Анжелика Анн и Сержа Голон

Глава 7.

Жоффрей достаточно легко переносил это затянувшееся пребывание на необитаемом острове, ведь все детство он провел в вынужденной неподвижности, лишенный общества друзей и сверстников. Он выполнял свою часть работы, возложенную на него товарищами по несчастью, которые день ото дня становились все мрачнее, и отправлялся гулять. И хоть однообразный пейзаж не дарил ему никаких новых впечатлений, но все же располагал к раздумьям и некоторой созерцательности. Иногда он напевал, иногда чертил математические формулы на песке, иногда просто любовался на причудливую игру волн в бескрайнем океане...

Он настолько погрузился в себя, что даже не заметил, как голландцы подошли к самой грани своего терпения. Они раздражались по пустякам, постоянно устраивали ссоры друг с другом и Пейраком, ругали на чем свет стоит однообразную еду, холод, ветра, птиц, кружащихся над островом, а в особенности трусливых моряков, опасающихся идти проливом Дрейка.

- Чертовы сухопутные крысы, - ворчал боцман, в остервенении пиная подвернувшиеся под ноги камни. - Все бы им вдоль берега ходить, барышням. Как можно называться моряком и при этом носа не казать в океан, а? Где романтика, где азарт, я вас спрашиваю? Хоть бы один корабль мимо прошел! Но нет, помирать нам здесь, видимо...

Тут его гнев оборачивался в сторону Жоффрея.

- Кой черт занес к нам на "Фортуну" этого проклятого мальчишку! А гонору-то, гонору, чисто у короля! Мы, Янсен, не его поля ягоды, мы простые. А он, гляди, какой благородный, у самого Доргоня обедал. Брешет, небось... И про Формозу брешет.

Юноша старался пореже попадаться Нилмену на глаза, но того колотило даже при упоминании его имени. И хоть капитан старался урезонивать боцмана, но и он сам посматривал на Пейрака если не с ненавистью, то с определенной долей осуждения. Несмотря на всю симпатию и расположение, которое Янсен испытывал к молодому человеку, потери корабля он простить ему не мог.

В один из дней, похожий на все предыдущие, словно близнец, боцман сорвался. Он крушил все, что попадалось ему под руку, с утробным рычанием и проклятиями в адрес Жоффрея.

- Я убью его! Клянусь дьяволом, я перережу ему глотку и буду пить его кровь!

- Успокойся, Питер, - устало проговорил капитан, даже не делая попытки остановить его. - Ну убьешь ты его и что, тебе легче станет?

- Да! - выкрикнул боцман, срывая приколоченную ко входу в пещеру парусину и яростно топча ее ногами. - Да! Да! Потом я брошу его труп на съедение рыбам, и морской бог сжалится над нами. Он пошлет нам корабль! Искупительная жертва, Янсен!

- Ты сошел с ума! Какая жертва? Опомнись! Ты же христианин! - вскочил на ноги капитан.

Но бесноватого было уже не остановить. С криками: "Пейрак! Где ты?" он выбежал из пещеры. Янсен бросился вслед за ним, пытаясь образумить. Боцман бежал вдоль берега гигантскими скачками и орал во все горло: "Пейрак!". Увидев юношу, сидящего на песке, он хрипло расхохотался.

- Искупительная жертва! - выкрикнул он и устремился к Жоффрею.

Тот, увидев, что на него бежит Нилмен, размахивающий увесистым булыжником, а за ним, едва поспевая, следует донельзя перепуганный капитан, вскочил на ноги.

- Питер, что с вами?

- Искупительная жертва! - ревел боцман. - Кровь за кровь, жизнь за жизнь!

Пейрак выхватил нож.

- Не подходи!

Глаза Нилмена налились кровью.

- Чертов щенок! Мне не нужен нож, чтобы убить тебя! - и он с силой метнул в него камень.

Жоффрей схватился за вмиг онемевшее плечо.

- Следующий камень прилетит тебе в голову, дьявольское отродье!

- Нилмен, да успокойся же! Это приказ! - прокричал подбежавший к ним капитан и заслонил собой юношу.

Боцман переводил горящий ненавистью взгляд с одного на другого, потом его губы раздвинула жуткая ухмылка.

- Так вы заодно, да? Сговорились у меня за спиной? Убить меня решили? А не выйдет! Нилмен тертый калач, побывал в таких передрягах, что вам и не снились! Предатели! Предатели! Сдохните, как собаки!

И он неожиданно бросился на капитана, опрокинув его на спину. Сцепившись, они покатились по песку. Вдруг раздался пронзительный крик и клубок распался. На земле остался лежать Янсен, прижимая к животу руки. Между его ладонями виднелась рукоятка ножа, который Нилмен выхватил у него из-за пояса в пылу битвы. На губах его пузырилась кровь. Боцман стоял рядом с ним на четвереньках и бормотал:

- Это не я, капитан, это не я, не я! Это он! - и тыкал окровавленным пальцем в сторону Пейрака.

- Нил-мен... - прохрипел капитан.

Боцман быстро-быстро закивал головой.

- Да, капитан! Я понял, капитан! Я отомщу за вас! - он начал неуклюже подниматься.

- Нил-мен! - Янсен тянул к нему руку.

- Да-да, капитан, не беспокойтесь! Я уже иду!

Жоффрей видел, как к нему приближается, раскачиваясь, сошедший с ума боцман. По щекам его текли слезы, губы тряслись, он тер испачканные кровью руки о штаны и бормотал:

- Я иду, капитан! Да, иду... Не бойтесь! Я уже рядом!

Молодой человек напрягся и тут же зашипел от боли, так как плечо отозвалось пронзительной болью. С отчаянием он осознал, что сейчас умрет, но вдруг Нилмен покачнулся и упал к его ногам. За его спиной возник капитан. Едва держась на ногах, он смотрел на распростертое на песке тело боцмана, между лопаток которого торчал нож.

- Капитан, - проговорил Жоффрей, делая шаг к нему навстречу.

Янсен медленно поднял на него затуманенные болью глаза. Из них капля за каплей уходила жизнь. Сквозь его сведенные судорогой пальцы, зажимавшие рану на животе, сочилась кровь. Потом он рухнул на колени.

- Искупительная жертва... - еле слышно прошептал капитан и неловко завалился на бок.

Его рука безвольно откинулась в сторону и коснулась набежавшей на берег волны...

Увиденное повергло Жоффрея в шок. Он зачем-то стал смывать морской водой с губ Янсена запекшуюся кровь. Потом опомнился. Склонился над Нилменом и убедился, что тот действительно мертв. Сел на песок и зажал ладонями виски, в которых гулко стучала кровь. Случившаяся только что трагедия не укладывалась у него в голове. Все было так нелепо, так глупо... Но безжалостная реальность была у него перед глазами: капитан и боцман, с которыми они пережили кораблекрушение и долгое пребывание на необитаемом острове, убили друг друга. А причиной этой схватки был он.

- Что же мне делать? Что делать? - шептал Жоффрей, но лишь оглушающая тишина была ему ответом.

Он просидел на берегу, пока не стемнело. Потом, шатаясь, встал и направился к пещере. Там он споткнулся на пороге о кусок парусины и растянулся во весь рост. В глазах его потемнело от боли, а кровь из разбитого носа хлынула в рот. Чертыхнувшись, он встал и, держась за стену, подошел к очагу, где виднелись едва тлеющие угли. Раздув огонь, он подкинул в него немного дров и в свете колеблющегося пламени увидел следы ужасающего разрушения, учиненного обезумевшим боцманом. Только теперь Жоффрей окончательно осознал, что все случившееся не было сном, и он действительно остался один.

Взяв одно из одеял, он вышел из пещеры и направился к роднику. Там он сначала жадно напился, а потом смыл кровь с лица и рук. Плечо на каждое движение отзывалось тупой болью. Завернувшись в одеяло, он лег прямо на землю. Никакая сила не могла заставить его переступить порог жилища, которое еще совсем недавно он делил с голландцами.

Дрожа от холода, а может, и от запоздалого страха, он никак не мог заснуть. Едва он закрывал глаза, как видел надвигающегося на него Нилмена, его горящие ненавистью глаза и рот, кривящийся в зловещей ухмылке. В холодном поту и с бешено колотящимся сердцем Жоффрей подскакивал и долго всматривался в темноту.

Ему удалось ненадолго забыться только на рассвете. Ему снилось, что над ним с тревогой склонилась его белокурая Мелюзина. Ласково проводя рукой по его растрепанным волосам, она шептала: " Все уже позади. Ты не один, я с тобой...". Он прижимал к своим губам ее ладони и ощущал едва уловимый запах дикой мяты, исходивший от них. Над их головами кружились птицы, светило тусклое солнце, а он был пронзительно счастлив ее присутствием и нежными прикосновениями ее рук. Боль и ужас случившегося отступали, и главным было только одно - приподняться совсем немного и прильнуть губами к ее губам.

С этой мыслью он и проснулся. Ошалело оглядевшись по сторонам, он увидел откинутое в сторону одеяло и весело журчащий неподалеку родник. Сладостное блаженство сна еще не до конца рассеялось, и Жоффрей почти не ощущал боли в плече и разбитом носе. Он слегка усмехнулся:

- Колдунья исцелила дьявола...

Начинался новый день, который нес с собой новые проблемы. Нужно было похоронить погибших, привести в порядок пещеру, добыть пищу... И привыкнуть к мысли, что отныне на этом острове есть только он... И его ускользающая, словно дуновение ветра, мечта...

Потянулись нестерпимо долгие дни абсолютного одиночества. Они складывались в недели, недели - в месяцы, и Жоффрею казалось, что этот безжизненный остров, хмурый океан вокруг и серые камни под ногами - последнее, что он видит в своей жизни. Отчаяние, так несвойственное его деятельной натуре, потихоньку овладевало им. Чтобы не впасть в депрессию, он начал разговаривать с воображаемыми собеседниками. Чаще всего это был Бекман - Жоффрей спорил с ним о физических законах, управляющих миром, о математике, и ум его, живой и гибкий, находил ответы на ранее казавшиеся неразрешимыми вопросы. После подобных маленьких побед юноша чувствовал себя на некоторое время окрыленным и полным сил.

Иногда он ощущал рядом присутствие своей зеленоглазой феи. Она виделась ему так явственно, что казалось, достаточно было протянуть руку, чтобы почувствовать под пальцами шелковистость ее волос и нежность кожи. Он знал, что это всего лишь видение, прекрасное и мимолетное, плод его распаленного одиночеством воображения, но ему безумно хотелось когда-нибудь встретить кого-то, похожего на нее. А для этого ему нужно было выбраться с этого проклятого острова...

В тот вечер он тоже сидел на берегу океана. Впереди до линии горизонта простиралась бескрайняя водяная гладь. Она сверкала и подрагивала под колыханием прилива. Глухо рокотала волна, разбиваясь о берег с нарастающим шумом. Удивительно, но сегодня он не нуждался в собеседниках. Сегодня все его существо было охвачено предчувствием чего-то, и это тревожное волнение заставляло его пристально вглядываться в горизонт. Казалось, он искал что-то там, среди переливающихся под луной морских волн.

Внезапно он вскочил на ноги, не в силах совладать с собой. Сердце его было готово выпрыгнуть из груди. Потому что он увидел то, о чем мечтал долгие месяцы. Там, где линия горизонта, казалось, сливалась с неспокойными водами океана, виднелись мерцающие светлые точки, похожие на мельчайшие звезды. Сухопутный человек наверняка принял бы их за гаснущие звезды, но человек, знакомый с морем, не мог ошибиться. Не веря своим глазам, Жоффрей пробормотал:

- Это корабль!.. Или нет?

Он еще внимательнее вгляделся в темноту.

- Да… Это скорее всего бортовые огни… Теперь я уверен!.. Господи Боже, неужели моему одиночеству наконец-то пришел конец?! Нужно скорее разжечь костер на берегу, чтобы они увидели, что остров не пустынен!

Жоффрей поспешно вскарабкался на пригорок и, соорудив громадный костер из припасенных заранее обломков кораблекрушения и морской травы, который можно было заметить миль за девять-десять, принялся размахивать зажженным факелом.

К этому времени бортовые огни стали ясно различимы и продолжали приближаться к острову.

- Эй, на корабле! - закричал он, набрав в легкие воздуха. Его сильный и громкий голос разнесся далеко за пределы острова.

Казалось, корабль замедлил ход, привлеченный огнем, горевшим на берегу. К часу ночи с лавирующего в волнах галеона - теперь Жоффрей уже хорошо мог разглядеть судно – спустили шлюпку. Еще через четверть часа моряки с густыми, лохматыми бородами, как видно, не знавшими щетки или гребешка, в полинявших фланелевых рубахах, перепоясанные красными кушаками, за которыми были заткнуты по паре огромных тяжелых пистолетов, выскочили из раскачивающейся лодки прямо на скальный берег острова.

- Есть кто живой? – раздался вопрос на португальском языке.

Жоффрей скатился с пригорка прямо им под ноги. В свете пылающего костра он являл собой жутковатое зрелище - обросший, взъерошенный, с лихорадочно горящими глазами... Матросы с галеона уже засомневались, а стоит ли брать на борт столь пугающего своей внешностью человека. А вдруг он вдобавок ко всему еще и сумасшедший? Вокруг послышалось щелканье взводимых курков. Юноша попытался улыбнуться и поднял руки вверх.

- Не стреляйте, я друг, - заговорил он по-португальски. - Мой корабль потерпел крушение, и из всего экипажа спасся только я.

- Назовитесь, - потребовал один из матросов.

- Меня зовут Жоффрей де Пейрак, я состою в родственных связях с Сальвадором де Брито Перейра, губернатором Рио-де-Жанейро.

Моряки переглянулись. Видимо, им было хорошо знакомо это имя. Жоффрей возблагодарил Бога за то, что в свое время тот свел его с Жоао, именем отца которого он сейчас столь бессовестно воспользовался.

- Отведите меня к вашему капитану, - проговорил он твердо. - Я думаю, мне есть что предложить ему в обмен за свое спасение.

Чаши весов качнулись и склонились в его пользу. После недолгих совещаний ему было предложено занять место в лодке, и уже через двадцать минут он поднимался на палубу галеона.