и застыл перед мадам де Пейрак в напряженной позе, словно раздумывая, не броситься ли ему на нее. Все, кто стояли рядом с ней, инстинктивно отпрянули назад, кроме графа де Пейрака, который находился слишком далеко от жены, чтобы прийти ей на помощь, но, тем не менее, сделал несколько осторожных шагов по направлению к Франсуазе, и, как ни странно, спутника Ортанс, который тоже начал приближаться ко льву мягкой, бесшумной поступью с кинжалом на изготовку. У Анжелики мороз пробежал по коже - значит, она не ошиблась! Только наемный убийца мог прийти на прием к господину Фуке со смертоносным клинком, спрятанным до поры до времени в широких складках плаща...

Тут раздался слаженный вздох изумления, который вновь заставил Анжелику взглянуть на виновницу переполоха - теперь повелитель саванны распростерся у ног Франсуазы, а ее изящная рука небрежно перебирала золотые пряди львиной гривы. Все вокруг наперебой начали восхищаться ее невероятной смелостью и несравненной красотой, но она лишь слегка кивала в ответ на комплименты, пристально разглядывая незнакомца в белом плаще, который, небрежно заткнув кинжал за пояс, удалялся от нее твердым, уверенным шагом профессионального военного. Милое личико графини на секунду исказилось в недовольной гримасе, а затем она снова приняла свой обычный торжествующий вид победительницы. У Анжелики же был свой повод для радости - с тем же равнодушием, с которым мужчина только что покинул мадам де Пейрак, он прошел и мимо Ортанс, скрывшись за спинами присутствующих, словно его и не было. Что ж, возможно, она ошибалась на его счет...

Когда начались танцы, Анжелика, набравшись смелости, направилась в сторону графа, чтобы наконец каким-нибудь жестом или взглядом намекнуть ему о своем присутствии на маскараде, но замерла, не дойдя до него всего нескольких шагов - тот с учтивой галантностью уже склонялся перед своей недавней собеседницей, приглашая следовать за ним в круг танцующих пар.

За спиной Анжелики раздался немного нервный мужской голос:

- Вы ведёте себя просто неприлично, сударыня! Вам мало сплетен, которые ходят по Парижу о вас и об этом ужасном калеке, так вы еще и открыто идете на скандал, на глазах у всех настойчиво навязывая ему свое общество.

Анжелика вспыхнула и медленно обернулась. Позади нее стоял облаченный в костюм испанского гранда со старомодным и ужасающе некрасивым на французский вкус воротником голилья******** невысокий полноватый мужчина, который, тем не менее, старался держаться прямо и с вызовом. Взгляд его был устремлен не на Анжелику, а на пышную даму, словно сошедшую с полотен Рембрандта или Рубенса. Ее яркая красота, подчеркнутая традиционными многослойными trajes de faralaes с оборками и драпировками, характерными для танцовщиц фламенко, казалась еще ослепительнее. Завершали образ манильская тонкая шелковая шаль и высокий гребень-пейнета с мантильей. Женщина презрительно улыбалась и, не отрывая взгляда, следила черными, широко расставленными глазами за графом и его спутницей. Туда же, вслед за ней, взглянула и Анжелика. Несомненно, этим двоим нравилось общество друг друга - они производили впечатление весьма гармоничной пары. Походка мужчины, наполовину склонившегося к своей даме, чтобы что-то прошептать ей на ухо, напоминала причудливый танец, и хромота графа не сильно бросалась в глаза. До Анжелики донесся взрыв мелодичного смеха, и тонкий профиль молодой женщины со смущенной улыбкой поднялся к лицу сопровождающего ее кавалера...

- Вы не нужны ему, - снова раздался голос мужчины за ее плечом. - Имейте же гордость, в конце концов!

У Анжелики потемнело в глазах. Значит, все, что говорил ей граф де Пейрак, было ложью. Она была просто еще одним сувениром в его коллекции, безделушкой, которую он с легкостью заменит на другую, когда она наскучит ему - как свою красавицу-жену, как эту испанку, к чьему здравому смыслу напрасно взывал ее спутник, как множество других женщин, о которых Анжелика не знала, но слышала невнятные слухи, гуляющие по Монтелу... Когда граф в момент смены партнеров во время танца властным жестом привлек к себе свою супругу, а та, в свою очередь, устремила на него взгляд сапфировых глаз, вспыхнувших, словно звезды, Анжелика поняла, что больше не может здесь находиться - иначе она сойдет с ума от терзающей ее ревности и оглушительного разочарования.

Почти бегом она пересекла анфиладу роскошно обставленных комнат, не зная, куда и зачем она идет, пока наконец не остановилась, чтобы перевести дух, в небольшой комнате, главным украшением которой был фонтан, установленный на высоком мраморном постаменте в полукруглом эркере. Сняв изрядно надоевшую ей маску, Анжелика прижала смоченные в холодной воде ладони к пылающим щекам. В голове звучали, как навязчивая мелодия, слова: "Вы не нужны ему, имейте же гордость... Имейте же гордость... Гордость!" Выпрямившись, Анжелика несколько раз глубоко вздохнула и решила про себя, что с нее на сегодня достаточно - сейчас она найдет Ортанс и уговорит ее немедленно уехать домой. И если граф де Пейрак еще хоть раз попытается заморочить ей голову своими лживыми речами и обещаниями, то получит достойный отпор. В Анжелике вдруг подняла голову юная бунтарка, которая на некоторое время затихла под гнетом сурового воспитания в монастыре и жестких правил этикета, вдалбливаемых в нее Ортанс, а в груди заклокотала какая-то необузданная ярость, как в детстве, когда она с кулаками накидывалась на своих "ангелочков". Если бы она встретила графа в этот момент, то никакие нормы приличия не удержали бы ее от того, чтобы высказать ему в лицо все, что она о нем думает. Сейчас Анжелика горько сожалела о том, что поддалась на его уговоры в Сен-Ландри и не ушла сразу же, как только узнала, кто скрывается в исповедальне под видом священника. Лицемер и богохульник! Теперь-то она знала его истинный облик - дьявола во плоти!

Надев маску обратно и вернувшись к гостям, она стала осторожно оглядываться в поисках сестры, пока не натолкнулась взглядом на Франсуазу де Пейрак, с испугом разглядывающую свою окрашенную кровью ладонь, которую только что отняла от лица. Вид у нее был, как у маленького растерянного ребенка, и Анжелика не могла не прийти ей на помощь, хотя в глубине души и корила себя за свою так не вовремя проснувшуюся сердобольность. Да что же за день сегодня такой?!

Она решительно направилась в сторону графини и негромко проговорила:

- Мадам, тут неподалеку есть фонтан, я помогу вам привести себя в порядок. Вот, возьмите, - и она протянула Франсуазе свой платок, который та поспешно приложила к лицу, стараясь как можно быстрее промокнуть струящуюся из носа кровь. - С вами все в порядке? - со все нарастающей тревогой спрашивала Анжелика, разглядывая бледное, как мел, лицо молодой женщины и ее лихорадочно горящие глаза, пока осторожно вела ее по нескончаемым комнатам подальше от грохочущей музыки, несмолкающего гула голосов и ярких огней. Жена графа де Пейрака показалась ей сейчас такой хрупкой, такой уязвимой, словно под давлением обстоятельств она внезапно растеряла все свое высокомерие и надменность. Может быть, и она носила маску, скрывая под ней собственную ранимость? Анжелика снова с преувеличенной заботой осведомилась о ее самочувствии, но Франсуаза уже взяла себя в руки, захлопнув, словно раковину моллюска, чуть приоткрывшуюся щелочку в ее обычно непроницаемой броне.

- Это часто бывает в моем положении, вам ни к чему беспокоиться, сударыня, - раздраженно бросила она, всем своим видом показывая, что не намерена продолжать разговор.

Анжелика невольно вздрогнула. Так значит, мадам де Пейрак беременна... Что ж, это вполне закономерно, раз супруги живут вместе... Как ни странно, но она ничего не почувствовала - ни ревности, ни досады, только какую-то звенящую пустоту внутри. Словно в том месте, где у нее было сердце, теперь зияла огромная дыра.

Дойдя до фонтана, Франсуаза с явным облегчением избавилась от опеки своей спутницы и смочила платок в ледяной воде. Приложив его снова к лицу, она с каким-то повышенным вниманием взглянула на Анжелику. Ее цепкий взгляд окинул ее фигуру с головы до пят - от светлых локонов, выбившихся из-под капюшона плаща, до подола пышной юбки, которая сейчас выглядывала из-под слегка задравшегося вверх маскарадного костюма так, что были видны брильянтовые аграфы, придерживающие отвернутые края верхнего платья. Их она рассматривала так долго, что Анжелика, раздосадованная подобной бестактностью, холодно осведомилась:

- Я могу вам еще чем-то помочь, мадам?

Графиня вскинула на нее глаза и внезапно приблизилась к Анжелике так близко, что полы их одежд соприкоснулись.

- Возможно, - задумчиво протянула она, как будто прикидывая, стоит ли давать ей поручение или нет.

Наконец Франсуаза произнесла:

- Окажите мне еще одну услугу, мадемуазель. Найдите моего мужа и приведите его сюда, - молодая женщина сделала небольшую паузу, жадно вглядываясь в прорези маски Анжелики, словно желая проникнуть сквозь них, а потом добавила: - Думаю, он сойдет с ума от переживаний, когда узнает, что со мной приключилось. Ах, вы не представляете - он так заботится о моем здоровье!

Нервный смешок, который последовал за этой тирадой, заставил Анжелику отступить на шаг назад. Неужели Франсуаза де Пейрак ее узнала? Или это ее не в меру разыгравшаяся фантазия?

- Ну же, идите! - нетерпеливо проговорила молодая графиня. - Вы найдете его в бальной зале или около нее. Трудно не заметить высокого брюнета в костюме из пурпурного бархата... И еще... У него весьма приметная походка - он сильно хромает, - она вдруг истерически рассмеялась, словно все так долго сдерживаемое ею напряжение внезапно прорвалось наружу. - Он хромает, а его лицо, спрятанное под маской, изуродовано ужасными шрамами! Разве вы никогда не слышали о нем? О, я никогда не поверю! Великий Лангедокский хромой! - она уже почти кричала. - Дьявол в красном, сам Вельзевул из Преисподней!

- Успокойтесь, - пробормотала Анжелика, отступая еще на шаг назад. Неужели несчастная помешалась? - Я сейчас же приведу его сюда, мадам де Пейрак...

- Да катитесь вы оба к черту! - неожиданно спокойно проговорила Франсуаза и небрежным жестом бросила испачканный платок под ноги Анжелике. - Я прекрасно обойдусь без вашей помощи. Право слово - смешно, - она презрительно фыркнула, - неотесанная любовница моего мужа будет изображать из себя святую невинность и предлагать мне свои услуги! Ваше место в коровнике, милочка, а не в Сен-Манде, - с жалостью в голосе проговорила она, кивая головой на маскарадный костюм девушки. - В какой помойке вы его откопали? Последняя служанка постеснялась бы надеть подобные лохмотья!

- Думаю, мне стоит вернуться в гостиную, - дрожащим от возмущения голосом произнесла Анжелика, выбитая из колеи такой внезапной сменой настроения своей собеседницы. - Вы, как я погляжу, чувствуете себя превосходно, раз вам достает сил плеваться ядом, как гадюка! - с этими словами она развернулась и направилась к выходу из комнаты.

- О, вам не терпится нажаловаться на меня Жоффрею? Тогда поторопитесь! - крикнула ей вслед Франсуаза. - Иначе вам придется доставать его из постели очередной шлюхи, которая с превеликой радостью заменит там вас!

____________________

* "Вино с реки" - то есть привезенное в Париж водным путем.

** Сладкое вино из крупного черного винограда, произрастающего на юге Франции.

*** Одна кварта равняется двум штофам, а полштофа - 0,466 литра. Баррик (от старофр. barrique — бочка; также французский баррель) - старинная французская мера объема вина. Наиболее распространен 225 литровый стандарт корабельной бочки из региона Бордо.

**** Самая мелкая французская монета - денье; 1 лиар = 3 денье; 1 су = 4 лиара = 12 денье; 1 ливр = 20 су = 80 лиаров = 240 денье; 1 экю = 3 Ливра = 60 су = 240 лиаров = 720 денье; 1 пистоль = 10 ливров = 200 су = 800 лиаров = 2400 денье; 1 луидор = 2 пистоля = 20 ливров = 400 су = 1600 лиаров = 4800 денье.

***** Сент-Эмильон - один из четырех главных бордоских винодельческих районов, производящих красные вина, расположен на правом берегу р. Дордонь.

****** Жан Магуле - официальный вышивальщик королевы Марии-Терезии, вплоть до ее смерти в 1683 году, имел магазин на улице Сен-Бенуа, возле Сен-Жермен-де-Пре.

******* Тамплиеры - духовно-рыцарский орден, основанный на Святой земле в 1119 году небольшой группой рыцарей во главе с Гуго де Пейном после Первого крестового похода. В 1307—1314 годах члены ордена подверглись арестам, пыткам и казням со стороны французского короля Филиппа IV, крупных феодалов и Римско-католической церкви, в результате чего орден был упразднён папой Климентом V в 1312 году.

******** Голилья - жёсткий белый квадрат из бельевой ткани, закреплённой под подбородком. Голова в нем как будто размещалась на белом блюде, так что было невозможно повернуть шею; эта отвратительная пародия на воротник-жёрнов была нелюбима французами, которые в то время уже придумали элегантные кружевные галстуки.

 Отправлено: 22.02.18 07:45. Заголовок: Глава 40. Жоффрей. ..

Глава 40.

Жоффрей. Сен-Манде. Маскарад.

- Академия флоралий*, - повторил Николя Фуке и бросил задумчивый взгляд на графа де Пейрака, который только что закончил излагать ему свои соображения по поводу учреждения этой организации в Лангедоке. - Весьма интересно...

- Вы находите? - чуть улыбнулся Жоффрей. - А вот господин Конрар, к которому я обратился с той же просьбой некоторое время назад, посчитал мою идею провокационной.

- Несомненно, - суперинтендант понимающе хмыкнул. - Мэтр Валантэн слишком держится за свое место секретаря Французской академии, чтобы принимать неосторожные решения, которые могут впоследствии повредить его репутации.

- А вы тоже думаете, что поэтический фестиваль - настолько опасное мероприятие, что придание ему официального статуса повредит целостности Французского королевства? - живо отозвался граф.

- Я - нет, - покачал головой Фуке, - но уверен, что немногие со мной согласятся. Вы, сударь, как никто, должны понимать нынешнюю политическую ситуацию. Южные провинции, скажем так, весьма неохотно признают над собой власть короля и при всякой удобной возможности стремятся к независимости, которая была ими утрачена уже много веков назад. А Академия флоралий - отличный повод, чтобы вновь раздуть тлеющие угли противостояния Севера и Юга, - он примиряюще поднял руку, видя, что Пейрак желает ему возразить. - Уверен, что лично вы ратуете только за сохранение и приумножение культурного наследия вашего края, но можете ли вы поручиться, что остальные учредители фестиваля имеют такие же чистые помыслы и настолько же лояльны к короне, как вы и ваша супруга? Не станет ли со временем Академия приютом для недовольных, которые, в совершенстве владея искусством слова и умением очаровывать толпу, постараются вновь посеять семена раздора среди граждан нашего королевства и спровоцировать новый бунт? Еще не забылась история печально известного герцога де Монморанси**, а уж в свете событий недавно закончившейся Фронды... - суперинтендант сделал многозначительную паузу и выразительно посмотрел на Жоффрея.

- Я благодарен вам за откровенность, мессир, - проговорил тот, чуть склоняя голову в знак признательности. - Что ж, тогда придется отложить решение этого вопроса на некоторое время...

- Это весьма мудро, граф, - кивнул ему в ответ Николя Фуке. - Со своей стороны, я обещаю вам всяческую помощь в ваших начинаниях. И если мне представится такая возможность, то я, вне всяких сомнений, поддержу вашу идею перед лицом его величества и королевы-матери... А теперь, - неожиданно сменил он тему, - позвольте и мне попросить вас о небольшом одолжении.

- Я к вашим услугам, виконт, - склонившись в учтивом поклоне, произнес Пейрак.

- Спойте для нас! Я никогда не прощу себе, если лишу гостей моего праздника возможности услышать прославленный Золотой голос королевства! - торжественно проговорил суперинтендант.

- Это будет честью для меня, сударь, - широко улыбнулся граф.

Перебирая струны принесенной ему гитары, Жоффрей скользил рассеянным взглядом по лицам окружающих его людей. Кто-то был в маске, кто-то - без, кто-то переговаривался вполголоса, кто-то, замерев, с благоговением внимал его пению. Карменсита стояла так близко, что при желании он мог коснуться ее рукой, но это соседство было для него скорее тягостным, чем приятным. Ее поведение, навязчивое и вызывающее, уже привлекло к себе повышенное внимание, и Пейрак видел, как на испанку бросают насмешливые и сочувственные взгляды, а ее муж буквально кипит от гнева. Идиотская ситуация! Но больше всего графа удручало то, что он так и не увидел на приеме Анжелику, хотя именно ради нее он и пришел сегодня сюда. Стремительный круговорот праздника, разнообразные развлечения, ничего не значащая светская болтовня - все это бессмысленное времяпрепровождение утомляло и раздражало Жоффрея, который не один раз уже пожалел, что решил посетить маскарад в Сен-Манде. Разговор с суперинтендантом оставил неприятный осадок, хотя граф видел, что Николя Фуке искренне расположен к нему и именно поэтому так откровенен. Но беседа эта лишний раз заставила Пейрака задуматься о глубине тех противоречий, которые существовали между Севером и Югом. Преодолимы ли они? И возможен ли мир между двумя столь различными культурами?

Сам того не замечая, он машинально начал энергичный проигрыш "Caprice de chacone" - невероятно популярного сейчас при дворе Франческо Корбетты*** - и услышал одобрительные возгласы, раздающиеся со всех сторон. Искусно вплетя в мелодию голос, Жоффрей полностью отдался красоте и музыкальной гармонии, которая всегда его завораживала, а кроме того, изящный рисунок произведения с разнообразными вариациями потребовал от него полного сосредоточения и внимания. Его голос то взмывал высоко, то опускался до низких, бархатистых нот, то вступал в противоборство с гитарным перебором, то подхватывал четкий ритм трепещущих струн... В какое-то мгновение он вдруг ощутил невероятный подъем, почти чувственное удовольствие от исполнения, позабыв, где находится, словно сейчас никого и ничего больше не существовало, и он остался наедине со своей Прекрасной дамой - музыкой. Где-то на грани грез и яви он увидел стоящую в некотором отдалении тонкую девичью фигурку, облаченную в черное домино и маску, полностью закрывающую лицо. Он и сам не знал, что привлекло его внимание, но он вновь и вновь обращал свой взгляд к ней, пока не понял, что же показалось ему знакомым - рука, прижатая к груди в жесте, выражающем степень крайнего волнения. Как тогда, в салоне Нинон, когда время будто остановилось, и он пел только для одной девушки, чей образ теперь неотступно преследовал его, словно наваждение... "Неужели?! - пронеслось у него в голове, а сердце учащенно забилось. - Неужели это она?"

Повернувшись к незнакомке, он завел новую мелодию, тягучую и неспешную, а слова, которые затейливой канвой ложились на нее, были на пуатевинском наречии и повествовали о прекрасной фее Мелюзине, которая согласилась связать свою судьбу со смертным Раймондином и одарила его славой и богатством****...

Девушка сначала чуть подалась вперед, а потом отступила на несколько шагов назад, как будто налетев на невидимую стену, и нечаянно натолкнулась спиной на дворянина в белоснежном плаще, которого Жоффрей хорошо запомнил во время инцидента со львом и Франсуазой. Интересно, кто он? И почему решил прийти тогда на помощь его жене? Были ли они раньше знакомы, или же это был спонтанный порыв? Анжелика - а теперь Пейрак был почти уверен, что это именно она - присела перед незнакомцем в неловком реверансе и хотела было уйти, но тот окликнул ее, заставив девушку замереть на месте. Склонившись к самому ее уху, он что-то проговорил, отчего она резко выпрямилась и в следующий миг почти бегом покинула гостиную. Мужчина, чуть помедлив, последовал за ней.

Графа охватило беспокойство напополам с удивлением. Кто же он такой, этот загадочный гость? И почему Анжелика сбежала от него? Неожиданно Жоффрею пришло на ум, что под золотой маской с острым, как клюв, выступом снизу, скрывается маркиз де Монтеспан, который, возможно, уже успел оправиться от своей раны, полученной во время недавней дуэли, и теперь решил приехать на маскарад в Сен-Манде. Если это было действительно так, то тогда все вставало на свои места - и желание маркиза защитить Франсуазу, и его намерение поговорить с Анжеликой против ее воли... Зная горячность обоих, Пейрак предположил, что ни к чему хорошему эта беседа не приведет, а потому решил как можно скорее отыскать их и вмешаться, пока дело не приняло серьезный оборот.

Завершив песню, Пейрак встал и, галантно раскланявшись с гостями, двинулся было в ту сторону, где скрылись девушка и мужчина в белом плаще, но внезапно почувствовал легкое прикосновение пальцев к рукаву своего камзола. Оглянувшись, он встретился с влажным взглядом темных глаз герцогини де Мерекур.

- Кармен, - с трудом сдерживая раздражение, проговорил Жоффрей, - по-моему, мы уже все друг для друга прояснили...

- Ваше исполнение вновь зажгло во мне огонь, - понизив голос, томно произнесла она. - И ни ваша холодность, ни ваши насмешки не смогут затушить этот пожар...

- В прошлый раз с этим пламенем отлично справилось бронзовое ведерко с водой, - с сарказмом ответил ей граф. - Вы желаете повторить столь удачный опыт снова, мадам?

- О, вы не осмелитесь так поступить со мной на глазах у всех этих людей! - деланно улыбнулась женщина, но руку со сгиба его локтя убрала. - И хочу заметить, что вы вели себя тогда крайне неучтиво, - Жоффрей насмешливо улыбнулся, а она торопливо добавила: - Но я прощаю вас. Видите, как я смиренна?

- Ваше смирение, сударыня, должно волновать прежде всего вашего супруга, но никак не меня, - Пейрак сделал нетерпеливое движение, чтобы уйти, но герцогиня снова начала говорить.

- Послушайте, - ее голос опустился до интимного шепота, - все наши разногласия остались в прошлом. Да, я совершила ошибку, но, поверьте, уже достаточно настрадалась из-за ее последствий... Без вас... - она просяще заглянула в его глаза. - Неужели я окончательно вам разонравилась? Скажите, разве я некрасива? Разве вам не хочется снова пережить те чувственные восторги, что мы некогда дарили друг другу?

- Увы, но нет, - он взял ее руку и поднес к своим губам. - Прощайте, моя дорогая, и держите в узде лошадей вашего сладострастия, иначе они приведут вас к гибели...

- О, вам так идет давать уроки нравственности! - внезапно раздался голос Франсуазы де Пейрак, которая приближалась к ним, легонько постукивая сложенным веером о ладонь, изображая овации. - А вам, мадам де Мерекур, - она надменно вздернула бровь и скривила губы в презрительной усмешке, - я посоветовала бы обратиться к своему духовнику - возможно, ему удастся усмирить демона похоти, что бушует в вас.

Испанка вспыхнула и выдернула руку из ладони графа.

- Ваше злословие, мадам, - с трудом сдерживая гнев, проговорила она пронзительным, как у чайки, голосом, - не менее тяжкий грех, чем тот, в котором вы меня обвиняете, с одной лишь разницей - я честна в своих желаниях, а вы скрываете свои под маской ханжества и лицемерия!

- О, я вижу, вас задели мои слова? - едко ответила ей Франсуаза. - Но ведь на правду обижаться грешно, а принять к сведению добрый совет вовсе не зазорно. Не правда ли, мессир де Пейрак? - она перевела взгляд на мужа и с вызовом вздернула подбородок.

- Вне всяких сомнений, мадам де Пейрак, - Жоффрей улыбнулся, но глаза его под маской недобро сверкнули. - Жаль только, что вы сами редко пользуетесь теми советами, которые с такой охотой раздаете, - он отвесил супруге преувеличенно любезный поклон и добавил: - А теперь позвольте мне покинуть вас, прекрасные дамы, поскольку, боюсь, ваше состязание в остроумии стало меня утомлять.

Уже удаляясь, он услышал за спиной полное негодования: "Каков подлец!", но даже не обернулся, чтобы узнать, чьи же уста это произнесли. Несомненно, обе женщины пылали сейчас ненавистью по отношению к нему, но графу это было глубоко безразлично. Все, что его волновало в данный момент - это Анжелика и маркиз де Монтеспан, настойчиво преследующий ее, неуравновешенное состояние которого могло привести к самым непредсказуемым последствиям.

Жоффрей прошел насквозь крыло замка, в котором скрылась девушка, нарочито равнодушным взглядом оглядывая каждую комнату, мимо которой проходил, пока не достиг небольшой, скудно освещенной залы, где никого не было. Он остановился и прислушался к звукам дома: где-то вдалеке играла музыка, на грани слышимости доносился ровный гул голосов многочисленных гостей Сен-Манде, во дворе по камням подъездной дорожки перебирали копытами лошади... Он уже собирался повернуть назад, чтобы продолжить поиски в другом месте, как вдруг из-за скрытой широким гобеленом стены до него донесся резкий мужской голос, а вслед за ним - приглушенный, словно сквозь вату, женский вскрик. В несколько широких шагов Пейрак преодолел расстояние, отделяющее его от источника звука, и быстрым движением отдернул в сторону плотную ткань. Как он и ожидал, за ней скрывалась потайная дверь, столь искусно спрятанная под деревянными панелями, что непосвященному взгляду ее было бы очень трудно обнаружить. Помимо этого, на ней не было ни ручки, ни замочной скважины - просто чуть более выступающая по сравнению с другими гладкая прямоугольная поверхность. Несомненно, эта преграда была преодолима, но для этого нужно было знать секрет, открывающий хитрый замок.

Граф заколебался. А что, если он ошибся и сейчас обнаружит там совсем не тех, кого ожидает? Возможно, он помешает ссоре любовников или же приватному разговору совершенно незнакомых ему людей? Жоффрей положил руку на деревянное полотно двери и снова прислушался. Из-за стены не доносилось ни звука. Тогда он негромко постучал. За дверью послышалось какое-то движение, потом грохот, словно что-то уронили, и наконец женский голос, в исступлении выкрикнувший: "Мерзавец!". Пейрак решил не терять зря времени и что есть силы ударил плечом в стык потайной двери и деревянной панели. Даже если там и не Анжелика, то дама, запертая в потайной комнате, явно нуждалась в помощи. Раздался жалобный треск, но конструкция устояла. Он удвоил усилия, и через несколько мгновений дверь поддалась, сдвинувшись внутрь на пару дюймов. Жоффрей снял с перевязи ножны шпаги, чтобы, используя их, как рычаг, расширить проход и попасть внутрь, но неожиданно дверь распахнулась сама, а на пороге небольшого помещения, которое скорее всего служило хозяину Сен-Манде для тайных встреч и переговоров, не предназначенных для чужих ушей, возникла высокая фигура мужчины, шагнувшего навстречу Пейраку из глубины комнаты. Граф устремил пристальный, изучающий взгляд на совершенно незнакомое ему безупречно красивое лицо молодого человека с холодными, как куски талого льда, глазами, отметил про себя, что он широк в плечах, по-военному подтянут, а его рука, украшенная тяжелыми перстнями, покоится на оголовье шпаги, которую он в любой момент готов выхватить из ножен. Вторая рука незнакомца терялась в складках белоснежного плаща, ниспадающего до самого пола, а вся его поза была напряженной, как и тогда, в гостиной, когда он, обнажив кинжал, мягким, крадущимся шагом приближался ко льву, замершему перед Франсуазой.

- Что вам угодно, сударь? - чуть раздраженным тоном осведомился мужчина, заступая Жоффрею дорогу и не давая пройти дальше. При этом он взирал на него с таким высокомерным видом, словно тот своим вторжением нарушил все мыслимые правила этикета.

Пейрак помедлил с ответом. Он интуитивно почувствовал, что человек, стоящий сейчас перед ним, одной породы с его женой - нестерпимо заносчивый аристократ, который считает, что ему все позволено уже только по праву рождения, и что все остальные - лишь пыль под высокими каблуками его изысканных туфель. Что связывало их с Анжеликой? Зачем он подходил к ней в гостиной? Чем мог настолько испугать девушку, что она так поспешно ретировалась? И кого он удерживает сейчас в этой потайной комнате?

Молчание затягивалось, становясь ощутимо душным, как терпкий, чуть сладковатый запах мускуса, исходивший от камзола молодого человека. Жоффрей кинул быстрый взгляд за его плечо, но не увидел ничего, кроме темного массивного стола из мореного дуба с пузатыми, как винные бочонки, ножками, на котором стоял тяжелый бронзовый канделябр с единственной установленной в нем наполовину оплывшей свечой. Ее неверный колеблющийся свет очерчивал небольшой круг вокруг себя, погружая остальную часть комнаты в кромешную тьму.

- Я ищу одну даму, и мне кажется, что она находится здесь, в этой комнате, - наконец прервал тягостное молчание граф.

На лице мужчины в белом не дрогнул ни один мускул.

- Вы ошибаетесь, сударь. У нас с вами нет общих знакомых, - и с этими словами он положил ладонь на косяк двери в желании захлопнуть ее перед носом своего нежданного визитера, но Пейрак не дал ему этого сделать.

Просунув носок сапога в просвет дверного проема, граф произнес:

- И тем не менее, я бы хотел убедиться, что с той, чье присутствие вы так тщательно пытаетесь от меня скрыть, все в порядке.

- И вас нисколько не заботит, что может пострадать репутация дамы? - по губам молодого человека скользнула холодная улыбка.

- Меня больше заботит, что может пострадать она сама, - со значением проговорил Жоффрей.

Надменный взгляд собеседника на мгновение полыхнул яростью, и он впился светлыми, как расплавленный свинец, глазами в горящие решительностью чёрные глаза Пейрака. Эта безмолвная дуэль длилась не дольше нескольких ударов сердца, пока наконец незнакомец не произнес:

- Что ж, как пожелаете, - и, не поворачивая головы, негромко позвал: - Кузина!

Из темноты выступила Анжелика - без маски, с откинутым с головы капюшоном и рассыпанными по плечам золотистыми локонами. Черное домино, плотным коконом окутывающее фигуру девушки, подчеркивало мертвенную бледность ее лица. Не поднимая глаз и судорожно сжимая пальцы в замок перед собой, она остановилась за спиной молодого человека.

- Мадемуазель де Сансе, - поприветствовал девушку Жоффрей, но она не произнесла в ответ ни единого слова.

- Как видите, вам не о чем беспокоиться, мессир, - снова раздался спокойный голос незнакомца в белом плаще. - Это семейное дело...

Услышав эту тираду, Анжелика вздрогнула, как от удара, и закусила губу, словно желая удержать слова, буквально рвущиеся у нее с языка. Пейрак перевел взгляд с девушки на мужчину, все так же стоящего между ними, как неприступная скала, и произнес:

- И все же, сударь, я вынужден прервать вашу беседу, поскольку мадемуазель де Сансе обещала мне танец, - он заговорщицки улыбнулся Анжелике, которая вскинула на него полный изумления взгляд. - Вы так поспешно удалились, сударыня, что мне пришлось разыскивать вас по всему дому.

- Простите, ваша светлость, я совсем забыла, - пробормотала девушка и сделала было шаг к нему навстречу, но кузен преградил ей дорогу.

- Мы еще не закончили, - в его голосе проскользнули металлические нотки.

- Вы можете продолжить ваше общение и после праздника, - с не меньшей настойчивостью произнес Жоффрей, протягивая руку Анжелике. - Право слово, разве маскарад - подходящее место для серьезных разговоров?

- Позвольте, сударь, мне самому судить о том, где и с кем мне вести беседы, - если бы взглядом можно было убивать, то Пейрак бы сейчас уже лежал на полу, пронзенный ледяным стилетом голубых глаз мужчины.

Кузен Анжелики своей заносчивостью вновь напомнил графу Франсуазу, и он едва не поморщился, настолько неприятным было для него это сравнение. И какой разительный контраст с Анжеликой представляли собой эти двое - надменные, чванливые, переполненные чувством собственной избранности и вседозволенности! Жоффрей теперь был твердо уверен, что должен увести девушку из этой потайной комнаты любой ценой, даже если ему придется вступить в схватку с ее кузеном за право осуществить свое желание. Нельзя было и помыслить о том, что Анжелика находилась с ним здесь по собственной воле - настолько она была напугана и растеряна.

- Я предлагаю мадемуазель де Сансе самой решить, как ей следует поступить в данной ситуации, - в этот момент пальцы девушки легли в ладонь Пейрака, и он слегка пожал их.

И без того бледное лицо молодого человека сделалось еще белее, а губы сжались в напряженную тонкую линию.

- Что ж, кузина, развлекайтесь, - с угрожающей любезностью в голосе произнес он и отступил в сторону, давая ей выйти. - Неизвестно, когда еще вам представится такая возможность... И представится ли...

С этими словами он захлопнул двери потайной комнаты и, отвесив небрежный поклон графу и его спутнице, удалился.

Жоффрей, проводив его взглядом, обернулся к Анжелике и участливо осведомился:

- С вами все в порядке?

Она мотнула головой и отвела глаза в сторону, но руку у него не отняла. Пейрак склонился к ее лицу.

- Вы чем-то расстроены? - он пытался поймать ее взгляд, желая прочитать в нем ответ, но девушка упорно молчала. - Возможно, вы хотели продолжить разговор с вашим кузеном? Я помешал вам? - граф отпустил ее ладонь и скрестил руки на груди.

Анжелика прислонилась спиной к стене и на секунду прикрыла глаза, отчего ее лицо приобрело выражение какой-то хрупкой нежности, беспомощности, и у Жоффрея возникло непреодолимое желание привлечь ее к себе, чтобы своими объятиями защитить от всего мира, но он не посмел этого сделать - настолько она была сейчас далека от него.

- Я провожу вас туда, куда вы скажете, - наконец произнес граф, пытаясь заглушить чувство горечи от ее неожиданной холодности. - Вам не стоит сейчас оставаться одной...

Она наконец подняла на него глаза, в глубине которых он прочел панический страх вперемешку с отчаянной безнадежностью, и еле слышно произнесла:

- Вы можете увезти меня отсюда? Куда угодно... Только, пожалуйста, не спрашивайте меня ни о чем...

______________________

*Подробнее в главе "Жоффрей. Лувр".

**Герцог Анри II де Монморанси - внук коннетабля Анна де Монморанси, сын коннетабля Анри де Монморанси, последний представитель знаменитого рода Монморанси из Шантийи. В 1632 году брат короля, Гастон Орлеанский, поднял восстание против кардинала Ришелье. Несмотря на увещевания жены, итальянки из рода Орсини (и двоюродной сестры королевы Марии Медичи), Монморанси примкнул к восставшим и дал мятежному Гастону убежище в Лангедоке. В сентябре он за полчаса был разбит верным королю маршалом Шомбергом под Кастельнодари. В этой схватке Монморанси был ранен и попал в плен к королевским войскам. Тулузский парламент признал его виновным в оскорблении величества и приговорил к смертной казни. Истинной причиной королевского гнева было плохо скрываемое стремление Монморанси к образованию независимого княжества на итало-французской границе. Приговор был исполнен в Тулузе; все титулы и владения Монморанси были конфискованы (позднее их выпросил себе муж его сестры — принц Конде). Расправа над Монморанси обозначила наступление во Франции эпохи абсолютизма.

*** Франческо Корбетта (1615 или 1620 - 1681) – итальянский гитарист-виртуоз и композитор, известный во второй половине жизни под переделанным на французский лад именем Франсиск Корбет. Прославился как учитель игры на гитаре в Болонье (с 1639 года), где стал главой блестящей школы. Около 1643 года Корбетта поступил на службу к герцогу Мантуанскому, затем – к эрцгерцогу Австрии (ок. 1648). Призванный ко французскому двору в период правления молодого Людовика ХIV, он создает совместно с Люлли музыку для одного из королевских балетов, сочинив антре для нескольких гитар. В дальнейшем он продолжает свою деятельность при королевском дворе Англии. Здесь он знаменит как крупный исполнитель-виртуоз, а также педагог, дающий уроки королю и придворной знати. Около 1671 года он возвращается во Францию для преподавания игры на гитаре наследнику престола, но при этом не порывает свои связи с английским королевским двором. Умер в Англии в 1681 году.

**** Мелюзина — фея из кельтских и средневековых легенд, дух свежей воды в святых источниках и реках. Часто изображалась как женщина-змея или женщина-рыба от талии и ниже, иногда с двумя хвостами.

Раймондин, племянник Эймера, графа Пуатье, убив его нечаянно на охоте, скрывался в лесах, где и встретил Мелюзину у источника и предложил вступить в брак. Мелюзина обещает, что ему не будет расплаты за преступление, и он обретет счастье, богатство и многочисленное потомство, если на ней женится. Точно также, как и её мать ранее, она поставила условием, что муж никогда не должен входить в её спальню по субботам.

Мудрая Мелюзина помогала мужу приобрести богатство: он получил много свободной земли, окружив её шкурой оленя, нарезанной на тонкие ремни, стал могущественным государем и основателем дома Лузиньянов. Она родила ему десять детей, из них две дочери и восемь сыновей (в том числе Жоффруа Большой зуб и Гвидона), двое из которых, отправившись в путешествия, также стали правителями своих земель. Став женой Раймонда, с помощью своей магии Мелюзина воздвигала замки, распахивала земли и строила города. Первым замком, созданным ею, стал замок Лузиньян.

Брат Раймондина наговорами возбудил в нём ревность к супруге, и он решил подсмотреть, что делает его жена по субботам. Он увидел её моющейся и узнал про её хвост. Мелюзина простила его. И лишь когда, как-то поссорившись с супругой из-за того, что один из их сыновей убил другого, он обозвал её «змеей» перед лицом своего двора, она превратилась в дракона, одарила его двумя магическими кольцами и улетела, чтобы никогда не вернуться, трижды облетев вокруг замка с раздирающим душу криком (знаменитый Cri de Meluzine).

С тех пор она была покровительницей славного дома Лузиньянов и предупреждала своих потомков, когда им угрожало несчастье.