Извиняюсь за такой долгий перерыв - личные обстоятельства
Глава 35. Жоффрей. Освобождение.
- Ну что же, граф, - господин де Тюренн широко улыбнулся Пейраку, - у меня для вас хорошие новости. Вы можете вернуться в свой отель Ботрейи, пока мы не получим дальнейших распоряжений относительно вас от Его величества. Но я уверен, что его решение будет исключительно мягким. В моих же глазах вы полностью оправданы. Единственное, - добавил он, - вам запрещено уезжать из Парижа, пока не будет вынесен окончательный вердикт по вашему делу.
- Благодарю вас, сударь, - Жоффрей чуть склонил голову. - Как скоро я cмогу покинуть эти гостеприимные стены? - он слегка улыбнулся, небрежным жестом обводя комнату для допросов.
- Как только пожелаете. Я отдам нужные распоряжения коменданту.
- Мои друзья тоже получат свободу? - осведомился граф.
- Господа де Лозен и д’Андижос - несомненно, но вот маркиз де Монтеспан...
- Могу ли я походатайствовать за него? - Пейрак со значением взглянул на маршала.
- Вы не боитесь новой провокации с его стороны? - прямо, без околочностей спросил его старый вояка.
- Боюсь? - усмехнулся Жоффрей. - Нет, нисколько. Скорее, опасаюсь за его здоровье. Несмотря на все усилия моего лекаря, он все еще очень плох.
- Да, это так. Должен сказать, что ваше мастерство фехтовальщика вызывает восхищение - такой удар! - Тюренн даже прицокнул языком от восторга. - Особенно, - немного помедлив, продолжил он, - в силу определенных обстоятельств...
- Вы имеете в виду мою хромоту? - Пейрак искренне рассмеялся. - Полноте, ни к чему подбирать слова - вы нисколько меня не задели. Поверьте, мне слишком часто напоминали к месту и не к месту о моем увечье, чтобы теперь это хоть сколько-нибудь меня трогало.
- Я рад, что вы правильно меня поняли, - кивнул головой маршал. - Что ж, я пойду вам навстречу и освобожу господина де Монтеспана. Но вы должны дать мне слово чести, что не будете искать с ним встреч.
- Слово чести, - граф встал и церемонно поклонился.
- Тогда позвольте мне откланяться, - Тюренн отвесил Пейраку не менее церемонный поклон и, водрузив на голову свою шляпу, вышел из допросной.
***
Какое упоение - вернуться домой после тюремных застенков! Соскочив с коня и перекинув поводья слуге, Жоффрей поднялся по ступенькам крыльца. Дворецкий распахнул перед ним двери особняка, и граф, приветливо кивнув ему, прошел внутрь.
- Я буду обедать в столовой, - проговорил он, передавая лакею тяжелый, припорошенный снегом плащ. - Надеюсь, у нас найдется что-то, помимо хлеба и мяса? - улыбнулся Пейрак, видя, как поспешно закивал дворецкий. Избавившись от перчаток и шляпы, Жоффрей добавил: - И пусть мне приготовят ванну.
Поднявшись наверх, он снял с себя всю одежду, небрежно зашвырнул ее подальше в угол, и, накинув халат, который лежал на кровати, словно ожидая своего хозяина, опустился в глубокое кресло у большого камина, который уже успел разжечь расторопный слуга. Пейрак с удовольствием слушал такие привычные звуки родного дома - отдаленное хлопанье дверей, едва различимые голоса прислуги, звук льющейся в ванну воды, которую в бадьях таскали из кухни лакеи... Да уж, стоило провести некоторое время в тюрьме, чтобы его наполняли радостью такие простые вещи. Жоффрей усмехнулся. Пожалуй, скоро он додумается до того, что ему стоит сказать "спасибо" Франсуазе за то, что она упекла его в Консьержери! А кстати, где она?
- Альфонсо, - осведомился он у дворецкого, который зашел доложить, что ванна готова. - Госпожа графиня дома?
- Нет, мессир де Пейрак, мадам еще с утра изволила уехать, не предупредив, куда.
- Хорошо. Доложите мне, когда она изволит появиться, - с легкой иронией проговорил Пейрак.
Встроенный в пол ванной комнаты круглый мраморный бассейн был уже наполнен, и над ним клубился густой пар. Сняв халат, Жоффрей опустился в благоухающую провансальской лавандой теплую воду и на несколько долгих минут отключился от действительности, переживая почти чувственное удовольствие от нежного, едва ощутимого прикосновения воды к своей коже, от блаженного тепла, растекающегося по его телу, от непередаваемо приятного ощущения безмятежности, которое он уже так давно не испытывал... Дворецкий неподвижно застыл у дверей, ведущих из спальни в ванную, чтобы, как только господину что-нибудь понадобится, немедленно исполнить поручение.
Когда первая эйфория прошла, граф, несколько раз окунувшись в воду с головой, обратился к Альфонсо:
- Что-нибудь произошло за время моего отсутствия?
- Я сообщал вам обо всем в письмах, ваша светлость, - дворецкий передал Пейраку кусок зеленого марсельского мыла*.
- А есть что-то, о чем ты меня не уведомлял? - Жоффрей встал и намылился целиком, чувствуя, что въедливый тюремный запах, которым, казалось, пропитались и его одежда, и волосы, и тело, начал наконец-то исчезать.
- Мадам де Пейрак собиралась поехать на маскарад к господину Фуке, который прислал приглашение на прием в Сен-Манде несколько дней назад. Уверен, как только вы увидитесь с ней, она расскажет вам все подробности.
- Не сомневаюсь, - сардоническая улыбка скользнула по губам Пейрака. Ей много чего придется ему рассказать - Франсуаза напрасно надеется, что ее злая шутка сойдет ей с рук. - Что-то еще?
- Все письма, которые приходили вам, заперты в секретере. Я не рискнул передавать их в Консьержери, мессир, - дворецкий с тревогой посмотрел на Жоффрея, гадая, правильно ли он поступил.
- Прекрасно, - воскликнул граф, снова погружаясь в воду. - Я займусь ими после обеда.
***
Среди множества писем - важных и не очень - внимание Пейрака привлекло послание от Контарини. Написанное на рыхлой серой бумаге, все измятое, захватанное грязными пальцами, оно вызывало вполне обоснованную тревогу за человека, который его отправил. Но, пробежавшись глазами по написанным вкривь и вкось строкам, граф вздохнул с облегчением - его друг смог избежать ловушек инквизиции и добраться до Нидерландов, где ему уже ничего не угрожало. Тем не менее, Жоффрея охватило беспокойство и какое-то смутное предчувствие надвигающейся беды. Он встал и, продолжая сжимать письмо в руке, несколько раз прошелся по комнате. История с дуэлью при содействии маршала де Тюренна должна была завершиться благоприятным для него образом, с женой предстоял хоть и тяжелый, но вполне предсказуемый разговор, архиепископ Тулузский был далеко, и его интриги Пейрака сейчас волновали меньше всего. Тогда откуда это чувство, что вокруг него сжимается железный капкан неприятностей?
Подойдя к окну, он некоторое время наблюдал за высоким худым стариком, который неторопливо, то и дело останавливаясь, чтобы перевести дух, нес от колодца, скрытого в глубине сада, ведро с водой. "Дедушка Паскалу совсем сдал," - с внезапной жалостью подумал граф. Верный его дому слуга, поверенный его тайн, кристально честный и простодушный Паскалу... Время не щадит никого...
Чувство неосознанной тревоги заставило его спуститься вниз и, пройдя по длинной галерее с изящными арками, на которые падал отсвет цветных витражей, открыть дверь домашней часовни. Он нечасто заходил сюда, в отличие от Франсуазы, которая, желая продемонстрировать окружающим свое религиозное рвение, проводила здесь много времени. Показная набожность жены не раздражала Жоффрея, скорее - вызывала снисходительную улыбку и отчасти понимание, ведь в насквозь лицемерном светском обществе, к которому они принадлежали, нужно было играть по строго установленным правилам. Франсуаза отлично усвоила, как должно себя вести, и теперь ее умению производить впечатление одновременно истовой праведницы, свято соблюдающей все религиозные предписания, и остроумной жеманницы, блистающей на приемах, можно было лишь поаплодировать. Подумать только, она принимала причастие каждую неделю! Пейрак усмехнулся. Достичь таких высот в искусстве притворства мало кому удавалось, но ведь его супруга - необычная женщина и, стоило признать, весьма умная, возможно, даже чересчур умная для женщины. Но граф видел ее насквозь. За последний год он с невероятной четкостью разглядел в ней расчетливость и желание манипулировать всеми вокруг. Не это ли отвращало его от нее?
Скрестив руки на груди и чуть склонив голову, Пейрак стоял посреди часовни и, казалось, был полностью погружен в молитву. Небольшая молельная, с двумя подушками из кордовской кожи для преклонения колен и с маленьким алтарем зеленого мрамора, над которым висела великолепная картина испанского художника, вызывала в нем приятное ощущение умиротворения. Тут стояла тишина, пахло свечами и ладаном, и не было священника, который своими проповедями отвлекал бы его от общения с Богом. Странно, но один на один с собой Жоффрей видел величие Создателя яснее, чем в самом роскошном храме с торжественным звучанием органа и высокими, будто неземными голосами певчих, несущимися с хоров. Он был глубоко убежден, что вере нужно молчание, когда внутренний диалог устремляет душу ввысь, очищает и облагораживает ее, в то время как недалекий посредник, который своими неумелыми речами и фанатичными догмами отбивает всякую охоту к искренности - лишь мешает.
Мысли графа, хоть и были далеки от традиционной молитвы из затверженных до автоматизма с детства фраз, все же, благодаря окружавшей его обстановке и общему настрою, соединились в логическую цепочку, которая привела его к единственно правильному решению. Интуиция, которая редко подводила Жоффрея, твердила сейчас об опасности, и перестраховаться от возможных неприятностей было бы не только мудро, но и дальновидно. Что с того, если он переусердствует в желании обезопасить себя? Будет намного хуже, если он не подготовится к удару судьбы, ежели такой неожиданно последует.
Пейрак подошел к большой нише в стене за алтарем и в узорах резьбы не без труда отыскал искусно спрятанную замочную скважину. Повернув ключ в замке, граф открыл дверцу, которая бесшумно распахнулась, повернувшись на тщательно смазанных петлях, и увидел в темной глубине тайника большую шкатулку, которую, повинуясь неясному порыву, спрятал здесь некоторое время назад. Целое состояние в золоте и драгоценностях, которое могло сослужить ему неоценимую службу в случае опалы или серьезных неприятностей. Прав ли он был, ограничившись только одним тайником? Не опрометчиво ли поступил? И действительно ли так надежен подземный ход, который он приказал прорыть из Ботрейи за пределы Парижа?
Взяв шкатулку и тщательно заперев потайную дверцу, Жоффрей поднялся к себе. Откинув крышку ларца, он долго смотрел на тусклый блеск золотых изделий, на вспыхивающие яркими гранями драгоценные камни, любовался теплым светом, исходящим от бесценных жемчужин... Здесь - залог его безопасности, капитал, который привлечет на его сторону нужных людей и поможет купить жизнь и свободу, если возникнет угроза потерять и то, и другое. Но одного тайника недостаточно.
Распределив содержимое ларца на две равные части, Пейрак наполнил доверху шкатулку поменьше драгоценностями и, накинув на плечи плащ, спрятал ее в его широких складках. Слугам ни к чему знать, куда и зачем он идет, а ранние сумерки сделают его уход за пределы дома незаметным. Тем более, что у него не было намерения выходить за ворота.
Жоффрей, попав в сад через дверь оранжереи, направился в глубину парка, где около старой, выщебленной временем стены стоял колодец, покрытый куполом из кованого железа. Именно отсюда старик Паскалу носил в дом воду, и именно здесь начинался подземный ход, который шел под погребами соседних домов, вдоль крепостных стен со стороны Бастилии, доходил до предместья Сент-Антуан, а там соединялся со старинными катакомбами и прежним руслом Сены. Но, так как там все уже застроили, Пейрак в свое время велел провести ход дальше, до Венсенского леса, где теперь был выход наружу через разрушенную часовню. Он щедро заплатил трем рабочим, чтобы они хранили тайну. И верный Паскалу был одним из них.
Граф стал медленно опускать в глубину колодца массивную, потемневшую от сырости цепь, на конце которой висело большое деревянное ведро, окованное медью, до тех пор, пока оно не замерло на полпути к воде. Наклонившись, он смог разглядеть в стене деревянную дверцу, к которой вели зачерненные металлические скобы, практически неразличимые на темных, влажных камнях, из которых был сложен колодец. Спустившись по ним вниз, Жоффрей нажал на выступ, который запускал механизм открытия двери, и она тотчас открылась. Пейрак удовлетворенно кивнул - действительно, старый слуга содержал все в идеальном порядке, можно было не сомневаться, что и люк у часовни тоже прекрасно действует.
Выйдя на поверхность у скромного храма, укрытого в лесу, Пейрак разглядел еле виднеющиеся на темном горизонте колокольни Парижа. Чувство какой-то хмельной радости охватило его. Он был свободен, и сейчас - прямо в эту минуту! - мог покинуть столицу без всяких сомнений и сожалений. Его ничего здесь не держало, кроме слова, данного маршалу де Тюренну. И Анжелики... Жоффрей оперся рукой на каменную стену часовни и прикрыл глаза. Как получилось, что он не может выкинуть из головы и из сердца эту девушку? Как, вышло, что она прочно поселилась в его мыслях, отодвигая на задний план все чувства, кроме желания вновь увидеть ее? Находясь в Консьержери, он непрестанно думал о ней, грезил о тех головокружительных поцелуях, что она дарила ему, представлял, как они увидятся снова - случайно, на каком-нибудь приеме, как она вскинет на него свои изумрудные глаза, как ее губ коснется мимолетная улыбка...
Нет, он не может полагаться на волю случая! Да и встречаться с Анжеликой, когда за ними будут наблюдать десятки любопытных глаз, он не хотел. Просить Нинон предоставить им убежище для свидания ему казалось пошлым и недостойным его чувств к девушке. Но желание вновь услышать ее голос, вдохнуть дурманящий аромат ее кожи, прижать к себе ее гибкое тело было непреодолимым. Он перебрал в уме все подходящие варианты, которые дали бы ему возможность встретиться с Анжеликой наедине, и с досадой был вынужден отказался от них. В самом деле, перед ним стояла нелегкая задача - назначить встречу так, чтобы ни ее родственники, ни друзья ничего не заподозрили, чтобы она не почувствовала себя оскорбленной, чтобы он мог увидеться с ней с глазу на глаз... Жоффрей стукнул кулаком по каменной кладке и тут же рассмеялся над собственной горячностью. Да, подумал он, любовь к золотоволосой красавице превратила его в неразумного юнца, но, черт возьми, как же приятно было ощущать вновь бурлящую в жилах кровь и грохочущее в груди сердце, испытывать порывы, о которых он уже позабыл, пресытившись любовью самых разнообразных женщин, к которым не испытывал ничего, кроме мимолетного интереса и легкого пренебрежения, как к красивым игрушкам. После жестоких ударов, которые ему нанесла собственная жена, ему казалось, что он никогда уже не сможет с искренним интересом относиться к женщинам, а в его сердце змеей проникла горечь - частый недуг мужчин, приобретших большой опыт, но не утративших трезвости ума. Теперь же, когда на его жизненном пути появилась Анжелика, он почувствовал, что снова живет, и что все его опасения, сомнения, недоверие тают, словно снег под лучами весеннего солнца. Все казалось незначительным рядом с ней, юной и неопытной феей, не осознающей еще своей колдовской власти над мужскими сердцами, а оттого еще более желанной. Какими чарами она смогла его приворожить, привязать к себе, покорить помимо его воли? Ему нужно было увидеть ее снова, чтобы разобраться во всем...
Пейрак, погруженный в свои мысли, не замечал холода, но порыв пронизывающего до костей ветра, налетевший неизвестно откуда, заставил его зябко поежиться. Да, ему давно уже пора было возвращаться домой, эта прогулка и так слишком затянулась. Но прежде он должен сделать то, зачем пришел сюда - спрятать шкатулку с драгоценностями в основании полуразрушенного алтаря часовни. Маловероятно, что сюда кто-нибудь наведается и найдет его тайник. Если его тревога окажется ложной - что ж, он заберет ларец, когда будет возвращаться домой в Тулузу. Но пока пусть он побудет здесь, надежно спрятанный ото всех, кроме того, кому Жоффрей сможет доверить эту тайну. Задвинув шкатулку в узкую щель под алтарем, граф прикрыл ее камнями, подобранными тут же на полу и, удовлетворенный результатом своих трудов, направился к люку потайного хода. На душе у него стало немного легче, словно ему удалось в очередной раз обойти судьбу.
Поднимаясь по скобам колодца, он заметил какую-то темную тень, склоняющуюся над каменным краем. На секунду замерев, граф с облегчением осознал, что это всего лишь Паскалу.
- Я уже давно жду вас, господин, - проговорил старик, помогая Жоффрею выбраться наружу.
- Не стоило, - отозвался Пейрак, дружески похлопав слугу по плечу. - Ты, наверно, совсем закоченел здесь.
- Это неважно, - расплылся в беззубой улыбке дедушка Паскалу. Услужить хозяину было для него высшей наградой, ради которой можно было стерпеть любые неудобства.
- Ход в отличном состоянии, - проговорил Пейрак и одобрительно кивнул. - Ты отлично несешь службу. Я прикажу выдать тебе вознаграждение.
- Премного благодарен, - слуга низко поклонился.
- А теперь пойдем в дом. Я не отказался бы выпить сейчас бокал красного вина, чтобы согреться, - сказал граф, направляясь к отелю.
Паскалу, поспешно подхватив с земли фонарь, последовал за ним.
- Госпожа графиня уже вернулась? - как бы между делом спросил Жоффрей.
- Да, господин. Узнав, что вас - слава Пресвятой деве! - выпустили из-под ареста, она сказала, что будет ужинать у себя в комнате.
- Очень предусмотрительно, - пробормотал себе под нос Пейрак.
- Приказать накрыть вам в столовой? - подобострастно проговорил старик, желая во что бы то ни стало угодить обожаемому хозяину.
- Пусть принесут поднос с едой в гостиную, - рассеянно проговорил граф. - Я переоденусь после прогулки и спущусь вниз через несколько минут.
- Как вам будет угодно, - с этими словами Паскалу поспешно направился в сторону кухни, около дверей которой сновали слуги, весело переговариваясь и раскатисто смеясь.
Никем незамеченный, Жоффрей вернулся тем же путем, что и уходил. Лишь на миг он задержался в оранжерее, чтобы сорвать с апельсинового дерева цветок флердоранжа. Нежный белоснежный бутон снова разбудил в нем воспоминания об Анжелике и о приеме, который самым невероятным образом перевернул его жизнь. Осторожно обхватив тонкий стебелек пальцами, граф вдохнул чарующий запах, исходящий от полупрозрачных лепестков, и, улыбнувшись краешком рта, направился туда, где хотел бы сейчас находиться меньше всего - в комнату Франсуазы.
Дверь в ее покои была заперта. Он негромко, но настойчиво постучался.
- Марго? - раздался нервный голос из-за дверей.
- Откройте, сударыня, - ровно ответил он.
Несколько томительных мгновений из комнаты не доносилось не звука, потом раздались еле слышные шаги и в замке повернулся ключ. Застыв на пороге и вцепившись рукой в косяк, молодая женщина, бледная, как смерть, тем не менее, с вызовом смотрела на него. Лишь в глубине ее глаз можно было различить страх, лицо же с высоко вздернутым подбородком и упрямо сжатыми губами выражало если не надменность, то фамильную гордость Мортемаров, которой Франсуаза всегда так кичилась. Пейрак в который раз попенял себе за то, что недооценил собственную супругу, за тщеславием и легкомысленностью которой не сразу разглядел железный стержень, несгибаемую волю и желание любыми способами добиться своей цели. Попытка упечь его в Консьержери - это были еще цветочки. Страшно было предположить, какими будут ягодки...
- Вы позволите мне войти? - светски осведомился он, касаясь ладонью двери, чтобы распахнуть ее.
- Думаю, это не очень хорошая идея, - тихо, но непреклонно проговорила Франсуаза.
- О, в самом деле? Отчего же? Вы разве не скучали по мне, мадам? - изобразил искреннее огорчение Жоффрей.
- Не больше, чем вы по мне, сударь, - взгляд ее синих глаз сделался ледяным. - После того, что вы наговорили мне при нашей последней встрече, думаю, нам больше нечего обсуждать.
- Напротив, - усмехнулся граф, - у нас есть множество тем для разговоров. Например, ваш отъезд в Тулузу...
- Мой? - помимо воли воскликнула она. - Но вы говорили...
- Или вы предпочтете стены монастыря? - вкрадчиво продолжил он, не обращая внимания на ее слова. - Говорят, королева Анна Австрийская недавно приобрела для бенедиктинок великолепный монастырь Валь-де-Грас. Кроме того, я слышал, что большим успехом пользуется и монастырь ордена визитандинок в Шайо.
- Вы не посмеете, - сдавленным голосом проговорила Франсуаза.
- Вы так уверены в этом? - он небрежно толкнул плечом дверь, заставив жену попятиться назад, и вошел в комнату. - Вы так набожны, душа моя, так благочестивы, что мне кажется неправильным заставлять вас вести бессмысленную и полную греховных развлечений жизнь здесь, в Париже. Тулуза вас тоже не привлекает, - Пейрак развел руками. - Что же остается?
- Прошу вас, Жоффрей, не будьте жестоки, - лицо женщины дрогнуло, и граф с удовлетворением уловил в устремленном на него взгляде отчаянную мольбу.
Он опустился на пуфик около туалетного столика. Распахнув шкатулку с драгоценностями, Пейрак пропустил между пальцами жемчужное ожерелье, потом достал и расправил на ладони колье с сапфирами, которое недавно подарил Франсуазе.
- Скажите, а вас не трогают страдания бедняков, дорогая? - неожиданно проговорил он, насмешливо взглянув на жену. - Сейчас в моде не только благочестие, но и милосердие. В монастыре вам вряд ли понадобятся все эти украшения, а обитатели Парижского дна будут прославлять вашу доброту вечно, коль скоро вы отблагодетельствуете их таким щедрым пожертвованием...
Молодая графиня выпрямилась.
- Вы хотите, чтобы я извинилась перед вами? Хотите, чтобы я унижалась, валялась у вас в ногах? - голос Франсуазы с каждым словом повышался, и Жоффрей подумал, что еще немного, и она закатит ему настоящую истерику.
- Нет, мадам, ну что вы! - язвительно проговорил он. - Разве такое чудовище, как я, которому самое место в Преисподней, смеет требовать извинений от такого чистого и непорочного ангела, как вы? - граф с треском захлопнул крышку шкатулки. - Каюсь, я был несправедлив к вам, когда вы, как преданная жена, решили навестить меня в тюрьме, и не поверил, что вы сообщили господину де Тюренну о дуэли исключительно из христианских побуждений, - он подался вперед, и глаза его потемнели от гнева. - Как вы сейчас себя чувствуете, сударыня, когда ваш план отправить меня за решетку провалился, а меня отпустили? Правда, мне запрещено до окончательного решения Его величества покидать Париж, но вас-то здесь ничего не держит, не так ли?
Франсуаза промолчала. Только руки, которые она сцепила в замок перед собой, слегка задрожали.
- Вы отвратительны мне, - тихо сказал Жоффрей. - Если раньше я относился к вам, как подобает супругу, то теперь я испытываю чувство гадливости при одной только мысли, что женщина, подобная вам, носит мое имя. Вы - лживое, изворотливое создание, беспринципное и аморальное. Я с удовольствием предпочел бы больше никогда не видеть вас, не слышать, не дышать с вами одним воздухом, но я уверен, что, получив свободу, вы опозорите меня и мой родовой герб самыми гнусными выходками.
Она сделала протестующий жест.
- Вы несогласны? - Пейрак иронично поднял бровь. - Вам кажется, что вы не заслуживаете подобных эпитетов? Смею вам напомнить, что вы предали меня дважды - закрутив роман с маркизом де Монтеспаном и отправив меня в тюрьму. Я не хочу дожидаться следующего удара в спину, мадам. Вам не удасться снова меня одурачить.
С этими словами Жоффрей поднялся и направился к дверям.
- И да, сударыня, когда назначен прием у господина Фуке? - обернувшись, он в упор посмотрел на жену.
- Через неделю, - прошелестела Франсуаза, которая держалась из последних сил, чтобы не расплакаться под его суровым взглядом.
- Прекрасно, - граф кивнул. - У вас уже готов туалет, в котором вы пойдете?
- Это имеет какое-то значение? - она вскинула на него недоумевающий взгляд.
- Несомненно. Вы пока все еще являетесь моей супругой, и ваша обязанность - быть самой нарядной и красивой дамой на этом празднике. Надеюсь, это не будет слишком обременительно для вас.
Оставив ошарашенную Франсуазу осмысливать его слова, он направился к себе. Сопровождать жену на прием у него не было ни малейшего желания, но Жоффрею было необходимо увидеться с суперинтендантом, чтобы обсудить некоторые вопросы, касающиеся Лангедока. К сожалению, его визит в Королевскую академию к мэтру Валантэну оказался напрасным, но кто знает, не сможет ли господин де Мелён поспособствовать его планам. Кроме того, Пейрак был уверен, что у Фуке, известного любителя всего прекрасного и изящного, он встретится с Анжеликой, которую виконт, сраженный красотой девушки, несомненно, тоже пригласит, а ради этого можно было пойти на некоторые неудобства. И конечно же, он должен был показать окружающим, что между ним и Франсуазой царит самое доброе согласие, чтобы даже тень подозрений не коснулась юной мадемуазель из Пуату.
Зайдя в свою комнату, Жоффрей увидел, что на столе - там, где он его и оставил - стоит ларец с драгоценностями. Решив вернуть его на место перед тем, как приступить к ужину, он снова, уже второй раз за день, направился в часовню. Переступая порог молельни, Пейрак весело подумал, что слуги будут поражены таким повышенным благочестием со стороны своего хозяина. Или же решат, что пребывание в тюрьме настроило его грешную душу на религиозный лад. Забавно будет, если завтра он заставит всю челядь истово молиться по нескольку раз на дню и рьяно соблюдать пятничные посты**. Несомненно, тогда они будут костерить его не в пример чаще, чем Дьявола!
Установив на алтарь конделябр с зажженными свечами, граф отпер тайник и поставил туда шкатулку. Немного подумав, он достал из камзола цветок, который сорвал в оранжерее, и аккуратно положил его на резную крышку, словно вместе с сокровищами он оставлял в полутемной нише и тайну своего сердца. Неожиданная мысль пришла ему в голову, когда он поворачивал ключ в замочной скважине. Направляясь в гостиную, где для него был сервирован ужин, Жоффрей уже знал, как встретиться с Анжеликой наедине, чтобы при этом соблюсти все приличия и иметь возможность скрыть их беседу от посторонних ушей...
____________________
*фр. Savon de Marseille - традиционное французское мыло ручного производства из Марселя, которое изготавливается при помощи омыления смеси растительных масел в основном с помощью соды. История марсельского мыла тесно связана с Сирией, с городом Алеппо, где на протяжении тысячетелий делали мыло на основе оливкового масла и масла плодов лавра благородного. После Крестовых походов мыло начало распространяться по Италии и Испании, а затем достигло Марселя. В качестве сырья для марсельского мыла используется оливковое масло Прованса, а в качестве щёлочи - пепел растений, выращенных в солёной воде, в частности солероса.
К 1660 году в Марселе действовали 7 мыловаренных заводов, которые производили около 20 000 тонн мыла. При короле Людовике XIV появился сам термин «марсельское мыло». В то время это было мыло зелёного цвета, которое продавалось в брусках по 5 или 20 кг.
** Пятницы всего года (за некоторыми исключениями) у католиков являются постными днями, вернее, днями воздержания, поскольку связаны с воспоминанием Страстей Христовых.
Она умница, красавица, всех продаст-купит и еще раз продаст, но уже дороже. 
А гувернантка потеряет голову от Анж 
- участник сейчас на форуме